дели портрет человека, чей образ живет в каждом сердце.
Это он сказал знаменитым ашхабадским конникам, совершившим в 1935 году беспримерный пробег из Ашхабада в Москву:
— Только ясность цели, настойчивость в деле достижения цели и твердость характера, ломающая все и всякие препятствия,— могли обеспечить такую славную победу.
Об этом думала маленькая ковровщица, создавая свой ковер.
* * *
Окна многих ашхабадских квартир выходят в самые Кара-Кумы. Появитесь ли вы здесь днем или ночью, все равно на вас хлынут, словно из пылающей печи, потоки горячего воздуха.
Тысячи жителей столицы постоянно живут мыслью о пустыне. Нельзя себе представить жизнь Ашхабада, не зная о том, что происходит в Кара-Кумах.
Директор Ботанико-растениеводческото института Ораз Мурад Джумаев рассказывает мне о том, что происходит там, за окнами, в глубине пустыни. Он говорит о Каракумском канале, которым живет теперь вся республика. Он говорит о борьбе человека со стихией:
— Вы, вероятно, слышали, что у нас, в Туркмении, каплю воды сравнивают с каплей крови. В поливном земледелии вода для почвы—то же самое, что кровь для человека. Огромные пространства туркменской земли изнывают от жажды. А где-то в стороне протекает река Аму-Дарья, и почти все ее воды бесследно исчезают в Аральском море. И вот теперь мы свидетели величайшего события: воды Аму- Дарьи потекут в пустыню.
Но Джумаев — не свидетель, он участник этого события, которое изменит жизнь республики.
Он прошел пешком по пустыне 1100 километров, чтобы убедиться в возможности строительства Каракумского канала. Находились люди, которые доказывали, что нет удобных для орошения земель и вода на расстоянии 400 километров пойдет зря, не подарив влаги ни одному гектару полезной земли. Ученый опроверг это.
На следующий день я увидел Джумаева в филиале Академии наук на собрании Географического общества. Ученые слушали доклад инженера Ивана Васильевича Болтенкова о предстоящем строительстве Каракумского канала. Я не удивился, увидев среди ученых, актеров, текстильщиц девушку-техника с механического стеклозавода. Эта тема теперь интересует весь Ашхабад, всю Туркмению. Каждая новая деталь строительства повествует о будущем столицы, о будущем республики.
Докладчик называет цифры, показывает планы, схемы. Да, это реальность. Пустыня зацветет! Воды Аму-Дарьи будут биться у стен Ашхабада.
* * *
В Ашхабадском ботаническом саду, у железной калитки, нас встречает Александр Иванович Михельсон. Не смотрите, что ему семьдесят два года. Как только он поведет вас по садовым дорожкам, вы едва поспеете за ним. Александр Иванович помнит, когда каждое из этих деревьев было высажено в землю. Он участвовал в закладке ботанического сада.
— Вот саксаул, царь-император пустыни!—торжественно произносит Александр Иванович.
Вы смотрите на тонкое, почти паутинчатое деревцо, а старик уже ведет вас к стройным соснам:
— Было убеждение, что сосны не могут расти у нас. А растут, да еще как! Пожалуйста, любуйтесь!
В саду собраны деревья со всего мира. Миндаль, гранаты, инжир, японское бумажное, мыльное, уксусное, фисташковое деревья, можжевельник, дикорастущий урюк, песчаная акация.
— Знаете, что я вам доложу?—неожиданно произносит Александр Иванович. — Не быть больше саксаулу царем-императором пустыни. Вот эти его свергнут,— он делает широкий жест в сторону могучих лиственниц.
То, о чем мечтает старый ботаник, имеет самое, прямое отношение к сегодняшней жизни туркменской пустыни. Уже сейчас в Кара-Кумах появилась акация. Пустыня ire легко дается в руки человеку. Помимо зноя и безводья, она часто обнажает свое самое страшное оружие — ветер. Легко подвижные барханные пески способны проглотить целые города, буровые скважины, хлопковые поля. Они зловещи, эти пески. Против них одно средство — древонасаждение в пустыне.
* * *
Ашхабад скорее знаменит своими людьми. чем историческими достопримечательностями. Истые столичные жители с восторгом отзываются о родном городе, но прежде всего они торопятся рассказать о пустыне. Для них она неисчерпаемая сокровищница ценнейших материальных благ, которые должны облегчить жизнь человека, сделать ее еще богаче и красивее. Разговариваете ли вы с государственным мужем или с ученым, с врачом или с наездником ахалтекинских скакунов, с художником или с работницей шелкомотальной фабрики, какого бы возраста ни были ваши собеседники, всякий раз, когда речь зайдет о покорении пустыни, их глаза зажигаются, мысли свежи, остры, омелы. Вы реально начинаете ощущать, как далеко простираются границы, на первый взгляд, тихого города.
