и реформы Александра II; я не могу считать его негоднымъ, пока цари, даже менѣе великіе духомъ, чѣмъ эти, всетаки, по мѣрѣ разумѣнія, хотятъ добра своей родинѣ. Но зачѣмъ же вы отнимаете у насъ эту вѣру, зачѣмъ вы сознательно подрываете уваженіе къ строю, у котораго и безъ того число противниковъ растетъ съ каждымъ днемъ? Какое зрѣлище дали вы сейчасъ всему міру? Безсовѣстные люди, отдаваясь неразумному антисемитизму, устроили разграбленіе и избіеніе жалкихъ и смирныхъ подданныхъ своего же царя, — Министерство Внутреннихъ Дѣлъ это позволило и этому помогло, а Министерство Юстиціи своимъ судомъ это оправдало и освятило. Какой иной выводъ можно сдѣлать изъ кишиневскаго дѣла? Я самъ не вѣрю этому выводу, пока мнѣ не объяснятъ, съ какой цѣлью, даже съ точки зрѣнія Министерства Внутреннихъ Дѣлъ, можно было желать погрома. Но факты сложились такъ неотразимо, поведеніе властей такъ краснорѣчиво, что можно не вѣрить, но нельзя возражать. Зачѣмъ же поступили вы такъ, какъ будто хотѣли нарочно вызвать въ умахъ именно такое представленіе? Что же слѣдуетъ дальше? Кѣмъ же кончаются виновные — подумали ли вы объ этомъ? И одно изъ двухъ: либо Государь зналъ про погромъ и тоже одобрилъ его — но даже одно это предположеніе есть уже измѣна своему Государю —, либо онъ про это не зналъ. Но тогда что же сказать въ пользу порядка, въ которомъ глава государства, именемъ коего творятъ управленіе и судъ, воля котораго законъ, не знаетъ про то, про что знаетъ, чѣмъ возмущается весь образованный и читающій міръ?! Если самодержавный строй обезпечиваетъ министрамъ такой произволъ и обрекаетъ Государя на такое невѣдѣніе, то не значитъ ли, что онъ отжилъ свой что вѣкъ, онъ болѣе невозможенъ? Не на гг. Плеве и Муравьева пало осужденіемъ кишиневское дѣло, а на самодержавный строй нашей страны — и въ этомъ роковое значеніе дѣла.
Знаю я, что наше самодержавіе сильно, что административная машина крѣпка. Но этого мало. Самодержавіе держится въ государствѣ не одною матеріальною силою. Законъ хорошо понимаетъ это, ибо караетъ (ст. 252 и др. ) за попытку уронить также и духовную мощь самодержавія, за попытку вызвать въ умахъ отрицательное къ нему отношеніе. Онъ смотритъ на это духовное ослабленіе самодержавія тоже какъ на возстаніе, какъ на попытку ниспровергнуть его силой. Не касаясь вопроса о цѣлесообразности исключительно репрессивной системы самозащиты, я только указываю на то, что съ точки зрѣнія самого правительства ему мало тѣхъ штыковъ, на которые оно опирается, — ему надо еще сочувствіе, духовная поддержка народа. А развѣ не видитъ правительство, что не студенческіе крики „долой самодержавіе! “, за которые оно теперь ссылаетъ въ Сибирь по 252 ст. улож., а правительственныя дѣянія въ родѣ кишиневской эпопеи роняютъ престижъ Государей, поселяя смуту въ самыхъ спокойныхъ умахъ? Если Министръ Юстиціи въ дѣлѣ, весьма щекотливомъ, сумѣлъ оградить достоинство судебнаго вѣдомства, то почему же въ кишиневскомъ дѣлѣ не захотѣлъ онъ оградить достоинства самодержавія? Если ужасный слухъ — истина, если руки Министра Внутреннихъ Дѣлъ замараны кровью евреевъ, то Министръ Юстиціи, какъ вѣрноподданный своего Государя, долженъ былъ разоблачить это, чтобы не дѣлать главу государства, чтобы не дѣлать всего государственнаго строя отвѣтственнымъ за ошибку, за преступленіе одного. Если же это была неправда, если власть ни при чемъ, то онъ долженъ былъ помочь власти оправдаться, долженъ былъ съ осязательной ясностью убѣдить всѣхъ, кто ищетъ правды, что всѣ виновные раскрыты, что все, что въ силахъ сдѣлать человѣческій умъ, все сдѣлано, что ничего не упущено. Вмѣсто этого, онъ оставилъ дѣло неразъясненнымъ, а правительство подъ сильнымъ подозрѣніемъ. Теперь, когда правительству такъ нужна духовная поддержка страны, теперь, когда на арену вышелъ новый врагъ, когда, можетъ быть, скоро потребуются всѣ матеріальныя и духовныя силы страны, теперь, въ минуту общаго недовольства властью, она на глазахъ всего свѣта сознательно покрывается несмываемой кровью кишиневскихъ звѣрствъ. Умно ли это, патріотично ли это? Или и вы, тѣ, которымъ вѣритъ Государь, и вы злорадно привѣтствуете паденіе самодержавнаго строя? R. R.
