НЕ ТОЙ ДОРОГОЙ
В порядке обсуждения
«Хорошо бы... хорошо бы...».
Такой эпиграф можно было бы поставить к статье Б. Рейх «Вниманию Посредрабиса»... Но одно дело — «хорошо бы», а совсем другое — «возможно ли?». Больной, проклятый вопрос об актерской безработице не перестает быть злобой дня вот уж сколько времени. Однако, кроме платонических воздыханий, ничего ниоткуда невстречаешь. Предлагаемые рецепты чаще всего столь же безответственны, сколь и нелепы. Увы! Воздыхания В. Рйха приходится отнести к этой же категории.
В России всегда было огромное количество безработных актеров. Русский актер всегда являлся, мягко выражаясь, передвижником, никогда не знавшим, что его ждет завтра. И, если угодно, до революции слет актеров в Москве был значительно больше, чем сейчас. Ведь мостовую Рождественки занимают не одни только актеры. Там, наоборот, преобладают работники других цехов. Рабиса, в большинстве таких категорий, которые раньше никакого стыка с актерским миром не имели, или «нанимались» совсем иным способом. Трудовое объединение и производственный принцип сомкнули массу раньше разрозненных людей, а неопытному глазу кажется, будто все это одни «жрецы Мельпомены». На самом же деле количество безработных актеров уже к концу октября было таким, что не было никакой возможности составить одну более или менее сносную труппу, ну, скажем, для Егорьевска (столица не из мировых).
Революция вызвала к жизни национальнокультурное возрождение целого ряда народностей. Их художественная культура строится теперь так, что в первую голову создаются национальные театры, естественно вытесняющие со сцены русскую речь. С каждым годом русский театральный рынок все заметнее суживается. От нас отпал целый ряд областей с такими значительными рынками актерского сбыта, как Варшава, Лодзь, Вильно, Рига, Либава, Ревель и массой более мелких пунктов, где из года в год пристраивались русские труппы. А разве Харьков, Киев, Одесса, Баку, Тифлис, Минск, Витебск— разве эти и десятки более мелких городов, — при нашей национальной политике с ее
равнением на культурное строительство нацменьшинств— разве не потеряли 3/4 своей емкости?
А ведь количество актеров не убавилось против прежнего. Школы и драмкружки выпускают ежегодно сотни свежих актеров. Другое дело — чего стоит наш современный актерский молодняк. Но он есть, и густо заполняет ряды безработных. Правда, благодаря революции профессиональные актеры стали залетать туда, где большинство населения вообще не знало, что такое театр. Тем не менее, равнодействующей между притоком новых сценических площадок и наплывом актеров еще нет и так скоро не может быть. А наше экономическое положение не дает нам возможности подвести твердую материальную базу даже под театры в крупных губернских городах. Не потому директора набирают труппу в ноябре, что они все лето бьют баклуши, а потому, что в схеме местного бюджета искусству, к сожалению, все еще отводится последнее место. На долю театра выпадают бюджетные хвостики, и тот из директоров, кому удается раньше ухватить такой хвостик—раньше и прискакивает в Москву. Не спорю, — плохо это, очень плохо, но от неурядиц объективного порядка избавиться не так просто.
Значит ли это, что надо покориться обстановке и ждать лучшего будущего? Вовсе нет! Но не следует также думать, что можно отделаться пустословием. Кто без работы в актерской среде? Главным образом, женщины, старые актеры, сделавшиеся тугими на ухо (то-есть инвалиды) и зеленый молодняк, не выговаривающий 30 букв из алфавита. Иначе говоря, клиентуру Посредрабиса составляют в большинство случаев либо элементы, совершенно уже непригодные к сценической работе, либо совсем слабые. Женщины же толкутся на бирже труда не потому, что советские драматурги не пишут для них ролей. Это лишь часть причины, но не вся она. Как хотите, но будь я директором, я бы тоже не взял 75-летнюю мадам на амплуа молодой героини. А сколько их «вечно молодых»??! Потолкайтесь хорошенько на Рождественке, посмотрите внимательнее и узнаете, что безработица значительно разрядилась бы, если бы актрисы захотели переключиться на другое амплуа — педагогическую работу или кружководство. Наконец, учтите, что
МОСКОВСКИЙ ПРОЕКЦИОННЫЙ ТЕАТР
Из беседы с руководителями театра
Традиционная форма драмы старого театра, позволяет развертывать событие только через личность. Герой, или герои ведут драму. Все, выходящее за пределы воздействия героя, не получает отражения на сцене. В этом же плане обрабатываются и исторические события.
