разъ и не понимаю, не смѣю понять грамматическій смыслъ словъ, поставленныхъ въ заглавіе телеграфической новости: The death of the Emperor of Russia.
„Не помня себя, бросился я съ „Таймсомъ въ рукѣ въ столовую, я искалъ дѣтей, домашнихъ, чтобъ сообщить имъ великую новость, и со слезами искренней радости на глазахъ подалъ имъ газету.... Нѣсколько лѣтъ свалилось у меня съ плечъ долой, я это чувствовалъ. Остаться дома было невозможно. Тогда въ Ричмондѣ жилъ Энгельсонъ 1, я наскоро одѣлся и хотѣлъ итти къ нему, но онъ предупредилъ меня и былъ уже въ передней, мы бросились другъ другу на шею и не могли ничего сказать, кромѣ словъ: „Ну наконецъ-то онъ умеръ! Энгелъсонъ, по своему обыкновенію, прыгалъ, перецѣловалъ всѣхъ въ домѣ, пѣлъ, плясалъ, и мы еще не успѣли придти въ себя, какъ вдругъ карета остановилась у моего подъѣзда и кто-то неистово дернулъ колокольчикъ, трое поляковъ прискакали изъ Лондона въ Твикнемъ, не дожидаясь поѣзда желѣзной дороги, меня поздравить.
„Я велѣлъ подать шампанскаго, никто не думалъ о томъ, что все это было часовъ въ одиннадцать утра или ранѣе. Потомъ безъ всякой нужды мы поѣхали всѣ въ Лондонъ. На улицахъ, на биржѣ, въ трактирахъ только и рѣчи было о смерти Николая, я не видалъ ни одного человѣка, который бы не легче дышалъ, узнавши, что это бѣльмо снято съ глаза человѣчества и не радовался бы, что этотъ тяжелый тиранъ въ ботфортахъ, наконецъ, зачисленъ по химіи.
„Въ воскресенье домъ мой былъ полонъ съ утра, французскіе, польскіе рефюжье, нѣмцы, итальянцы, даже англійскіе знакомые приходили, уходили съ сіяющимъ лицомъ, день былъ ясный, теплый, послѣ обѣда мы вышли въ садъ.
„На берегу Темзы играли мальчишки, я подозвалъ ихъ къ рѣшеткѣ и, сказавъ имъ, что мы празднуемъ смерть ихъ и нашего врага, бросилъ имъ на пиво и конфекты цѣлую горсть мелкаго серебра. Hip! Нір! — кричали мальчишки. Impernikel is dead! Impernikel is dead! Гости стали имъ тоже бросать сикспенсы и трипенсы, мальчишки принесли элю, пироговъ, кековъ, привели шарманку и принялись плясать. Послѣ этого, пока я жилъ въ Твикнемѣ, мальчишки всякій разъ, когда встрѣчали меня на улицѣ, снимали шапку, и кричали: Impernikel is dead! — Hip!
„Смерть Николая удесятерила надежды и силы. Я тотчасъ написалъ напечатанное потомъ письмо къ Императору Александру и рѣшился издавать „Полярную Звѣзду . 2
Эта доходящая до жестокости радость, вызванная въ душѣ горячо любившаго Россію и въ то же время гуманнаго Герцена смертью Николая I, показываетъ, какую злобу къ себѣ воспитало въ лучшихъ русскихъ людяхъ Николаевское самодержавіе.
Если И. С. Тургеневъ въ 1855 году выражалъ желаніе въ письмѣ къ С. Т. Аксакову: „Хотя бы мы умѣли воспользоваться этимъ страшнымъ урокомъ, какъ пруссаки Іенскимъ пораженіемъ , 3 то Герценъ тогда же увѣренно писалъ:
„Мысль русскаго освобожденія явилась на свѣтъ въ тотъ день, когда русскій солдатъ, усталый послѣ боевъ и длинныхъ походовъ, бросился, наконецъ, отдохнуть въ Елиссейскихъ Поляхъ. И неужели черезъ сорокъ лѣтъ пройдетъ даромъ гигантскій бой въ Тавридѣ?
„Севастопольскій солдатъ, израненный и твердый какъ гранитъ, испытавшій свою силу, такъ же подставитъ свою спину палкѣ какъ прежде? Ополченный крестьянинъ воротится на барщину такъ же спокойно, какъ кочевой всадникъ съ береговъ каспійскихъ, сторожащій теперь балтійскую границу, пропадетъ въ своихъ степяхъ? И Петербургъ видѣлъ понапрасну англійскій флотъ? — Не можетъ быть. Все въ движеніи, все потрясено, натянуто... и чтобъ страна, такъ круто разбуженная, снова заснула непробуднымъ сномъ? “ 4
Послѣдующія событія, какъ бы недостаточными и незаконченными ни были преобразованія Александра II, дали краснорѣчивый отвѣтъ на вопросъ Герцена. Севастопольское зарево было зарей общественнаго возрожденія Россіи.
