постепенное отмирание» (т. Маца). Некоторые представители «Октября» не так терпеливы и обрекают его на скоропостижную смерть. Приходится констатировать, что и здесь «Октябрь» под маской марксистских положений преподносит досужее лефовское измышление, повторяя его близорукие деляческие умозаключения относительно «картин в рамах», которые выполняют будто бы только украшательские функции и являются специфическим буржуазным продуктом. Мы утверждаем, что станковая живопись выполняет те же функции, что и другие виды станковых искусств, т. е. искусств, не имеющих непосредственно утилитарного применения, как, например, литература, театр, игровая фильма. Это те категории искусства, которые представляют собой идеологические надстройки в наиболее четко-выраженной форме. Отличие между ними только в специфичности их средств. Считая станковую живопись отмирающим искусством, надо распространить это заключение и на все категории станковых искусств. Леф и в этом вопросе не боялся быть последовательным. «Стоит ли культивировать театр, как некую коробочную био-механику, музыку, как некий сконденсированный шарманный шум, а искусство слова, как какую-то лабораторию рече-ковки», — восклицает он в своей прямолинейности. Эта теория гибели искусств «in corpore» имеет под собой чисто буржуазные корни. «Пусть буржуазия в своем старческом самомнении, — пишет Меринг, — воображает, что раз она обречена на смерть, то должно умереть и искусство. Мы питаем твердые надежды... что последний поэт исчезнет с лица земли с последним человеком. 1
Условия реконструктивного периода, широко развертывающееся социалистическое строительство выдвигает вопрос о производственных искусствах, как наиболее актуальный. С гипертрофией станковизма действительно надо покончить. Завладеть производством, сделать его массовую продукцию активным фактором социалистической стройки — неотложная задача искусства, требующая большой консолидации сил на производственном полюсе. Но это отнюдь не означает, что нужно петь отходную станковому искусству или пренебрежительно отворачиваться от него. Оперируя конкретным образом, станковая живопись выполняет чрезвычайно важные функции идеологического порядка. Позиция игнорирования не приведет
ее, конечно, к смерти. Но лишенная руководства, она, несомненно, будет обречена на ряд метаний и тяжелых ошибок.
Изобразительное искусство не только мощное орудие эмоционального заряжения. Как и другие виды искусств, оно может выполнять и познавательные функции, активно организуя сознание зрителя, раскрывая действительность и пути воздействия на действительность в образах. Класс, борющийся за свое утверждение, кровно заинтересован в том, чтобы трезво разбираться во всей сложной обстановке его борьбы и роста. И, наоборот, класс нисходящий отворачивается от действительности, которая говорит ему о его неминуемой смерти. Отсюда важность познавательной стороны пролетарского искусства, отсюда и чрезвычайно существенное значение, которое в настоящем периоде развития имеет реалистическое искусство, искусство, раскрывающее действительность под углом зрения пролетариата, организующее не только эмоции, но и сознание. В этом коренном вопросе о творческом методе «Октябрь» совершает коренную ошибку. Не дав себе труда разграничить мелкий натуралистический бытовизм от реализма широкого социального охвата, он с пеной у рта обрушивается на реалистическое искусство, не жалея самых сильных выражений для его дискредитации (мещанский», «пассивно-созерцательный», «бесплодно копирующий действительность», «связывающий энергию и волю пролетариата» и т. д. )
Надо специальными шорами огородиться от действительности, чтобы так искажать воздействие реалистического искусства. Мы отмежевываемся от эпигонства и полагаем, что пролетарское искусство найдет органически присущую ему живую и новую реалистическую форму. Однако, достаточно вспомнить, какую роль выполняли картины Давида в эпоху французской революции или передвижническая живопись в эпоху своего подъема, чтобы убедиться, что эти функции ни в какой мере не были ни пассивными, ни расслабляющими революционную волю.
Похоронив искусство по всем его разделам с большей или меньшей торжественностью, «Октябрь» тем не менее считает возможным провозгласить, что намеченные им пути подготовляют почву для величайшего расцвета пролетарского искусства. Остается только недоуменно развести руками и спросить — слеп «Октябрь» или нарочно закрывает глаза?
Претворение в жизнь принципов «Октября» могло бы завести растущее и неокрепшее еще пролетарское искусство в самоубийственный тупик, куда несколько лет назад Леф привел было своих приспешников и оруженосцев, — вот почему мы считаем установку «Октября» гнилой и бесперспективной, разоружающей пролетариат перед лицом классового врага, вот почему мы боремся с этой установкой и будем призывать к борьбе с ней всех пролетарских и близких пролетариату художников.
