роли должно вызвать со стороны „легальныхъ“ русскихъ читателей и писателей самое горячее участіе въ дѣлѣ поддержки и распространенія нелегальной печати въ Россіи. Эта поддержка и распространеніе, помимо всего прочаго, есть кратчайшій путь къ уничтоженію, какъ выражается Пушкинъ, „старомодной, старой дуры, нашей чопорной цензуры“, такъ исковеркавшей нашу чуткую русскую журналистику и водворившей въ ней „шопотъ, робкое дыханіе“ въ то самое время, когда такъ ярко разгорается общественная освободительная борьба.
Массовое участіе нашихъ лучшихъ литературныхъ силъ въ нелегальной печати, при современномъ настроеніи русскаго общества, поведетъ къ пышному расцвѣту нелегальной печати и широкому ея распространенію по всей Россіи. И мы убѣждены, что, опять таки помимо всего прочаго, этотъ широкій потокъ нелегальной литературы будетъ однимъ изъ могущественныхъ могильщиковъ цензуры.
Каринъ.
„Царитъ безсмысленная ложь
„Понимаетъ ли Подхалимовъ, что онъ лжетъ, или не понимаетъ? Участвуетъ ли хоть капля сознательности въ той фальши, которую онъ распространяетъ, или эта фальшь льется изъ него сама собой, какъ льется вода изъ незапертаго крана?“
.. они совѣсть свою до дыръ износили. А взамѣнъ выросло у нихъ во рту по два языка, и оба лгутъ иногда поочереди, а иногда — это еще постыднѣе — оба за разъ.“ Салтыковъ, „Пестрыя Письма“,
Несчастіе безсмысленной, ненужной, непопулярной и вдобавокъ еще неудачной войны, свалившееся на голову Россіи по винѣ легкомысленныхъ или злонамѣренныхъ вершителей русскихъ судебъ, гибель русскихъ судовъ и безспорно мужественныхъ и добросовѣстныхъ русскихъ моряковъ по преступной небрежности и неосмотрительности военно-морскаго начальства — все это нельзя переносить безъ чувствъ стыда, горечи и негодованія. Но еще безчестнѣе, еще ужаснѣе та разнузданная вакханалія лжи, которою правительство и часть прессы стараются отуманить русскій народъ въ минуту тяжелаго испытанія. Никакое пораженіе русскаго войска не можетъ произвести на мыслящаго человѣка столь гнетущаго, удручающаго впечатлѣнія, какъ это систематическое обманываніе русскаго парода, отнимающее у него первую основу всякой силы — ясное и правдивое представленіе о положеніи вещей.
Правительство и органы печати, добровольно взявшіе на себя задачу поддерживать „патріотическое“ настроеніе общества, соперничаютъ въ этомъ лганьѣ, лганьѣ неумѣломъ, на каждомъ шагу себя изобличающемъ и разсчитанномъ только на то, чтобы обмануть простаковъ хоть на нѣсколько дней, до неминуемаго раскрытія истины, а затѣмъ отвлечь ихъ вниманіе новымъ лганіемъ на новый сюжетъ. Однимъ изъ самыхъ характерныхъ образцовъ этихъ пріемовъ служитъ послѣднее правительственное сообщеніе, и можно смѣло сказать, что моральное пораженіе, которое правительство нанесло себѣ самому этимъ документомъ въ глазахъ какъ всей Европы, такъ и сознательнаго общественнаго мнѣнія Россіи, по своей силѣ не уступаетъ всѣмъ предшествовавшимъ пораженіямъ на театрѣ войны, вмѣстѣ взятымъ. Правительство сознается, что „заблаговременной подготовки къ войнѣ“ не было, и извиняетъ это своимъ „искреннимъ желаніемъ сохранить миръ“. Болѣе неловкаго, жалкаго и вмѣстѣ съ тѣмъ циничнаго оправданія нельзя и придумать: такъ увертываются отъ прямого сознанія вины только люди, уже явно и очевидно изобличенные. Кто желаетъ сохранить миръ, тотъ не занимаетъ войсками чужихъ территорій, не производитъ, на страхъ врагамъ, торжественныхъ смотровъ арміи, не увѣряетъ весь міръ, что у него все готово для войны, какъ это дѣлало русское правительство вплоть до самой послѣдней минуты. Конечно, царь желалъ мира, т. е. онъ желалъ, какъ острятъ теперь заграничные сатирическіе листки, мирно захватить Манчжурію. И теперь, когда планъ не удался, правительство вдругъ увѣряетъ, что оно не подготовилось, потому что было