Гусь-Хрустальный 

В. ПОЛТОРАЦКИЙ 

Рисунки В. Высоцкого. 

Фото С. Раскина. 

Среди великого множества небольших городов и рабочих поселков, в общем очень похожих друг на друга, есть и такие, которые имеют свое лицо, свои неповторимые особенности. Таковы, например, уральский городок Златоуст, знаменитый клинками какой-то волшебной закалки, многославный город машиностроителей Сормово, или Павлово-на-Оке, известный производством ножниц, замков и ножичков, или Палех, это старинное гнездо народных художников... 

К таким городам относится и Гусь-Хрустальный — родина русского хрусталя. 

Почти двести лет тому назад, в 1756 году, у истоков лесной реки Гусь, в шестидесяти верстах от Владимира, был построен небольшой стекольный завод, на котором впервые в России стали делать посуду из хрусталя. Владельцем этого завода был орловский купец Аким Мальцев. 

На той же реке Гусь, при впадении ее в Оку, тогда уже существовал железоделатель

Тревки 

Сергей 

51. 

умер 

Сергей Васильевич Травкин старейший гравер по хрусталю. 

ный завод Баташовых Гусь-Железный. В отличие от баташовского Мальцев назвал свой завод Гусем-Хрустальным. 

Дело Мальцевых разрасталось. К началу XX века, кроме хрустального завода, в Гусе уже имелись хлопчатобумажная фабрика, лесопилка, кирпичное заведение, а в рабочем поселке насчитывалось около двенадцати тысяч жителей. 

Своеобразен был облик поселка. Улицы его походили одна на другую. Ровными шпалерами, как солдаты, стояли одноэтажные кирпичные домики в два и в четыре окошка. Домики назывались «половинками», потому что каждый был разделен на две половины, для двух отдельных семей. Домики, имевшие два окошка по фасаду, назывались просто «половинками», четырехоконные же, имевшие пристройку, именовались «половинкой с кухней». 

В «половинках» жили конторщики, мастера, словом, привилегированная часть населения. Подручные мастеров и чернорабочие ютились в больших казармах. 

Казармы назывались собственными именами: «Питерская», «Генеральская», «Золотая». Но за пышными названиями их скрывалась страшная бедность. 

В каждой было сто с лишним маленьких темных каморок, разделенных между собою легкой перегородкой, не доходившей до потолка. Кухня была одна на всех, общая. В ней вечно царили ссоры и драки... 

Перелистывая старые, дореволюционные комплекты газеты «Владимирец», я нашел там заметку, в которой описывался быт гусевской рабочей казармы. Вот краткие выдержки из этого описания: 

«...Чаще всего живут в каморках по две семьи в 8—10 душ. Каждая семья занимает кровать, обнесенную легкой занавеской, тут же кругом сложено горами тряпье, хламье, развешивается на смены скудное платье, а зимой в каморках сушат белье. Вентиляции нет, воздух промозглый и спертый. Спят вповалку, и дети с ранних лет приучаются видеть сцены, которые их могут только развращать...» 

В 1923 году в Гусь-Хрустальный приезжал М. И. Калинин. Он побывал на Хрустальном заводе и потом заглянул в бывшую «Золотую» казарму. В одной из каморок в это время справляли свадьбу. Михаил Иванович удивился тому, что гости плясали на табуретках. 

— У нас такой обычай, — объяснили ему. 

Этот обычай был рожден теснотой. Когда в каморках устраивались пирушки и собирались гости, то развернуться им было негде, а душа требовала простора. Вот люди и приловчились плясать там, где сидели, вернее, на чем сидели... 

Все постройки в Гусь-Хрустальном были «господскими». Иметь «собственность» ни рабочим, ни служащим не разрешалось. Даже единственный в поселке магазин принадлежал все тому же хозяину, а заезжие купцы допускались в поселок лишь два раза в году: ле

том «на троицу» и осенью на праздник Акима и Анны. 

При выезде из поселка стояли полосатые шлагбаумы. Они как бы отгораживали Гусь от всей остальной России, как бы утверждали здесь свой, особый закон, хозяйский суд и управу. 

Если кто-нибудь из рабочих не угодил заводскому управляющему или в чем-нибудь провинился, следовал строгий приказ: 

— Вышвырнуть за шлагбаум! 

И вот человека с семьей, с малыми ребятами, хоть в дождь, хоть в мороз, вышвыривали из квартиры, гнали вон из поселка за полосатый шлагбаум. 

С течением времени на пустыре за шлагбаумом возникла маленькая, убогая слободка, где обитали горемыки, вышвырнутые с завода. Она так и называлась «Вышвырка». 

Те, кто жил в этой несчастной «Вышвырке», не имели права посылать детей своих в школу, в случае болезни не имели права обращаться к заводскому врачу. 

Вот в таких-то ужасных условиях жили и работали удивительные гусевские мастера — стекловары, стеклодувы, алмазчики. 

В центре поселка стояло черное, закопченное здание гуты. Там варилось стекло. Ночами над гутой вставало багровое зарево. С утра до позднего вечера не умолкал пронзительный звон, словно пьяный гуляка в железных сапогах ходил по стеклянной посуде, давил и бил ее вдребезги. Но люди, прислушиваясь к этому звону, говорили: 

— Гута работает. 

Чтобы сварить обыкновенное стекло, берут в определенных дозах белый промытый песок, поташ, соду... В специальных печах при температуре 1 400 градусов эта смесь превращается в вязкую массу. Для получения хрусталя к обыкновенной смеси добавляют еще свинцовую окись, которая придает стеклу особую прозрачность и, как говорят в Гусе, «музыку». Высокосортный хрусталь необыкновенно певуч. Стоит подуть на хрустальную вазу, и она уже откликнется запоет, зазвенит мелодичным, серебряным голосом. 

Варить стекло нелегкое дело. Составление смеси требует исключительной точности. Важно, чтобы в печи стекло было чистым и вязким, чтобы ни в коем случае не попал в него воздух и не было оно испорчено «мошкой», то есть мелкими пузырьками, чтобы не перестоялось. 

Вот уже кажется, что и по цвету и по вязкости стекло готово, но стекловар, нахмурившись, говорит: 

Еще чуть-чуть, 

Тайна этого «чуть-чуть» была доступна только ему, чародею, кудеснику. 

Теперь все это делается по-другому. Уже изобретены контрольные приборы, составле