Какой бы профессии ни был человек, узнав, что вы впервые в Ашхабаде, он постарается рассказать вам о том, каким пред
ставляется ему будущее республики, и если писатель назовет вам тиражи книг, вышедших в столице, то геолог первым долгом заявит вам, что для него Туркмения — «новое Баку». Он уверит вас в том, что вы ходите но своду, под которым лежат огромные запасы черного золота.
Вы узнаете, как народ, не имевший прежде ни своих книг, ни даже письменности, с жадностью и страстностью создает свою науку и искусство. В одном институте мне назвали фамилию министра, который заочно окончил вуз. Когда начались экзамены, он настойчиво потребовал от преподавателей, чтобы они с утроенной строгостью отнеслись к нему. Туркменский художник Биашим Нурали, чьи картины приобрела Третьяковская галлерея в Москве, известен еще и тем, что вместе с женой соткал ковер, изготовил новый национальный музыкальный инструмент, пишет стихи. Артиста Алты-Карлиева знают в столице как талантливого драматурга. Он написал две пьесы и сам поставил их в театре. В музыкальном училище меня познакомили с женщиной, которая специально переехала из аула в город, чтобы дочь ее могла учиться музыке.
Народ, который жил полуфеодальным строем, создал теперь свою промышленность, имеет своих выдающихся мастеров, стахановцев, передовиков производства.
На общереспубликанском слете стахановцев в Ашхабаде нефтяник из Небит-Дага сказал:
— Прежде в Туркмении знали две профессии: ковровщица и хлопкороб. А теперь!..
В переполненном зале были представлены десятки профессий. Были названы сотни людей, которые создают славу республике.
И всюду — в науке, в промышленности, в театре — вы встретите туркменскую женщину. Это не рабыня, невольница, о которой сложено столько трагических легенд. Это женщина, которая нашла правду, обрела свободу.
Женщина сочетает свои материнские обязанности с государственной деятельностью, работу на фабрике — с учебой. Зайдите в Педагогический институт и вы там познакомитесь с Ораз Бикс Тайтаровой. Сегодня она студентка, вчера была стахановкой шелкомотальной фабрики, завтра (станет педагогом. Тайтарова — депутат Верховного Совета СССР.
Министр легкой промышленности Туркмении Алтыбаева Бахты, бывшая делегатом на Всемирном конгрессе женщин в Париже, рассказала мне, как многие во Франции не верили, что туркменская женщина могла стать министром, А один корреспондент даже спросил:
— Если туркменская женщина выполня
ет столько государственных дел. она, на
Гостиница «Дом Советов».
У здания вокзала.
Это он сказал знаменитым ашхабадским конникам, совершившим в 1935 году беспримерный пробег из Ашхабада в Москву:
— Только ясность цели, настойчивость в деле достижения цели и твердость характера, ломающая все и всякие препятствия,— могли обеспечить такую славную победу.
Об этом думала маленькая ковровщица, создавая свой ковер.
* * *
Окна многих ашхабадских квартир выходят в самые Кара-Кумы. Появитесь ли вы здесь днем или ночью, все равно на вас хлынут, словно из пылающей печи, потоки горячего воздуха.
Тысячи жителей столицы постоянно живут мыслью о пустыне. Нельзя себе представить жизнь Ашхабада, не зная о том, что происходит в Кара-Кумах.
Директор Ботанико-растениеводческото института Ораз Мурад Джумаев рассказывает мне о том, что происходит там, за окнами, в глубине пустыни. Он говорит о Каракумском канале, которым живет теперь вся республика. Он говорит о борьбе человека со стихией:
— Вы, вероятно, слышали, что у нас, в Туркмении, каплю воды сравнивают с каплей крови. В поливном земледелии вода для почвы—то же самое, что кровь для человека. Огромные пространства туркменской земли изнывают от жажды. А где-то в стороне протекает река Аму-Дарья, и почти все ее воды бесследно исчезают в Аральском море. И вот теперь мы свидетели величайшего события: воды Аму- Дарьи потекут в пустыню.
Но Джумаев — не свидетель, он участник этого события, которое изменит жизнь республики.
Он прошел пешком по пустыне 1100 километров, чтобы убедиться в возможности строительства Каракумского канала. Находились люди, которые доказывали, что нет удобных для орошения земель и вода на расстоянии 400 километров пойдет зря, не подарив влаги ни одному гектару полезной земли. Ученый опроверг это.
На следующий день я увидел Джумаева в филиале Академии наук на собрании Географического общества. Ученые слушали доклад инженера Ивана Васильевича Болтенкова о предстоящем строительстве Каракумского канала. Я не удивился, увидев среди ученых, актеров, текстильщиц девушку-техника с механического стеклозавода. Эта тема теперь интересует весь Ашхабад, всю Туркмению. Каждая новая деталь строительства повествует о будущем столицы, о будущем республики.
Докладчик называет цифры, показывает планы, схемы. Да, это реальность. Пустыня зацветет! Воды Аму-Дарьи будут биться у стен Ашхабада.
