ПОВЕСТЬ О СТАРИННОЙ
ДРУЖБЕ
Владимир ДМИТРЕВСКИЙ
Фото А. Узляна
Горячие дни наступили в колхозе.
Едва лишь солнце бросает первые лучи в Шромское ущелье, пробуждаются все обитатели колхозных усадеб. Разбросанные по склонам гор и совершенно скрытые от глаза буйной субтропической флорой, они угадываются по разнозвучным утренним шумам. Где-то заливисто закричал петух. Ему ответил другой, третий, четвертый, и уже через минуту мощные усилители гарного эхо передают утреннюю петушиную симфонию. Звенит тугая струйка прозрачной воды, пойманная узким горлышком глиняного кувшина. Трещит сухой хворост, пожираемый огнем очагов. Скрипит колесо арбы. А в усадьбе председателя колхоза Михако Орагвелидзе пронзительным голосом завопил павлин.
И вот захлопали калитки—десятки, сотни калиток. По горным тропинкам торопливо идут мужчины и женщины. Все они в соломенных шляпах, широких, как раскрытые зонтики, и с небольшими корзинами за спиной. Это сборщики зеленого чайного листа. Их целая армия: 21 бригада, разбитая на звенья, объединяет более 800 колхозников.
Бригады расходятся по плантациям, звенья занимают свои участки, и вот уже пестрые и белые платья сборщиц мелькают среди яркозеленых кустиков с плоскими, ровно подстриженными верхушками, источающих терпкий и свежий запах, нимало не напоминающий аромат заваренного чая.
Ровно в шесть утра Михако Орагвелидзе выходит из правления колхоза. Это полный крутоплечий человек с открытым румяным лицом, почти до самых глаз — внимательных и веселых — заросшим седеющей щетиной. На нем просторная куртка защитного цвета с большими карманами, такие же галифе, заправленные в шерстяные чулки, и мягкие чувяки. На голове матерчатая панама, вроде тех, какие носят в Средней Азии наши пограничники. Втиснув свое литое тело в кабину автомобиля, представляющего забавный гибрид грузовика и малолитражки, он кричит в самое ухо шоферу — молодому парню, оглохшему в результате тяжкой контузии:
— На первый участок! К Лене Хеладзе!.. Автомобиль фыркает и странными скачками несется по чудовищной горной дороге.
А председатель колхоза тут же засыпает, склонив голову на широкую открытую грудь, С первых дней майской страды Оратвелидзе не ночует у себя дома. С зари и до зари машина председателя колхоза то вползает на гребень горы, то, петляя и дребезжа, мчится вниз, чтобы пересечь долину и вновь карабкаться на высокие склоны, где разбросаны отдельные участки плантаций. Поздно вечером Орагвелидзе совещается с агрономами, вызывает для беседы бригадиров и звеньевых.
Сейчас его машина останавливается перед маленькой белой дощечкой, прибитой к двум чисто обструганным столбикам. На дощечке старательно выписано краской:
«Участок № 1. Звено Елены Хеладзе. Здесь работает Катя Чхаидзе, взявшая обязательство снять 15 тонн с гектара».
Орагвелидзе мгновенно просыпается и выскакивает из машины. К нему подходит Даниил Сардионович Кубуеидзе, сухощавый, жилистый человек с обветренным и запыленным лицом. Кубусидзе только в сентябре 1946 года вернулся в родное селение из армии, где он был старшим сержантом танковых войск. Теперь он руководит шестой бригадой.
—- Как дела, Катя? — спрашивает Орагвелидзе у высокой девушки, опорожняющей малую корзину с листом.
— Ничего, батоно 1. К двенадцати часам надеюсь перевыполнить дневную норму,— бросает девушка, не прекращая работы.
Председатель колхоза и бригадир усаживаются на корточки, закуривают и перебрасываются фразами. Продолговатые яркие глаза Орагвелидзе наполовину прикрыты набухшими, покрасневшими от бессонницы веками. Кажется, что он видит только дым от папиросы, сиреневыми колечками тянущийся из-под усов. Но...
— Дорогая сестра! — внезапно восклицает председатель колхоза, обращаясь к какой-то девушке в голубам платье. — Уже пятый раз ты срываешь флешу с четырьмя листочками. Зачем же своей небрежностью хочешь ты помешать большим делам Лены Хеладзе?
Девушка вспыхивает. Как же заметил батоно Михако нетерпеливый рывок ее
пальцев, захвативших четвертый старый лист? Ведь он сидит довольно далеко и тихо разговаривает о чем-то своем с Даниилом.
Но ничто не пропускает зоркий глаз председателя колхоза. Уже девятый год руководит Михако Орагвелидзе сложным и многообразным хозяйством богатого колхоза. Чай, цитрусы, тунг, кукуруза, виноград, крупный рогатый скот на ферме, пасека...
Круглый год дел по горло. Круглый год здесь не приостанавливаются, не замирают сельскохозяйственные работы.