Самодержавіе
и гражданскія права.
Намъ пишутъ изъ Петербурга:
Лѣтъ тридцать тому назадъ мы нерѣдко читали обвинительные акты противъ молодыхъ людей за то, что они собираются „въ болѣе или менѣе отдаленномъ будущемъ ниспровергнуть существующій порядокъ“; ихъ обвиняли въ томъ, что они колеблютъ „основы“, не признавая собственности. Масса молодыхъ силъ, вслѣдствіе этихъ обвиненій, годами сидѣла въ тюрьмахъ, пошла на каторгу и въ ссылку. Эти люди, быть можетъ, заблуждались, но
никто не упрекаетъ ихъ въ томъ, что они дѣйствовали своекорыстно.
За послѣднее время наше самодержавіе, повидимому, предчувствуя свои послѣдніе дни, все чаще и чаще колеблетъ „основы“, нарушая законныя права частныхъ лицъ, не дожидаясь однако для этого „болѣе или менѣе отдаленнаго будущаго“. На-дняхъ кредитная канцелярія была извѣщена о состоявшемся Высочайшемъ повелѣніи спять съ торговъ имѣніе г. N.; такъ какъ банка, въ которомъ заложено данное имѣніе, указано не было, то первая мысль была о Дворянскомъ Банкѣ, потому что никому въ голову не приходило, что возможно, даже для самодержца, снять съ торговъ безъ уплаты недоимокъ имѣніе, заложенное въ частномъ банкѣ, права котораго ограждены Высочайше утвержденнымъ уставомъ. Оказалось, что „по нынѣшнимъ временамъ“ все возможно — и Тульскій банкъ принужденъ былъ подчиниться волѣ самодержца.
Не очень давно было въ окружномъ судѣ лучшее дѣло! Наслѣдники покойнаго варшавскаго генералъ-губернатора, князя Имеретинскаго, предъявили имущественный искъ къ его вдовѣ. Искъ былъ, повидимому, неосновательный, что по закону и предстояло бы выяснить суду. Для этого суды и существуютъ. Но княгиня пошла инымъ путемъ въ защитѣ своихъ имущественныхъ интересовъ и написала письмо къ Государю съ просьбой прекратить дѣло, а Николай II, ничтоже сумняся, повелѣлъ прекратить гражданскій искъ...
Но подрываніе „основъ“ собственности самодержавіемъ идетъ еще далѣе. Было два случая, а, можетъ быть, и болѣе, уничтоженія купчихъ крѣпостей по Высочайшему повелѣнію. Въ одномъ случаѣ кн. X. пожелалъ возвратить себѣ родовое имѣніе, проданное двадцать лѣтъ тому назадъ какому-то купцу. Новый владѣлецъ не желалъ разставаться съ гнѣздомъ, въ которомъ провелъ, можетъ быть, третью часть своей жизни, и когда состоялось Высочайшее повелѣніе о возвращеніи имѣнія въ родъ кн. X., владѣлецъ, узнавъ о волѣ Монарха изъ частной телеграммы, въ одну ночь вырубилъ вѣковой паркъ, окружавшій усадьбу.
Въ другомъ случаѣ, купчая, сдѣланная г. Ростомъ на имѣніе кн. Голицына-Остермана, была уничтожена по Высочайшему повелѣнію, а купленное г. Ростомъ имѣніе принято по той же цѣнѣ въ удѣлъ.