Такая подача материала имеет свои преимущества. Главнейшая из них—экономия средств театрального воздействия, упрощение события, ясность и легкость его восприятия. Но все эти преимущества достигаются за счет искажения подлинных причин события. Драма старой формы, в соответствии с буржуазной исторической наукой, дает полную возможность подтасовывать факты. Она заставляет зрителя верить в значение личности в каждом событии, каково бы не было его значение.
В настоящий момент традиции буржуазного театра являются весьма стеснительными и можно отметить целый ряд попыток реформировать
драму. В пьесы последнего времени вводятся отрывки сцен, не имеющие прямого касательства к основному действию, но дающие возможность полнее представить событие. Однако, введенные в драму старой формы Такие параллельные сцены загромождают пьесу, превращая ее в обозрение. Конструкция старой драмы не терпит таких отклонений и становится ясным, что обновить форму драмы при помощи полумер—нельзя.
Равным образом безуспешны и попытки вывести на сцену активные массы. Масса, народ, в драме старой формы попрежнему остается лишь сценическим эффектом. Народ только подыгрывает главному герою. В худших случаях — в некоторых современных драмах за народом оставляются функции «божьего перста», высшего судьи, носителя внеклассовой справедливости.
Естественно, что такое положение представляется совершенно неудовлетворительным. Автор-марксист по существу своего миропонима
В порядке обсуждения
«Хорошо бы... хорошо бы...».
Такой эпиграф можно было бы поставить к статье Б. Рейх «Вниманию Посредрабиса»... Но одно дело — «хорошо бы», а совсем другое — «возможно ли?». Больной, проклятый вопрос об актерской безработице не перестает быть злобой дня вот уж сколько времени. Однако, кроме платонических воздыханий, ничего ниоткуда невстречаешь. Предлагаемые рецепты чаще всего столь же безответственны, сколь и нелепы. Увы! Воздыхания В. Рйха приходится отнести к этой же категории.
В России всегда было огромное количество безработных актеров. Русский актер всегда являлся, мягко выражаясь, передвижником, никогда не знавшим, что его ждет завтра. И, если угодно, до революции слет актеров в Москве был значительно больше, чем сейчас. Ведь мостовую Рождественки занимают не одни только актеры. Там, наоборот, преобладают работники других цехов. Рабиса, в большинстве таких категорий, которые раньше никакого стыка с актерским миром не имели, или «нанимались» совсем иным способом. Трудовое объединение и производственный принцип сомкнули массу раньше разрозненных людей, а неопытному глазу кажется, будто все это одни «жрецы Мельпомены». На самом же деле количество безработных актеров уже к концу октября было таким, что не было никакой возможности составить одну более или менее сносную труппу, ну, скажем, для Егорьевска (столица не из мировых).
Революция вызвала к жизни национальнокультурное возрождение целого ряда народностей. Их художественная культура строится теперь так, что в первую голову создаются национальные театры, естественно вытесняющие со сцены русскую речь. С каждым годом русский театральный рынок все заметнее суживается. От нас отпал целый ряд областей с такими значительными рынками актерского сбыта, как Варшава, Лодзь, Вильно, Рига, Либава, Ревель и массой более мелких пунктов, где из года в год пристраивались русские труппы. А разве Харьков, Киев, Одесса, Баку, Тифлис, Минск, Витебск— разве эти и десятки более мелких городов, — при нашей национальной политике с ее
равнением на культурное строительство нацменьшинств— разве не потеряли 3/4 своей емкости?
