онъ самъ со своимъ безсиліемъ и робостью и тайнымъ проклятіемъ, что какъ цѣпи сковываетъ его руки. Загорается борьба.
У Словацкаго ли, или у Ибсена, всюду борьба будетъ и борьба одна и та же. Но гдѣ-жъ тогда мѣсто для такъ называемаго національнаго театра? Никто уже не вѣритъ теперь въ историческія миссіи и въ прочные цѣльные національные типы, національность это только та или иная, мѣщанская или рыцарская, классическая или сѣрая современная обстановка, бутафорскія принадлежности, декораціи. Сущность искусства одна и та же.
А все таки, можетъ быть есть и различія?
Вотъ грустный пессимистъ — грекъ безпрестанно бѣжитъ отъ своего рока, мечется въ заколдованномъ кругу невѣдомыхъ силъ, онъ зависимъ отъ нихъ и склоняется передъ ними, бросаетъ имъ вызовъ и падаетъ, жмется къ алтарямъ, а эриніи гонятся за нимъ и будутъ гнаться безъ конца.
Вотъ экзальтированный христіанинъ говоритъ о мукахъ Спасителя, говоритъ и умиляется и экзальтируется все больше, больше; слезы подступаютъ къ его глазамъ и въ этихъ слезахъ — наслажденіе самобичеванія, наслажденіе человѣка, растравляющаго свои жгучія раны; онъ глядитъ на мученія Христа и въ созерцаніи этой картины находитъ утѣшеніе.
Вотъ грекъ Скандинавіи ведетъ безплодную борьбу не съ рокомъ, а съ самимъ собою, не съ жизнью данной богами, а съ жизнью, созданной имъ самимъ, со своимъ собственнымъ духомъ, возставшимъ противъ него.
Эти различія являются, вѣроятно, равнодѣйствующими длиннаго ряда причинъ и слѣдствій, отраженіемъ многихъ явленій и событій, болѣе или менѣе преходящихъ, важныхъ или незначительныхъ, въ единомъ, безсмертномъ зеркалѣ искусства.
Нельзя, конечно, сказать: искусство — абсолютно, какъ нельзя сказать: искусство — газета.
Корни искусства, въ народности и въ жизни — и если его вершина купается въ лучахъ солнца, то соки, вѣдь, оно черпаетъ изъ земли. Художникъ — человѣкъ и какъ человѣкъ, онъ