Къ той же категоріи фактовъ, по существу, относится состоявшаяся года два тому назадъ покупка изъ Государственныхъ Имуществъ въ „Государевы имѣнія“, т. е. въ личную собственность Николая И, въ одной изъ губерній Царства Польскаго 35 тысячъ десятинъ лѣса. Этотъ лѣсъ арендовался Императорской охотой за 15000 рублей и купленъ въ личную собственность Государя на основаніи капитализаціи этого платежа изъ обычнаго процента, т. е. примѣрно за 300 тысячъ руб. Между тѣмъ, по мѣстнымъ продажнымъ цѣнамъ, этотъ лѣсъ стоитъ не менѣе 100 милл. руб. Неудивительно, что подобные образчики колебанія „основъ“ развиваютъ во всѣхъ слояхъ общества „смуту“, при чемъ даже такіе столпы абсолютизма, какъ Виссаріонъ Комаровъ, не находятъ другого сравненія для переживаемой эпохи, какъ съ царствованіемъ печальной памяти Павла I.
Благонамѣренный обыватель.
Второе письмо армянскаго патріарха къ Николаю II.
Намъ доставлено нижеслѣдующее письмо армянскаго патріарха къ Николаю II:
Его Величеству Августѣйшему Государю Императору.
Католикоса всѣхъ армянъ всеподданнѣйшая мольба.
Дозволь, Всемилостивѣйшій Государь, принять мнѣ смѣлость открыть душу передъ Вашимъ Величествомъ въ письмѣ, долженствующемъ замѣнить личное предстательство мое передъ славнымъ Престоломъ Твоимъ, гдѣ я надѣялся высказать невыразимое горе, гнетущее меня. Восьмидесятичетырехлѣтнимъ старцемъ я рѣшился на нелегкій трудъ, на далекое путешествіе, чтобы имѣть счастье лично предстать передъ свѣтлый ликъ Твой; но, увы! — передо мною былъ закрытъ путь, открытый для всѣхъ.
Господинъ Министръ Внутреннихъ Дѣлъ въ оффиціальномъ письмѣ заявляетъ мнѣ, что Ваше Императорское Величество соизволили обратить вниманіе на дѣйствія мои, являющіяся будто бы выраженіемъ неповиновенія Высочайшему Царскому повелѣнію. Нѣтъ, Государь! святъ для меня правый царскій судъ. Но великій грѣхъ взялъ на душу тотъ, кто въ такомъ свѣтѣ выставилъ меня передъ добрымъ и милосерднымъ Государемъ моимъ. Разрѣши же мнѣ, Всемилостивѣйшій: Государь, имѣть смѣлость раскрыть, не утаивая ничего, истину и представить дѣло на правый судъ Вашего Величества.
Смиреніе и благоговѣйная религіозность въ духѣ ученія Спасителя нашего всегда были отличительными чертами характера католикоса всѣхъ армянъ, воспитаннаго на Святомъ Писаніи, Имъ же преподана мнѣ заповѣдь повиновенія власть имущимъ міра сего. Сей обѣтъ послушанія я всегда исполнялъ и исполняю по совѣсти.
Въ тотъ торжественный день, когда долженъ былъ быть совершенъ обрядъ мѵропомазанія моего, меня предварительно пригласили присягнуть передъ святымъ алтаремъ Эчміадзинскаго храма, цѣлуя крестъ и Евангеліе на вѣрное подданство и послушаніе Государю Императору. Въ тотъ же день я принесъ присягу быть вѣрнымъ хранителемъ вѣками освященныхъ завѣтовъ церкви и блюстителемъ общихъ правъ ея и Патріаршаго Престола. Въ силу сего обѣта я являюсь не полномочнымъ обладателемъ церкви, чтобы быть въ правѣ лишить ее распоряженія сво
Знаю я, что наше самодержавіе сильно, что административная машина крѣпка. Но этого мало. Самодержавіе держится въ государствѣ не одною матеріальною силою. Законъ хорошо понимаетъ это, ибо караетъ (ст. 252 и др. ) за попытку уронить также и духовную мощь самодержавія, за попытку вызвать въ умахъ отрицательное къ нему отношеніе. Онъ смотритъ на это духовное ослабленіе самодержавія тоже какъ на возстаніе, какъ на попытку ниспровергнуть его силой. Не касаясь вопроса о цѣлесообразности исключительно репрессивной системы самозащиты, я только указываю на то, что съ точки зрѣнія самого правительства ему мало тѣхъ штыковъ, на которые оно опирается, — ему надо еще сочувствіе, духовная поддержка народа. А развѣ не видитъ правительство, что не студенческіе крики „долой самодержавіе! “, за которые оно теперь ссылаетъ въ Сибирь по 252 ст. улож., а правительственныя дѣянія въ родѣ кишиневской эпопеи