1 Чрезвычайно любопытно указать, кто первый пришел к лефовской формулировке относительно отмирания станкового искусства. Этот почтенный предтеча Лефа и «Октября» не кто иной, как... Савва Мамонтов. В «Дневнике Брюсова», в записи февраль-март встречаем следующие строки: «На субботе художников встретил однажды Савву Мамонтова.... он... стал развивать свою мысль, что художество от делания картин в рамах, которые некуда девать, как повесить на стену, должно перейти к работе нужных всем, но художественных вещей» (как видим при поразительном тождестве формулировки установка Мамонтова даже шире: он считал, что нужные вещи могут быть и художественны).
Условия реконструктивного периода, широко развертывающееся социалистическое строительство выдвигает вопрос о производственных искусствах, как наиболее актуальный. С гипертрофией станковизма действительно надо покончить. Завладеть производством, сделать его массовую продукцию активным фактором социалистической стройки — неотложная задача искусства, требующая большой консолидации сил на производственном полюсе. Но это отнюдь не означает, что нужно петь отходную станковому искусству или пренебрежительно отворачиваться от него. Оперируя конкретным образом, станковая живопись выполняет чрезвычайно важные функции идеологического порядка. Позиция игнорирования не приведет
ее, конечно, к смерти. Но лишенная руководства, она, несомненно, будет обречена на ряд метаний и тяжелых ошибок.
Изобразительное искусство не только мощное орудие эмоционального заряжения. Как и другие виды искусств, оно может выполнять и познавательные функции, активно организуя сознание зрителя, раскрывая действительность и пути воздействия на действительность в образах. Класс, борющийся за свое утверждение, кровно заинтересован в том, чтобы трезво разбираться во всей сложной обстановке его борьбы и роста. И, наоборот, класс нисходящий отворачивается от действительности, которая говорит ему о его неминуемой смерти. Отсюда важность познавательной стороны пролетарского искусства, отсюда и чрезвычайно существенное значение, которое в настоящем периоде развития имеет реалистическое искусство, искусство, раскрывающее действительность под углом зрения пролетариата, организующее не только эмоции, но и сознание. В этом коренном вопросе о творческом методе «Октябрь» совершает коренную ошибку. Не дав себе труда разграничить мелкий натуралистический бытовизм от реализма широкого социального охвата, он с пеной у рта обрушивается на реалистическое искусство, не жалея самых сильных выражений для его дискредитации (мещанский», «пассивно-созерцательный», «бесплодно копирующий действительность», «связывающий энергию и волю пролетариата» и т. д. )
Надо специальными шорами огородиться от действительности, чтобы так искажать воздействие реалистического искусства. Мы отмежевываемся от эпигонства и полагаем, что пролетарское искусство найдет органически присущую ему живую и новую реалистическую форму. Однако, достаточно вспомнить, какую роль выполняли картины Давида в эпоху французской революции или передвижническая живопись в эпоху своего подъема, чтобы убедиться, что эти функции ни в какой мере не были ни пассивными, ни расслабляющими революционную волю.
Похоронив искусство по всем его разделам с большей или меньшей торжественностью, «Октябрь» тем не менее считает возможным провозгласить, что намеченные им пути подготовляют почву для величайшего расцвета пролетарского искусства. Остается только недоуменно развести руками и спросить — слеп «Октябрь» или нарочно закрывает глаза?
Претворение в жизнь принципов «Октября» могло бы завести растущее и неокрепшее еще пролетарское искусство в самоубийственный тупик, куда несколько лет назад Леф привел было своих приспешников и оруженосцев, — вот почему мы считаем установку «Октября» гнилой и бесперспективной, разоружающей пролетариат перед лицом классового врага, вот почему мы боремся с этой установкой и будем призывать к борьбе с ней всех пролетарских и близких пролетариату художников.
1 Чрезвычайно любопытно указать, кто первый пришел к лефовской формулировке относительно отмирания станкового искусства. Этот почтенный предтеча Лефа и «Октября» не кто иной, как... Савва Мамонтов. В «Дневнике Брюсова», в записи февраль-март встречаем следующие строки: «На субботе художников встретил однажды Савву Мамонтова.... он... стал развивать свою мысль, что художество от делания картин в рамах, которые некуда девать, как повесить на стену, должно перейти к работе нужных всем, но художественных вещей» (как видим при поразительном тождестве формулировки установка Мамонтова даже шире: он считал, что нужные вещи могут быть и художественны).