На текстильном комбинате имени Сталина в часы смены.
В долине Мюзекье
В албанском пейзаже почти нет горизонтальных линий. Всё горы и горы окружали нас. Если дорога, то она либо спускается в долину, либо подымается на перевал; если река, то она сбегает вниз, огибая скалы и холмы, падая и кипя, в грохоте и брызгах. Наподобие лестниц поднимаются по склону холмов террасы полей, а вокруг оливы, оливы, ОЛИВЫ...
Албанцы говорят: «Правда, что наша земля маленькая, но если бы разгладить все горы,-ого, сколько места заняла бы Албания!»
В одном месте земля разглажена. Крестьянин с гор, попавший сюда, восклицал удивленно: «Как же так, едешь, едешь и все равнина!»
Действительно, едва ли не на сто километров раскинулась долина Мюзекье.
Иногда по сторонам дороги поднимается болотный тростник. Высотой в пять шесть метров, он заслоняет окрестности, и мы видим тогда лишь узкий зеленый коридор. Там, где тростника нет,
4
открываются взгляду подернутые синевой дали, деревни, разбросанные по долине. В одном месте встретился перекресток. Одна дорога продолжала стремиться прямо, а другая уводила в деревню, расположенную километрах в пяти. Мы свернули туда. Сразу машину окружило облако полдневной мелкой, как пудра, пыли. Эта же почти белая пыль обильно лежала на придорожной зелени.
День был воскресный. Завидев машину, крестьяне, гулявшие по деревне, высыпали за околицу посмотреть, кто и зачем приехал. Узнав, что мы из Советского Союза, и пожилые мужчины, и девушки, и детвора окружили нас плотной толпой. Каждый считал своим долгом пожать нам руку. И мы рады были пожать в ответ тяжелые, грубоватые руки албанских земледельцев.
Деревня эта называется Вери. В ней сельскохозяйственный кооператив имени Первого мая. Через несколько минут мы сидели в конторе кооператива, ели виноград и беседовали с крестьянами.
Ни один человек, работающий ныне в кооперативе, не имел и вершка земли. Вся она в округе принадлежала бею Сеиду Вриони. Дома наши, рассказывает один из крестьян,— стояли на его земле. Он мог сказать в любую минуту: «Покидай дом, уходи, куда хочешь». Да и разве можно было назвать домами те плетенные из тростника или из прутьев хижины, в которых мы ютились?! Беи запрещали нам иметь в домах трубы, в которые выходил бы дым от очага. Прямо на полу разводили костер, а дым валил из щелей и окон. Так и жили.
Зачем же нужно было хозяину это?
Вот, дескать, он хозяин, у него есть труба! А мы его рабы, как бы рабочий скот, у нас трубы быть не должно. То же и с окнами. Щелочки были вместо окон.
С трудом верилось в то, что нам говорили. В середине двадцатого века дома без труб и печей, щели вместо окон!..
Крестьяне рассказывали нам, как они работали исполу. Снесла курица два яйца — одно отдай хозяину. Есть литр молока половину отлей ему же. И так во всем. Когда поднялись партизаны, вся деревня присоединилась к ним. Поэтому всю ее до последней хижины сожгли гитлеровские каратели. Беи объединились в банду; она действовала заодно с фашистами. Но участь и тех и других была уже решена. И вот наступил день — народная власть сказала золотые слова: «Земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает». Крестьянам даже не верилось поначалу: «Как же так? У каждого своя земля?!» В первые дни, как только решили объединяться в кооператив, некуда было поставить волов, которых привели с собой. Пришлось снова разводить их по дворам. Не знали железного плуга, а тут сразу появились тракторы. Тяжелые! Боялись, что землю испортят, не знали, как к ним подступиться. А теперь даже девушки водят машины.
Нам показали девушку лет семнадцати, круглолицую, с золотистыми волосами и таким же золотистым пушком над верхней гу
Главный дирижер тиранского театра Мустафа Крантья.
20 No291
Погрузка битума в Дурресском порту.
бой, одетую в брюки и куртку. Она смутилась и выбежала из комнаты.
— Это наша Мерфан Мето. На тракторе она боевая, а тут, видно, стесняется. Молодо зелено...
— Ну, а быков теперь есть куда ставить?
— Еще бы! Два скотных двора построили, зернохранилище, птицеферму, крольчатник, а кроме того ясли, амбулаторию, читальню, школу. Около трехсот детишек учится в ней. Учителя свои появились.
Перемены, происшедшие здесь за годы народной власти, были для нас ясны. Узнали мы, что искоренена малярия, что сейчас вся долина Мюзекье орошается, что с каждым годом крестьяне отвоевывают землю у болот. Хотелось все же сопоставить хотя бы две цифры. У одного из крестьян, окруживших нас, я спросил, как его зовут.
— Марко Кордье,— отвечал он.
— Рядовой член кооператива?
Да.
Скажите, Марко Кордье, сколько и какие продукты давал