роняютъ престижъ Государей, поселяя смуту въ самыхъ спокойныхъ умахъ? Если Министръ Юстиціи въ дѣлѣ, весьма щекотливомъ, сумѣлъ оградить достоинство судебнаго вѣдомства, то почему же въ кишиневскомъ дѣлѣ не захотѣлъ онъ оградить достоинства самодержавія? Если ужасный слухъ — истина, если руки Министра Внутреннихъ Дѣлъ замараны кровью евреевъ, то Министръ Юстиціи, какъ вѣрноподданный своего Государя, долженъ былъ разоблачить это, чтобы не дѣлать главу государства, чтобы не дѣлать всего государственнаго строя отвѣтственнымъ за ошибку, за преступленіе одного. Если же это была неправда, если власть ни при чемъ, то онъ долженъ былъ помочь власти оправдаться, долженъ былъ съ осязательной ясностью убѣдить всѣхъ, кто ищетъ правды, что всѣ виновные раскрыты, что все, что въ силахъ сдѣлать человѣческій умъ, все сдѣлано, что ничего не упущено. Вмѣсто этого, онъ оставилъ дѣло неразъясненнымъ, а правительство подъ сильнымъ подозрѣніемъ. Теперь, когда правительству такъ нужна духовная поддержка страны, теперь, когда на арену вышелъ новый врагъ, когда, можетъ быть, скоро потребуются всѣ матеріальныя и духовныя силы страны, теперь, въ минуту общаго недовольства властью, она на глазахъ всего свѣта сознательно покрывается несмываемой кровью кишиневскихъ звѣрствъ. Умно ли это, патріотично ли это? Или и вы, тѣ, которымъ вѣритъ Государь, и вы злорадно привѣтствуете паденіе самодержавнаго строя? R. R.
Самодержавіе
и гражданскія права.
Намъ пишутъ изъ Петербурга:
Лѣтъ тридцать тому назадъ мы нерѣдко читали обвинительные акты противъ молодыхъ людей за то, что они собираются „въ болѣе или менѣе отдаленномъ будущемъ ниспровергнуть существующій порядокъ“; ихъ обвиняли въ томъ, что они колеблютъ „основы“, не признавая собственности. Масса молодыхъ силъ, вслѣдствіе этихъ обвиненій, годами сидѣла въ тюрьмахъ, пошла на каторгу и въ ссылку. Эти люди, быть можетъ, заблуждались, но
никто не упрекаетъ ихъ въ томъ, что они дѣйствовали своекорыстно.
За послѣднее время наше самодержавіе, повидимому, предчувствуя свои послѣдніе дни, все чаще и чаще колеблетъ „основы“, нарушая законныя права частныхъ лицъ, не дожидаясь однако для этого „болѣе или менѣе отдаленнаго будущаго“. На-дняхъ кредитная канцелярія была извѣщена о состоявшемся Высочайшемъ повелѣніи спять съ торговъ имѣніе г. N.; такъ какъ банка, въ которомъ заложено данное имѣніе, указано не было, то первая мысль была о Дворянскомъ Банкѣ, потому что никому въ голову не приходило, что возможно, даже для самодержца, снять съ торговъ безъ уплаты недоимокъ имѣніе, заложенное въ частномъ банкѣ, права котораго ограждены Высочайше утвержденнымъ уставомъ. Оказалось, что „по нынѣшнимъ временамъ“ все возможно — и Тульскій банкъ принужденъ былъ подчиниться волѣ самодержца.
Не очень давно было въ окружномъ судѣ лучшее дѣло! Наслѣдники покойнаго варшавскаго генералъ-губернатора, князя Имеретинскаго, предъявили имущественный искъ къ его вдовѣ. Искъ былъ, повидимому, неосновательный, что по закону и предстояло бы выяснить суду. Для этого суды и существуютъ. Но княгиня пошла инымъ путемъ въ защитѣ своихъ имущественныхъ интересовъ и написала письмо къ Государю съ просьбой прекратить дѣло, а Николай II, ничтоже сумняся, повелѣлъ прекратить гражданскій искъ...
Но подрываніе „основъ“ собственности самодержавіемъ идетъ еще далѣе. Было два случая, а, можетъ быть, и болѣе, уничтоженія купчихъ крѣпостей по Высочайшему повелѣнію. Въ одномъ случаѣ кн. X. пожелалъ возвратить себѣ родовое имѣніе, проданное двадцать лѣтъ тому назадъ какому-то купцу. Новый владѣлецъ не желалъ разставаться съ гнѣздомъ, въ которомъ провелъ, можетъ быть, третью часть своей жизни, и когда состоялось Высочайшее повелѣніе о возвращеніи имѣнія въ родъ кн. X., владѣлецъ, узнавъ о волѣ Монарха изъ частной телеграммы, въ одну ночь вырубилъ вѣковой паркъ, окружавшій усадьбу.