А ведь количество актеров не убавилось против прежнего. Школы и драмкружки выпускают ежегодно сотни свежих актеров. Другое дело — чего стоит наш современный актерский молодняк. Но он есть, и густо заполняет ряды безработных. Правда, благодаря революции профессиональные актеры стали залетать туда, где большинство населения вообще не знало, что такое театр. Тем не менее, равнодействующей между притоком новых сценических площадок и наплывом актеров еще нет и так скоро не может быть. А наше экономическое положение не дает нам возможности подвести твердую материальную базу даже под театры в крупных губернских городах. Не потому директора набирают труппу в ноябре, что они все лето бьют баклуши, а потому, что в схеме местного бюджета искусству, к сожалению, все еще отводится последнее место. На долю театра выпадают бюджетные хвостики, и тот из директоров, кому удается раньше ухватить такой хвостик—раньше и прискакивает в Москву. Не спорю, — плохо это, очень плохо, но от неурядиц объективного порядка избавиться не так просто.
Значит ли это, что надо покориться обстановке и ждать лучшего будущего? Вовсе нет! Но не следует также думать, что можно отделаться пустословием. Кто без работы в актерской среде? Главным образом, женщины, старые актеры, сделавшиеся тугими на ухо (то-есть инвалиды) и зеленый молодняк, не выговаривающий 30 букв из алфавита. Иначе говоря, клиентуру Посредрабиса составляют в большинство случаев либо элементы, совершенно уже непригодные к сценической работе, либо совсем слабые. Женщины же толкутся на бирже труда не потому, что советские драматурги не пишут для них ролей. Это лишь часть причины, но не вся она. Как хотите, но будь я директором, я бы тоже не взял 75-летнюю мадам на амплуа молодой героини. А сколько их «вечно молодых»??! Потолкайтесь хорошенько на Рождественке, посмотрите внимательнее и узнаете, что безработица значительно разрядилась бы, если бы актрисы захотели переключиться на другое амплуа — педагогическую работу или кружководство. Наконец, учтите, что
МОСКОВСКИЙ ПРОЕКЦИОННЫЙ ТЕАТР
Из беседы с руководителями театра
Традиционная форма драмы старого театра, позволяет развертывать событие только через личность. Герой, или герои ведут драму. Все, выходящее за пределы воздействия героя, не получает отражения на сцене. В этом же плане обрабатываются и исторические события.
Такая подача материала имеет свои преимущества. Главнейшая из них—экономия средств театрального воздействия, упрощение события, ясность и легкость его восприятия. Но все эти преимущества достигаются за счет искажения подлинных причин события. Драма старой формы, в соответствии с буржуазной исторической наукой, дает полную возможность подтасовывать факты. Она заставляет зрителя верить в значение личности в каждом событии, каково бы не было его значение.
В настоящий момент традиции буржуазного театра являются весьма стеснительными и можно отметить целый ряд попыток реформировать
драму. В пьесы последнего времени вводятся отрывки сцен, не имеющие прямого касательства к основному действию, но дающие возможность полнее представить событие. Однако, введенные в драму старой формы Такие параллельные сцены загромождают пьесу, превращая ее в обозрение. Конструкция старой драмы не терпит таких отклонений и становится ясным, что обновить форму драмы при помощи полумер—нельзя.
Равным образом безуспешны и попытки вывести на сцену активные массы. Масса, народ, в драме старой формы попрежнему остается лишь сценическим эффектом. Народ только подыгрывает главному герою. В худших случаях — в некоторых современных драмах за народом оставляются функции «божьего перста», высшего судьи, носителя внеклассовой справедливости.
Естественно, что такое положение представляется совершенно неудовлетворительным. Автор-марксист по существу своего миропонима