Вот и сейчас, пошутив с Леной Хеладзе, невысокой и тонкой девушкой в красной вязаной кофточке, улыбающейся из-под широких полей своей шляпы, заглянув в два—три приемочных пункта, разбудив и высмеяв какого-то бригадира, Орагвелидзе велит шоферу везти его на цитрусовые плантации.
К нежно дурманящему аромату цветущих лимонов, апельсинов и мандаринов примешиваются какие-то неприятные, тяжелые запахи. Идет процесс лечения цветущих деревьев бордосской жидкостью и извечная борьба с серебристым клещиком, погибающим от брызг серноизвесткового отвара...
А правее дымит и грохочет высокая гора. опаленная, рыжая, взлохмаченная. По склону ее разбросаны громадные деревья, вывороченные с корнем, с изломанными вершинами и расщепленными стволами. Там, на горе, сейчас хозяйничают аммонал и динамит. Это расчищают 100 гектаров земли под террасы цитрусовых насаждений...
В питомник, на пасеку, на ферму заглядывает председатель колхоза. Но главное сейчас — чай, и Михако Орагвелидзе объезжает все участки, где идет сбор листа.
Поздно вечером в своем маленьком кабинете Михако Орагвелидзе вместе с бухгалтером выслушивает донесения бригадиров и записывает в толстую книгу результаты сбора за истекший день.
— Эге, — говорит он, устало улыбаясь,— Опять десять с половиной тонн.
Бригадиры настороженно молчат. А он строго спрашивает бухгалтера:
— Сколько же мы должны собрать чайного листа за май?
— Сто четырнадцать тонн, — охотно отвечает бухгалтер.
— А сколько собрано, считая сегодняшние десять с половиной тонн?
Бухгалтер щелкает на счетах.
— Сто тридцать четыре тонны, товарищ председатель, — говорит он.
Орагвелидзе медленно, со смешинкой в глазах осматривает бригадиров:
— Так, я думаю, что если все будем работать, как наши девушки: Лена Хеладзе, Катя Чхаидзе, Чучула Убусидзе, — то, пожалуй, майский план выполним! А?
Веселый хохот заглушил последние слова председателя колхоза... Майский план уже перевыполнен на 20 тонн! А впереди еще 8 дней!
Орагвелидзе знает цену хорошей шутки,
сказанной вовремя.1 Почтительное обращение.
Пасека колхоза.
Звеньевая колхоза Екатерина Чхаидзе.
ДРУЖБЕ
Владимир ДМИТРЕВСКИЙ
Фото А. Узляна
Горячие дни наступили в колхозе.
Едва лишь солнце бросает первые лучи в Шромское ущелье, пробуждаются все обитатели колхозных усадеб. Разбросанные по склонам гор и совершенно скрытые от глаза буйной субтропической флорой, они угадываются по разнозвучным утренним шумам. Где-то заливисто закричал петух. Ему ответил другой, третий, четвертый, и уже через минуту мощные усилители гарного эхо передают утреннюю петушиную симфонию. Звенит тугая струйка прозрачной воды, пойманная узким горлышком глиняного кувшина. Трещит сухой хворост, пожираемый огнем очагов. Скрипит колесо арбы. А в усадьбе председателя колхоза Михако Орагвелидзе пронзительным голосом завопил павлин.
И вот захлопали калитки—десятки, сотни калиток. По горным тропинкам торопливо идут мужчины и женщины. Все они в соломенных шляпах, широких, как раскрытые зонтики, и с небольшими корзинами за спиной. Это сборщики зеленого чайного листа. Их целая армия: 21 бригада, разбитая на звенья, объединяет более 800 колхозников.
Бригады расходятся по плантациям, звенья занимают свои участки, и вот уже пестрые и белые платья сборщиц мелькают среди яркозеленых кустиков с плоскими, ровно подстриженными верхушками, источающих терпкий и свежий запах, нимало не напоминающий аромат заваренного чая.
Ровно в шесть утра Михако Орагвелидзе выходит из правления колхоза. Это полный крутоплечий человек с открытым румяным лицом, почти до самых глаз — внимательных и веселых — заросшим седеющей щетиной. На нем просторная куртка защитного цвета с большими карманами, такие же галифе, заправленные в шерстяные чулки, и мягкие чувяки. На голове матерчатая панама, вроде тех, какие носят в Средней Азии наши пограничники. Втиснув свое литое тело в кабину автомобиля, представляющего забавный гибрид грузовика и малолитражки, он кричит в самое ухо шоферу — молодому парню, оглохшему в результате тяжкой контузии:
— На первый участок! К Лене Хеладзе!.. Автомобиль фыркает и странными скачками несется по чудовищной горной дороге.
