NARNOW- WERFT OLKSEIGENER BETRIEB
Молодое поколение рабочих верфи. Слева направо: Макс Френх, Вальтраут Заборовская и Роберт Рёринг.
пешком, на велосипедах, в заплечных мешках гвозди перетащили на верфь.
16 августа 1945 года состоялось первое собрание рабочих, их было уже 28 человек. Выбрали заводской совет. Большинство участников собрания знало толк в рабочих организациях, к тому же среди них было несколько коммунистов и социал-демократов. Но многое люди уже забыли, настоящего профсоюза у них тоже не было. Профсоюз тоже надо было создавать из 28 человек.
Кому принадлежала тогда верфь? Собственно, никому. Официально ею управляли из Ростока, оттуда назначали и руководителей верфи, одни кое-что понимали в судостроении, другие нет.
Руководители сменяли друг друга, рабочие оставались. Они уже начали строить мелкие парусные рыболовные суда и продавали их по цене от 1 200 до 2 тысяч марок
за штуку. Получали и мелкие заказы от верфи «Нептун» в Ростоке.
И вдруг-это уже было летом 1946 года — вернулись Крегеры. Они прибыли из Западной Германиии. Они привезли с собой те части машин, которые утащили год тому назад. Почему они вернулись? Видимо, рассчитывали установить хорошие отношения с новыми властями, показать, что они добрые, безобидные бюргеры, которые желают только добра. Среди этого «добра» была, разумеется, и верфь.
Мы устроили собрание, и заводской совет поставил вопрос: работать снова на Крегеров или не работать? Из сотни присутствовавших рабочих только один проголосовал за Крегеров. Почему так случилось? Было ли у нас уже тогда чувство, что верфь принадлежит нам?.. Должно быть, нет. Но зато мы твердо знали: Крегеры это уже отрезанный
Те, кто закладывал основание нынешней верфи Варнов. Слева направо: Кляус Бухенау, Фриц Шредер, Вилли Брюггеман, Хейн Дювель, Отто Шульц, Бенно Хинц, Давид Багдан, Элизабета Гешке,
ломоть, они удрали с нацистами, а мы продолжали работать. Значит, Крегеры сами себе подписали приговор.
Так и простояли перед нами братья Крегеры, двое рослых мужчин с рюкзаками за плечами, а потом уехали на своих велосипедах обратно в Западную Германию.
Шестеро стариков подтверждают рассказ медленными кивками. А рабочий Брюггеман говорит:
— Это был конец капитализма на верфи богатеев Крегеров. С тех пор ее стали называть просто — верфь Варнов.
В 1947 году в Варнемюнде приплыл невиданный флот. Он состоял из буксиров и катеров, из грузовых барж и баркасов, и даже один пловучий кран грузоподъемностью 25 тонн торжественно проследовал в гавань. На судах было полно людеймужчин, женщин, детей,-все они с любопытством разглядывали новое место. Они везли с собою свертки с постелями и коекакую домашнюю утварь, мужчины держали в руках как нечто драгоценное рабочий инструмент. Это были рабочие-судостроители, переселенцы, они прибыли из Штеттина.
Человек, руководивший этим огромным транспортом, был советским офицером. Худощавый и мрачноватый, но отнюдь не злой. Он стоял на носу корабля и говорил одному немецкому судостроителю:
— Здесь вы и построите себе большую верфь. И сами будете хозяевами.
Рабочий его звали Отто Шульц,-возможно, и не уловил тогда полностью смысла этих слов, но ему как-то стало боязно: легкое ли дело быть хозяином! Он покачал головой.
Нет, не смогу,- сказал он.
Ничего, сможешь,- сказал офицер. Это был капитан Зубков.
Сейчас Шульц работает старшим мастером на верфи Варнов, руководит большим отделением в цехе.
Знаете, когда мне стало ясно, что верфь принадлежит нам? говорит он мне.Я это уразумел тогда, от русского, от Зубкова. И еще я понял тогда а мне уж было немало лет, за шестой десяток,- я понял тогда, что мы, рабочие, если захотим, сможем все сделать!
Судостроители, которых привез в Варнемюнде капитан Зубков, остались там работать. Они разместились по всей округе — в отелях и пансионах, куда раньше съезжались любители рыбной ловли из крупных чиновников и богатых купцов, где отставные кавалеристы с вечно недовольными женами и шумливыми детьми проводили праздничные каникулы. Приезжие рабочие образовали племя строителей новой верфи, все еще небольшое пока, но вокруг него оседало уже много людей с других производств и из других мест.