Въ другомъ случаѣ, купчая, сдѣланная г. Ростомъ на имѣніе кн. Голицына-Остермана, была уничтожена по Высочайшему повелѣнію, а купленное г. Ростомъ имѣніе принято по той же цѣнѣ въ удѣлъ.
Къ той же категоріи фактовъ, по существу, относится состоявшаяся года два тому назадъ покупка изъ Государственныхъ Имуществъ въ „Государевы имѣнія“, т. е. въ личную собственность Николая И, въ одной изъ губерній Царства Польскаго 35 тысячъ десятинъ лѣса. Этотъ лѣсъ арендовался Императорской охотой за 15000 рублей и купленъ въ личную собственность Государя на основаніи капитализаціи этого платежа изъ обычнаго процента, т. е. примѣрно за 300 тысячъ руб. Между тѣмъ, по мѣстнымъ продажнымъ цѣнамъ, этотъ лѣсъ стоитъ не менѣе 100 милл. руб. Неудивительно, что подобные образчики колебанія „основъ“ развиваютъ во всѣхъ слояхъ общества „смуту“, при чемъ даже такіе столпы абсолютизма, какъ Виссаріонъ Комаровъ, не находятъ другого сравненія для переживаемой эпохи, какъ съ царствованіемъ печальной памяти Павла I.
Благонамѣренный обыватель.
Второе письмо армянскаго патріарха къ Николаю II.
Намъ доставлено нижеслѣдующее письмо армянскаго патріарха къ Николаю II:
Его Величеству Августѣйшему Государю Императору.
Католикоса всѣхъ армянъ всеподданнѣйшая мольба.
Дозволь, Всемилостивѣйшій Государь, принять мнѣ смѣлость открыть душу передъ Вашимъ Величествомъ въ письмѣ, долженствующемъ замѣнить личное предстательство мое передъ славнымъ Престоломъ Твоимъ, гдѣ я надѣялся высказать невыразимое горе, гнетущее меня. Восьмидесятичетырехлѣтнимъ старцемъ я рѣшился на нелегкій трудъ, на далекое путешествіе, чтобы имѣть счастье лично предстать передъ свѣтлый ликъ Твой; но, увы! — передо мною былъ закрытъ путь, открытый для всѣхъ.
Господинъ Министръ Внутреннихъ Дѣлъ въ оффиціальномъ письмѣ заявляетъ мнѣ, что Ваше Императорское Величество соизволили обратить вниманіе на дѣйствія мои, являющіяся будто бы выраженіемъ неповиновенія Высочайшему Царскому повелѣнію. Нѣтъ, Государь! святъ для меня правый царскій судъ. Но великій грѣхъ взялъ на душу тотъ, кто въ такомъ свѣтѣ выставилъ меня передъ добрымъ и милосерднымъ Государемъ моимъ. Разрѣши же мнѣ, Всемилостивѣйшій: Государь, имѣть смѣлость раскрыть, не утаивая ничего, истину и представить дѣло на правый судъ Вашего Величества.
Смиреніе и благоговѣйная религіозность въ духѣ ученія Спасителя нашего всегда были отличительными чертами характера католикоса всѣхъ армянъ, воспитаннаго на Святомъ Писаніи, Имъ же преподана мнѣ заповѣдь повиновенія власть имущимъ міра сего. Сей обѣтъ послушанія я всегда исполнялъ и исполняю по совѣсти.
Въ тотъ торжественный день, когда долженъ былъ быть совершенъ обрядъ мѵропомазанія моего, меня предварительно пригласили присягнуть передъ святымъ алтаремъ Эчміадзинскаго храма, цѣлуя крестъ и Евангеліе на вѣрное подданство и послушаніе Государю Императору. Въ тотъ же день я принесъ присягу быть вѣрнымъ хранителемъ вѣками освященныхъ завѣтовъ церкви и блюстителемъ общихъ правъ ея и Патріаршаго Престола. Въ силу сего обѣта я являюсь не полномочнымъ обладателемъ церкви, чтобы быть въ правѣ лишить ее распоряженія сво