миролюбиво. Но допустимъ даже, что эта ложь есть правда — развѣ не есть это худшее обвиненіе правительства? Платоническая любовь мира не имѣетъ цѣны, и даже искреннія увѣренія въ ней производятъ въ устахъ государственныхъ людей смѣхотворное впечатлѣніе. Кто хочетъ мира, долженъ либо пойти на серьезныя уступки и отнять у противника всякій поводъ къ неудовольствію, либо же — если желаніе мира не умѣряетъ аппетита къ завоевательнымъ авантюрамъ — слѣдовать правилу: si vis pacem, para bellum, и принять дѣйствительно всѣ мѣры, чтобы война не застала врасплохъ. И вотъ на сцену выступаетъ новый аргументъ — „вѣроломство“ японцевъ — и эта вторая ложь должна помочь тамъ, гдѣ отказываетъ первая. Эта ложь, еще раньше пущенная въ ходъ „патріотической“ печатью, разсчитана на невѣжество, и потому, вѣроятно, имѣетъ успѣхъ въ нѣкоторой части нашего общества. Не всякому придетъ
въ голову заглянуть въ учебникъ международнаго права и убѣдиться, что формальное объявленіе войны давно уже вышло изъ моды и что, между прочимъ, сами русскіе начали въ 1877 г. войну съ турками безъ ея объявленія. Нодаромъ „Times“ остритъ, что недоставало только, чтобы японскій посланникъ Курино, одновременно съ извѣщеніемъ о разрывѣ дипломатическихъ сношеній, предупредилъ русское правительство о мѣстѣ и времени перваго нападенія японцевъ. Эти два аргумента — „миролюбіе“ Россіи и „вѣроломство“ Японіи, какъ оправданія невѣроятной неподготовленности русскихъ, произвели на общественное мнѣніе Западной Европы и Америки самое неблагопріятное для насъ впечатлѣніе. Консервативно-правительственная газета „Berliner Neueste Nachrichten“ находитъ, что неумѣренныя выходки по адресу японцевъ столь же изумительны въ правительственномъ сообщеніи, какъ и откровенное признаніе въ полной неподготовленности къ войнѣ. Объясненіе этой неподготовленности миролюбіемъ не можетъ выдержать критики. Во всякомъ случаѣ остается позорнымъ для русской дипломатіи, что война явилась для нея неожиданностью. Еще рѣзче критикуетъ правительственное сообщеніе органъ вѣнскаго министерства иностранныхъ дѣлъ „Fremdenblatt“. Русское правительственное сообщеніе, пишетъ эта газета, подтверждаетъ худшія предположенія. Оно открыто признаетъ, что не было заблаговременно принято никакихъ мѣръ, и что всѣ упущенія должны быть теперь исправляемы. Но въ чемъ же состоитъ задача военнаго и морского управленія, какъ не въ томъ, чтобы держать на готовѣ оборонительныя силы страны? Вся организація арміи и флота, столь дорого стоющая странѣ и занимающая массу людей, теряетъ всякое значеніе, если въ моментъ войны страна оказывается неподготовленной. Японцы же несомнѣнно обнаружатъ такую же подготовленность на сушѣ, какую они уже показали на морѣ. И они ясно доказываютъ какъ своимъ противникамъ, такъ и всему міру, что они намѣрены продолжать войну такъ же, какъ они ее пачали, т. е. съ величайшей энергіей и разсудительной смѣлостью. Моральное впечатлѣніе отъ этого контраста не можетъ не отразиться на всѣхъ будущихъ военныхъ дѣйствіяхъ. „Frankfurter Zeitung“ говоритъ, что русское правительство, очевидно, не привыкло находиться въ положеніи оправдывающагося, и потому ведетъ себя въ высшей степени неловко. „Neue Freie Presse“ отмѣчаетъ, что если японцы до сихъ поръ не знали, что русскіе неподготовлены также и на сушѣ, то они узнали это изъ правительственнаго сообщенія. Американское общественное мнѣніе, по сообщенію „Times“’a, сожалѣетъ, что великая держава унижаетъ себя клеветами на противника въ минуту несчастія. Ни одинъ американскій или европейскій юристъ не можетъ считать „вѣроломнымъ“ начало военныхъ дѣйствій послѣ разрыва дипломатическихъ сношеній и дипломатическаго заявленія, что Японія приметъ самостоятельныя мѣры для защиты своихъ интересовъ. То же говоритъ „Berliner Tegeblatt“, который въ спеціальной статьѣ ссылается на русскаго профессора международнаго права Мартенса, а также на нѣмецкаго профессора Гаренса въ доказательство того, что формальное объявленіе войны въ настоящее время не практикуется и юридически не Обязательно. Любопытно, что знаменитый профессоръ гейдельбергскаго университета Георгъ Іеллинекъ, въ лекціи, спеціально посвященной юридическому анализу начала русскояпонской войны, также выступилъ самымъ рѣшительнымъ образомъ противъ обвиненія японцевъ въ нарушеніи нормъ международнаго права. Солидный и безпартійный англійскій „Economist“ находитъ, что „отсутствіе достоинства и сдержанности, характеризующее это изліяніе самодержавнаго правительства, такъ поразительно, что заставляетъ предполагать нѣчто вродѣ паники въ русскихъ высшихъ сферахъ“. Единственнымъ объясненіемъ этого изумительнаго документа, полагаетъ журналъ, можетъ служить предположеніе, что онъ опубликованъ съ цѣлью обмануть японцевъ. Возможность такого предположенія отмѣчаетъ и „Times“, но находитъ, что подобный унизительный документъ врядъ ли можетъ быть простымъ военнымъ пріемомъ, такъ какъ въ Россіи знаютъ, что японское развѣдочное отдѣленіе имѣетъ слишкомъ много свѣдѣній, чтобы пойти на такую удочку. Газета сравниваетъ русское правительственное сообщеніе съ изреченіемъ Наполеона III послѣ неудачнаго начала франкопрусской войны: tout peut se rétablir. Дѣйствительное объясненіе этого обращенія къ народу можно видѣть только въ стремленіи правительства подготовить общественное мнѣніе къ отступленію русскихъ войскъ и къ отсрочкѣ на неопредѣленное время активныхъ военныхъ дѣйствій. Басня о японскомъ вѣроломствѣ, очевидно, предназначена для домашняго потребленія, такъ какъ даже въ наиболѣе расположенныхъ къ Россіи странахъ она не встрѣчаетъ ни малѣйшей вѣры. Ссылаясь на опубликованное въ „Новомъ Времени“ письмо капитана Бѣляева (командира „Корейца“), „Times“ замѣчаетъ, что, какъ-бы неожиданно ни было для Алексѣева и другихъ дипломатовъ японское нападеніе, офицеры русскаго флота уже давно считались съ его возможностью. Миролюбіе царя также не можетъ служить оправданіемъ, такъ
Массовое участіе нашихъ лучшихъ литературныхъ силъ въ нелегальной печати, при современномъ настроеніи русскаго общества, поведетъ къ пышному расцвѣту нелегальной печати и широкому ея распространенію по всей Россіи. И мы убѣждены, что, опять таки помимо всего прочаго, этотъ широкій потокъ нелегальной литературы будетъ однимъ изъ могущественныхъ могильщиковъ цензуры.
Каринъ.
„Царитъ безсмысленная ложь
„Понимаетъ ли Подхалимовъ, что онъ лжетъ, или не понимаетъ? Участвуетъ ли хоть капля сознательности въ той фальши, которую онъ распространяетъ, или эта фальшь льется изъ него сама собой, какъ льется вода изъ незапертаго крана?“
.. они совѣсть свою до дыръ износили. А взамѣнъ выросло у нихъ во рту по два языка, и оба лгутъ иногда поочереди, а иногда — это еще постыднѣе — оба за разъ.“ Салтыковъ, „Пестрыя Письма“,
Несчастіе безсмысленной, ненужной, непопулярной и вдобавокъ еще неудачной войны, свалившееся на голову Россіи по винѣ легкомысленныхъ или злонамѣренныхъ вершителей русскихъ судебъ, гибель русскихъ судовъ и безспорно мужественныхъ и добросовѣстныхъ русскихъ моряковъ по преступной небрежности и неосмотрительности военно-морскаго начальства — все это нельзя переносить безъ чувствъ стыда, горечи и негодованія. Но еще безчестнѣе, еще ужаснѣе та разнузданная вакханалія лжи, которою правительство и часть прессы стараются отуманить русскій народъ въ минуту тяжелаго испытанія. Никакое пораженіе русскаго войска не можетъ произвести на мыслящаго человѣка столь гнетущаго, удручающаго впечатлѣнія, какъ это систематическое обманываніе русскаго парода, отнимающее у него первую основу всякой силы — ясное и правдивое представленіе о положеніи вещей.