По округе сразу стало известно, что в Варнемюнде можно найти работу, что там строят. И люди приходили, потому что нуждались в работе, а может быть, и потому, что после всех разрушений войны у них была естественная потребность делать что-нибудь полезное. Приходили рабочие, которые строили до войны авиационные заводы Мессершмитта и Фокке-Вульфа, приходили и строители заводов Хейнкеля в Ростоке. Каждый день прибывали переселенцы, крестьяне из близлежащих деревень, приезжали люди даже из Доберана и Гюстрова. Многим до сих пор приходится ездить из дому на работу за 40 километров. По мере того, как росла новая верфь, росло у людей и новое чувство — чувство принадлежности к большому коллективу. Рабочие уже говорили между собой: «Это мы построили такую посудину, мы, из верфи Варнов».
И вот наступил день, когда на верфь пришел для капитального переоборудования первый большой корабль. Это был советский пароход «Азия». Судно казалось великаном на фоне пустынного поля; собственно говоря, верфь все еще была пустынной, заболоченной землей, усеянной обломками взорванных цехов «Арадо» и флотских причалов. И раз уж предстояло начинать большую работу — перестройку таких судов, как «Азия» или «Сибирь», которая вскоре тоже пришла сюда,-надо было сначала очистить территорию верфи. Территорию очистили сами судостроители. Жизнь медленно, но верно вступала на новые, для многих еще непонятные и удивительные пути.
Большие советские корабли, стоявшие у причалов верфи, были
как бы символом новой жизни и новых задач. Верфь до сих пор ни разу еще не бралась за такие заказы. Самые большие суда, которые строились здесь раньше,это были суда в 70 тонн водоизмещением и метров 18-20 в длину. Это были рыболовные баркасы. А тут, поди-ка, сразу...
Правда, на верфи стоял уже 25-тонный кран, прибыли новые рабочие. Работал здесь советский инженер-капитан Гольдберг, наблюдавший за переоборудованием обоих больших кораблей. Он появился как-то незаметно: рано утром шедшие на смену рабочие увидели его у одного из бараков, он с увлечением делал утреннюю гимнастику.
Многие из рабочих верфи Варнов и сейчас вспоминают о капитане Гольдберге.
— Вот это был человек! — говорят они.-Он знал, что к чему. Если уж ты сам не справляешься с делом или у тебя какая забота, обращайся к нему, он всегда поможет, даст совет, укажет выход...
«Азия» и «Сибирь» уже давно бороздят моря и океаны. В Балтийском море плавает и учебное судно «Вильгельм Пик» — первенец верфи, гордость его строителей. У причалов стоят суда в 20 тысяч тонн — такие, как «Советский Союз», «Нахимов», «Юрий Долгорукий»; стальные корпуса этих кораблей подняты с морского дна. Высокие мачты кораблей, их трубы видны издали. Они заново перестроены от киля до мостика и скоро выйдут в море вслед за своими старшими братьями...
Верфь выпускает изящные речные прогулочные пароходы; они ходят на пассажирских линиях по Волге и Дону, через мощные шлюзы канала имени Ленина, по вновь созданному Цимлянскому морю. Верфь готовится к постройке грузового судна в 10 тысяч тонн; к концу пятилетки этот корабль поднимет торговый флаг ГДР, флаг мира, который будет развеваться во всех гаванях земного шара.
Верфь все равно что человек. Человек растет и все время ставит себе новые задачи и не может их не ставить, ибо это значило бы перестать работать, жить,
расти. Верфь, выношенная в тягчайшее время, рожденная среди развалин, созданная мозолистыми руками рабочих, получила B 1948 году свое окончательное имя: «Народное предприятие верфь Варнов». С этого времени начинается и новая эпоха в ее жизни — эпоха планов, сначала двухлетнего, а потом пятилетнего. Теперь уже не те времена, когда пятеро рабочих пользовались одним молотком, а на десятерых приходилась одна стамеска, когда станки и машины приходилось собирать по одиночке нивесть где. Болотная равнина осушена, перепланирована. Тяжелые железобетонные сваи для будущих цехов и строений вбиваются в землю. В 1949 году, в день первомайского праздника,— на верфи тогда работало уже 3 600 человек — был торжественно заложен судостроительный цех No 1. В 1950-м построили здание управления верфи, через год появилась поликлиника, банные и душевые установки, за ними — новые столовые, детские сады, жилые дома для рабочих. Прошел еще год, и вот уже сооружен дом общественных организаций, вступают в строй первые цехи корабельного оборудования. Новый большой судостроительный цех был готов к сроку в 1953 году. Закладываются новые цехи. Вырастают гигантские стальные опоры кабель-крана, а под ними—бетонные ложа стапелей, еще отделенные от моря дамбой. Строится теплоцентраль, строится, строится...
А в 1955 году? А в последующие годы?
Раз есть чувство доверия к собственной работе, к собственному государству, то и музыка будущего звучит, как простейшая реальность. Что будет на верфи Варнов?
В одном конце огромного цеха режутся и свариваются стальные плиты. Они движутся дальше и соединяются в тяжелые секции корабля, весом в 20 тонн каждая. Секции покидают цех, чтобы сплотиться в еще более тяжелые
ВЕТСКИЙ СОЮЗ
Решающим событием в истории верфи было получение заказов из Советского Союза на капитальный ремонт и переоборудование мощных пассажирских теплоходов.
части корабля — по 50 тонн. Кабель-кран хватает их и ставит на стапели. Оттуда стальной остов судна скользит в свою стихию воду. Затем корпус корабля двигается дальше вдоль достроечной набережной, и тут его облепляют со всех сторон монтажники, они оснащают судно от стекла в иллюминаторе до верхушки такелажа. Корабли движутся в такте и ритме труда, вперед от цеха к цеху, пока, наконец, силой собственных двигателей не отправятся в пробный рейс.
Все это будет, все это уже есть без капиталистов. Никто не стрижет купонов из пота рабочих верфи Варнов! На производственных совещаниях при поддержке инженеров рабочие обсуждают, как лучше строить. Они сами решают, какими должны быть условия труда и все, что облегчает им работу, поддерживает здоровье, помогает растить и учить детей. В партийной организации верфи обдумывается вся ее жизнь и будущее. Сами рабочие избирают свои органы, избирают свое правительство, формируют жизнь республики, закладывают фундамент новой жизни всей Германии.
Верфь не только подобна человеку, верфь это и есть люди, которые на ней работают.
Люди верфи не лишены, конечно, внутренних противоречий. Они пришли из разных, отдаленных друг от друга районов страны и здесь, найдя работу, пустили корни. Они происходят из самых разнообразных слоев общества, поразному их воспитывали, и различны владеющие ими предрассудки. Развиваются люди верфи Варнов с разной быстротой, многие переживают внутренний кризис, и переживания одного часто не похожи на переживания другого. Но всем им одинаково свойственно чувство коллектива.
Для такого человека, как старый обер-мастер Шульц, решающим был день, когда советский капитан Зубков поселил в нем уверенность, что он справится с новыми задачами. Шульц человек, которого нелегко вызвать на веселое слово,— сейчас говорит с ясной улыбкой:
— Сколько людей вышло здесь из моих рук!
Он разумеет под этим прежних батраков или домашних работниц, из которых он воспитал судостроителей; он имеет в виду и коренных судостроителей. Шульц знает, что и сам не избежал этих перемен. Со всей убежденностью пожилого человека обер-мастер говорит в своей медлительной манере:
— Раньше я работал только для того, чтобы добывать хлеб. Теперь у меня такое чувство, что верфь принадлежит и мне!..
У активиста Роберта Рёринга, бригадира корабельных слесарей, перелом в сознании наступил на первом же производственном совещании. До этого, до 1949 года, он работал в маленьких частных фирмах — он называет их «рубленой капустой». Часто Рёрингу приходилось видеть, как хозяин оборачивал деньги на черном рынке в то время, как его дети сидели без куска хлеба.
— На этом первом производственном совещании здесь, на верфи,— говорит Рёринг,— я сидел тихо, молчал, слушал. И вдруг я подумал: как это они могут так разговаривать? Разве верфь принадлежит им, рабочим? И тут я заметил, что и с мастерами разговор идет какой-то другой и с инженерами тоже: так, как вообще человек разговаривает с человеком... «А раз это так,— подумал я,- то, видно, надо и мне поразмыслить насчет своей рабоТЫ...»
Вальтраут Заборовская еще молода: ей всего 25 лет. Но она уже сменный мастер, а до этого была бригадиром первой женской
7