А председатель колхоза тут же засыпает, склонив голову на широкую открытую грудь, С первых дней майской страды Оратвелидзе не ночует у себя дома. С зари и до зари машина председателя колхоза то вползает на гребень горы, то, петляя и дребезжа, мчится вниз, чтобы пересечь долину и вновь карабкаться на высокие склоны, где разбросаны отдельные участки плантаций. Поздно вечером Орагвелидзе совещается с агрономами, вызывает для беседы бригадиров и звеньевых.
Сейчас его машина останавливается перед маленькой белой дощечкой, прибитой к двум чисто обструганным столбикам. На дощечке старательно выписано краской:
«Участок № 1. Звено Елены Хеладзе. Здесь работает Катя Чхаидзе, взявшая обязательство снять 15 тонн с гектара».
Орагвелидзе мгновенно просыпается и выскакивает из машины. К нему подходит Даниил Сардионович Кубуеидзе, сухощавый, жилистый человек с обветренным и запыленным лицом. Кубусидзе только в сентябре 1946 года вернулся в родное селение из армии, где он был старшим сержантом танковых войск. Теперь он руководит шестой бригадой.
—- Как дела, Катя? — спрашивает Орагвелидзе у высокой девушки, опорожняющей малую корзину с листом.
— Ничего, батоно 1. К двенадцати часам надеюсь перевыполнить дневную норму,— бросает девушка, не прекращая работы.
Председатель колхоза и бригадир усаживаются на корточки, закуривают и перебрасываются фразами. Продолговатые яркие глаза Орагвелидзе наполовину прикрыты набухшими, покрасневшими от бессонницы веками. Кажется, что он видит только дым от папиросы, сиреневыми колечками тянущийся из-под усов. Но...
— Дорогая сестра! — внезапно восклицает председатель колхоза, обращаясь к какой-то девушке в голубам платье. — Уже пятый раз ты срываешь флешу с четырьмя листочками. Зачем же своей небрежностью хочешь ты помешать большим делам Лены Хеладзе?
Девушка вспыхивает. Как же заметил батоно Михако нетерпеливый рывок ее
пальцев, захвативших четвертый старый лист? Ведь он сидит довольно далеко и тихо разговаривает о чем-то своем с Даниилом.
Но ничто не пропускает зоркий глаз председателя колхоза. Уже девятый год руководит Михако Орагвелидзе сложным и многообразным хозяйством богатого колхоза. Чай, цитрусы, тунг, кукуруза, виноград, крупный рогатый скот на ферме, пасека...
Круглый год дел по горло. Круглый год здесь не приостанавливаются, не замирают сельскохозяйственные работы.
Вот и сейчас, пошутив с Леной Хеладзе, невысокой и тонкой девушкой в красной вязаной кофточке, улыбающейся из-под широких полей своей шляпы, заглянув в два—три приемочных пункта, разбудив и высмеяв какого-то бригадира, Орагвелидзе велит шоферу везти его на цитрусовые плантации.
К нежно дурманящему аромату цветущих лимонов, апельсинов и мандаринов примешиваются какие-то неприятные, тяжелые запахи. Идет процесс лечения цветущих деревьев бордосской жидкостью и извечная борьба с серебристым клещиком, погибающим от брызг серноизвесткового отвара...
А правее дымит и грохочет высокая гора. опаленная, рыжая, взлохмаченная. По склону ее разбросаны громадные деревья, вывороченные с корнем, с изломанными вершинами и расщепленными стволами. Там, на горе, сейчас хозяйничают аммонал и динамит. Это расчищают 100 гектаров земли под террасы цитрусовых насаждений...
В питомник, на пасеку, на ферму заглядывает председатель колхоза. Но главное сейчас — чай, и Михако Орагвелидзе объезжает все участки, где идет сбор листа.
Поздно вечером в своем маленьком кабинете Михако Орагвелидзе вместе с бухгалтером выслушивает донесения бригадиров и записывает в толстую книгу результаты сбора за истекший день.
— Эге, — говорит он, устало улыбаясь,— Опять десять с половиной тонн.
Бригадиры настороженно молчат. А он строго спрашивает бухгалтера:
— Сколько же мы должны собрать чайного листа за май?
— Сто четырнадцать тонн, — охотно отвечает бухгалтер.
— А сколько собрано, считая сегодняшние десять с половиной тонн?
Бухгалтер щелкает на счетах.
— Сто тридцать четыре тонны, товарищ председатель, — говорит он.
Орагвелидзе медленно, со смешинкой в глазах осматривает бригадиров:
— Так, я думаю, что если все будем работать, как наши девушки: Лена Хеладзе, Катя Чхаидзе, Чучула Убусидзе, — то, пожалуй, майский план выполним! А?
Веселый хохот заглушил последние слова председателя колхоза... Майский план уже перевыполнен на 20 тонн! А впереди еще 8 дней!
Орагвелидзе знает цену хорошей шутки,
сказанной вовремя.1 Почтительное обращение.
Пасека колхоза.
Звеньевая колхоза Екатерина Чхаидзе.