* * *
В Ашхабадском ботаническом саду, у железной калитки, нас встречает Александр Иванович Михельсон. Не смотрите, что ему семьдесят два года. Как только он поведет вас по садовым дорожкам, вы едва поспеете за ним. Александр Иванович помнит, когда каждое из этих деревьев было высажено в землю. Он участвовал в закладке ботанического сада.
— Вот саксаул, царь-император пустыни!—торжественно произносит Александр Иванович.
Вы смотрите на тонкое, почти паутинчатое деревцо, а старик уже ведет вас к стройным соснам:
— Было убеждение, что сосны не могут расти у нас. А растут, да еще как! Пожалуйста, любуйтесь!
В саду собраны деревья со всего мира. Миндаль, гранаты, инжир, японское бумажное, мыльное, уксусное, фисташковое деревья, можжевельник, дикорастущий урюк, песчаная акация.
— Знаете, что я вам доложу?—неожиданно произносит Александр Иванович. — Не быть больше саксаулу царем-императором пустыни. Вот эти его свергнут,— он делает широкий жест в сторону могучих лиственниц.
То, о чем мечтает старый ботаник, имеет самое, прямое отношение к сегодняшней жизни туркменской пустыни. Уже сейчас в Кара-Кумах появилась акация. Пустыня ire легко дается в руки человеку. Помимо зноя и безводья, она часто обнажает свое самое страшное оружие — ветер. Легко подвижные барханные пески способны проглотить целые города, буровые скважины, хлопковые поля. Они зловещи, эти пески. Против них одно средство — древонасаждение в пустыне.
* * *
Ашхабад скорее знаменит своими людьми. чем историческими достопримечательностями. Истые столичные жители с восторгом отзываются о родном городе, но прежде всего они торопятся рассказать о пустыне. Для них она неисчерпаемая сокровищница ценнейших материальных благ, которые должны облегчить жизнь человека, сделать ее еще богаче и красивее. Разговариваете ли вы с государственным мужем или с ученым, с врачом или с наездником ахалтекинских скакунов, с художником или с работницей шелкомотальной фабрики, какого бы возраста ни были ваши собеседники, всякий раз, когда речь зайдет о покорении пустыни, их глаза зажигаются, мысли свежи, остры, омелы. Вы реально начинаете ощущать, как далеко простираются границы, на первый взгляд, тихого города.
Какой бы профессии ни был человек, узнав, что вы впервые в Ашхабаде, он постарается рассказать вам о том, каким пред
ставляется ему будущее республики, и если писатель назовет вам тиражи книг, вышедших в столице, то геолог первым долгом заявит вам, что для него Туркмения — «новое Баку». Он уверит вас в том, что вы ходите но своду, под которым лежат огромные запасы черного золота.
Вы узнаете, как народ, не имевший прежде ни своих книг, ни даже письменности, с жадностью и страстностью создает свою науку и искусство. В одном институте мне назвали фамилию министра, который заочно окончил вуз. Когда начались экзамены, он настойчиво потребовал от преподавателей, чтобы они с утроенной строгостью отнеслись к нему. Туркменский художник Биашим Нурали, чьи картины приобрела Третьяковская галлерея в Москве, известен еще и тем, что вместе с женой соткал ковер, изготовил новый национальный музыкальный инструмент, пишет стихи. Артиста Алты-Карлиева знают в столице как талантливого драматурга. Он написал две пьесы и сам поставил их в театре. В музыкальном училище меня познакомили с женщиной, которая специально переехала из аула в город, чтобы дочь ее могла учиться музыке.
Народ, который жил полуфеодальным строем, создал теперь свою промышленность, имеет своих выдающихся мастеров, стахановцев, передовиков производства.
На общереспубликанском слете стахановцев в Ашхабаде нефтяник из Небит-Дага сказал:
— Прежде в Туркмении знали две профессии: ковровщица и хлопкороб. А теперь!..
В переполненном зале были представлены десятки профессий. Были названы сотни людей, которые создают славу республике.
И всюду — в науке, в промышленности, в театре — вы встретите туркменскую женщину. Это не рабыня, невольница, о которой сложено столько трагических легенд. Это женщина, которая нашла правду, обрела свободу.
Женщина сочетает свои материнские обязанности с государственной деятельностью, работу на фабрике — с учебой. Зайдите в Педагогический институт и вы там познакомитесь с Ораз Бикс Тайтаровой. Сегодня она студентка, вчера была стахановкой шелкомотальной фабрики, завтра (станет педагогом. Тайтарова — депутат Верховного Совета СССР.
Министр легкой промышленности Туркмении Алтыбаева Бахты, бывшая делегатом на Всемирном конгрессе женщин в Париже, рассказала мне, как многие во Франции не верили, что туркменская женщина могла стать министром, А один корреспондент даже спросил:
— Если туркменская женщина выполня
ет столько государственных дел. она, на
Гостиница «Дом Советов».
У здания вокзала.