Правительство и органы печати, добровольно взявшіе на себя задачу поддерживать „патріотическое“ настроеніе общества, соперничаютъ въ этомъ лганьѣ, лганьѣ неумѣломъ, на каждомъ шагу себя изобличающемъ и разсчитанномъ только на то, чтобы обмануть простаковъ хоть на нѣсколько дней, до неминуемаго раскрытія истины, а затѣмъ отвлечь ихъ вниманіе новымъ лганіемъ на новый сюжетъ. Однимъ изъ самыхъ характерныхъ образцовъ этихъ пріемовъ служитъ послѣднее правительственное сообщеніе, и можно смѣло сказать, что моральное пораженіе, которое правительство нанесло себѣ самому этимъ документомъ въ глазахъ какъ всей Европы, такъ и сознательнаго общественнаго мнѣнія Россіи, по своей силѣ не уступаетъ всѣмъ предшествовавшимъ пораженіямъ на театрѣ войны, вмѣстѣ взятымъ. Правительство сознается, что „заблаговременной подготовки къ войнѣ“ не было, и извиняетъ это своимъ „искреннимъ желаніемъ сохранить миръ“. Болѣе неловкаго, жалкаго и вмѣстѣ съ тѣмъ циничнаго оправданія нельзя и придумать: такъ увертываются отъ прямого сознанія вины только люди, уже явно и очевидно изобличенные. Кто желаетъ сохранить миръ, тотъ не занимаетъ войсками чужихъ территорій, не производитъ, на страхъ врагамъ, торжественныхъ смотровъ арміи, не увѣряетъ весь міръ, что у него все готово для войны, какъ это дѣлало русское правительство вплоть до самой послѣдней минуты. Конечно, царь желалъ мира, т. е. онъ желалъ, какъ острятъ теперь заграничные сатирическіе листки, мирно захватить Манчжурію. И теперь, когда планъ не удался, правительство вдругъ увѣряетъ, что оно не подготовилось, потому что было миролюбиво. Но допустимъ даже, что эта ложь есть правда — развѣ не есть это худшее обвиненіе правительства? Платоническая любовь мира не имѣетъ цѣны, и даже искреннія увѣренія въ ней производятъ въ устахъ государственныхъ людей смѣхотворное впечатлѣніе. Кто хочетъ мира, долженъ либо пойти на серьезныя уступки и отнять у противника всякій поводъ къ неудовольствію, либо же — если желаніе мира не умѣряетъ аппетита къ завоевательнымъ авантюрамъ — слѣдовать правилу: si vis pacem, para bellum, и принять дѣйствительно всѣ мѣры, чтобы война не застала врасплохъ. И вотъ на сцену выступаетъ новый аргументъ — „вѣроломство“ японцевъ — и эта вторая ложь должна помочь тамъ, гдѣ отказываетъ первая. Эта ложь, еще раньше пущенная въ ходъ „патріотической“ печатью, разсчитана на невѣжество, и потому, вѣроятно, имѣетъ успѣхъ въ нѣкоторой части нашего общества. Не всякому придетъ
въ голову заглянуть въ учебникъ международнаго права и убѣдиться, что формальное объявленіе войны давно уже вышло изъ моды и что, между прочимъ, сами русскіе начали въ 1877 г. войну съ турками безъ ея объявленія. Нодаромъ „Times“ остритъ, что недоставало только, чтобы японскій посланникъ Курино, одновременно съ извѣщеніемъ о разрывѣ дипломатическихъ сношеній, предупредилъ русское правительство о мѣстѣ и времени перваго нападенія японцевъ. Эти два аргумента — „миролюбіе“ Россіи и „вѣроломство“ Японіи, какъ оправданія невѣроятной неподготовленности русскихъ, произвели на общественное мнѣніе Западной Европы и Америки самое неблагопріятное для насъ впечатлѣніе. Консервативно-правительственная газета „Berliner Neueste Nachrichten“ находитъ, что неумѣренныя выходки по адресу японцевъ столь же изумительны въ правительственномъ сообщеніи, какъ и откровенное признаніе въ полной неподготовленности къ войнѣ. Объясненіе этой неподготовленности миролюбіемъ не можетъ выдержать критики. Во всякомъ случаѣ остается позорнымъ для русской дипломатіи, что война явилась для нея неожиданностью. Еще рѣзче критикуетъ правительственное сообщеніе органъ вѣнскаго министерства иностранныхъ дѣлъ „Fremdenblatt“. Русское правительственное сообщеніе, пишетъ эта газета, подтверждаетъ худшія предположенія. Оно открыто признаетъ, что не было заблаговременно принято никакихъ мѣръ, и что всѣ упущенія должны быть теперь исправляемы. Но въ чемъ же состоитъ задача военнаго и морского управленія, какъ не въ томъ, чтобы держать на готовѣ оборонительныя силы страны? Вся организація арміи и флота, столь дорого стоющая странѣ и занимающая массу людей, теряетъ всякое значеніе, если въ моментъ войны страна оказывается неподготовленной. Японцы же несомнѣнно обнаружатъ такую же подготовленность на сушѣ, какую они уже показали на морѣ. И они ясно доказываютъ какъ своимъ противникамъ, такъ и всему міру, что они намѣрены продолжать войну такъ же, какъ они ее пачали, т. е. съ величайшей энергіей и разсудительной смѣлостью. Моральное впечатлѣніе отъ этого контраста не можетъ не отразиться на всѣхъ будущихъ военныхъ дѣйствіяхъ. „Frankfurter Zeitung“ говоритъ, что русское правительство, очевидно, не привыкло находиться въ положеніи оправдывающагося, и потому ведетъ себя въ высшей степени неловко. „Neue Freie Presse“ отмѣчаетъ, что если японцы до сихъ поръ не знали, что русскіе неподготовлены также и на сушѣ, то они узнали это изъ правительственнаго сообщенія. Американское общественное мнѣніе, по сообщенію „Times“’a, сожалѣетъ, что великая держава унижаетъ себя клеветами на противника въ минуту несчастія. Ни одинъ американскій или европейскій юристъ не можетъ считать „вѣроломнымъ“ начало военныхъ дѣйствій послѣ разрыва дипломатическихъ сношеній и дипломатическаго заявленія, что Японія приметъ самостоятельныя мѣры для защиты своихъ интересовъ. То же говоритъ „Berliner Tegeblatt“, который въ спеціальной статьѣ ссылается на русскаго профессора международнаго права Мартенса, а также на нѣмецкаго профессора Гаренса въ доказательство того, что формальное объявленіе войны въ настоящее время не практикуется и юридически не Обязательно. Любопытно, что знаменитый профессоръ гейдельбергскаго университета Георгъ Іеллинекъ, въ лекціи, спеціально посвященной юридическому анализу начала русскояпонской войны, также выступилъ самымъ рѣшительнымъ образомъ противъ обвиненія японцевъ въ нарушеніи нормъ международнаго права. Солидный и безпартійный англійскій „Economist“ находитъ, что „отсутствіе достоинства и сдержанности, характеризующее это изліяніе самодержавнаго правительства, такъ поразительно, что заставляетъ предполагать нѣчто вродѣ паники въ русскихъ высшихъ сферахъ“. Единственнымъ объясненіемъ этого изумительнаго документа, полагаетъ журналъ, можетъ служить предположеніе, что онъ опубликованъ съ цѣлью обмануть японцевъ. Возможность такого предположенія отмѣчаетъ и „Times“, но находитъ, что подобный унизительный документъ врядъ ли можетъ быть простымъ военнымъ пріемомъ, такъ какъ въ Россіи знаютъ, что японское развѣдочное отдѣленіе имѣетъ слишкомъ много свѣдѣній, чтобы пойти на такую удочку. Газета сравниваетъ русское правительственное сообщеніе съ изреченіемъ Наполеона III послѣ неудачнаго начала франкопрусской войны: tout peut se rétablir. Дѣйствительное объясненіе этого обращенія къ народу можно видѣть только въ стремленіи правительства подготовить общественное мнѣніе къ отступленію русскихъ войскъ и къ отсрочкѣ на неопредѣленное время активныхъ военныхъ дѣйствій. Басня о японскомъ вѣроломствѣ, очевидно, предназначена для домашняго потребленія, такъ какъ даже въ наиболѣе расположенныхъ къ Россіи странахъ она не встрѣчаетъ ни малѣйшей вѣры. Ссылаясь на опубликованное въ „Новомъ Времени“ письмо капитана Бѣляева (командира „Корейца“), „Times“ замѣчаетъ, что, какъ-бы неожиданно ни было для Алексѣева и другихъ дипломатовъ японское нападеніе, офицеры русскаго флота уже давно считались съ его возможностью. Миролюбіе царя также не можетъ служить оправданіемъ, такъ