II.
Русско-японская юбилейная война, которая, кстати сказать, совпала еще съ десятилѣтнимъ юбилеемъ царствованія Николая II, происходитъ при существенно иныхъ условіяхъ, чѣмъ Крымская кампанія. Но можно съ почти полной увѣренностью сказать, что она будетъ имѣть не
1 Авторъ „Видѣній св. Кондратія , статьи „Что такое государство? “ въ 1 кн. „Полярной Звѣзды и пр. (Примѣчаніе Герцена. )
2 Предисловіе къ сборнику „Десятилѣтіе вольной русской типографіи . Лондонъ 1863 г., стр. XI—XIV.
3 Н. Барсуковъ, Жизнь и труды М. П. Погодина. Книга XIV. СПб. 1900. стр. 87. 4 Объявленіе о „Полярной Звѣздѣ 1855 г. въ томъ же сборникѣ, стр. 119.
меньшее значеніе для судебъ нашей страны. На возможность этой войны мы указывали уже болѣе полугода тому назадъ, оцѣнивая нелѣпое манчжурское предпріятіе, навязанное Россіи соединеннымъ искусствомъ безотвѣтственныхъ дипломатовъ и финансистовъ. Теперь наши предсказанія сбываются съ поражающей быстротой и точностью.
Занятіе Манчжуріи и выходъ къ морю были экономически безсмысленнымъ дѣломъ для Россіи, такъ какъ открывали ея восточныя окраины вмѣстѣ съ новооккупированными частями Китая для иностранной торговли и торговой колонизаціи. Ради выхода къ морю Сибирской желѣзной дороги Россія оккупировала Манчжурію и Ліатонгскій полуостровъ, а, выйдя къ морю съ желѣзной дорогой, она неизбѣжно была поставлена въ необходимость закрыть (отчасти или даже цѣликомъ) для иностранцевъ только что открытую ею же территорію. Изъ этого явно нелѣпаго положенія, обусловленнаго несоотвѣтствіемъ политической задачи, возложенной на Россію оккупаціей Манчжуріи, ея экономическимъ силамъ и возможностямъ не было никакого выхода, кромѣ открытаго оставленія Манчжуріи или ея столь же открытаго и всецѣлаго присоединенія. Перваго русское правительство, т. е. компанія Витте, Алексѣевыхъ, Безобразовыхъ и пр. подъ фирмой „Николай II“, не желало сдѣлать, такъ какъ уйти изъ Манчжуріи означало бы признать, что совершена была крупнѣйшая, стоившая огромныхъ жертвъ, прямо преступная ошибка, означало бы также умалить то, что считаютъ престижемъ Россіи люди, на каждомъ шагу позорящіе ея имя; на открытое же присоединеніе Манчжуріи русское правительство не могло пойти изъ страха передъ протестомъ Японіи, Англіи и Соединенныхъ Штатовъ. И вотъ оно начало изворачиваться. Наиболѣе заинтересованная въ манчжурскомъ вопросѣ Японія, для которой съ ея огромнымъ населеніемъ, скученнымъ на небольшомъ архипелагѣ, возможность безпрепятственнаго экономическаго расширенія на азіатскій континентъ есть вопросъ жизни, не могла терпѣть постоянной угрозы, заключающейся для нея въ захватѣ русскими Манчжуріи, тѣмъ болѣе, что этотъ захватъ угрожалъ распространиться и на Корею. Поставивъ ребромъ нераздѣльные для нея и, въ самомъ дѣлѣ, неразрывно связанные между собой вопросы о Манчжуріи и о Кореѣ, Японія форсировала кризисъ. Не слѣдуетъ забывать, что въ 1895 г. Японія, подъ соединеннымъ давленіемъ Россіи, Германіи и Франціи, вступившихся за неприкосновенность китайскихъ владѣній на материкѣ, отдала Китаю назадъ Ліатонгскій полуостровъ, съ оружіемъ въ рукахъ завоеванный ею, — и теперь ее приглашали спокойно смотрѣть на то, какъ не только уступленная ею часть Манчжуріи, но и вся Манчжурія цѣликомъ переходила въ обладаніе Россіи, которая для того, чтобы такъ или иначе экономически использовать для себя Манчжурію, неизбѣжно должна была закрыть для другихъ и въ этихъ видахъ прежде всего въ политическомъ отношеніи окончательно поглотить эту страну, съ которой Японію связываютъ крѣпкія нити самыхъ жизненныхъ экономическихъ интересовъ.
Русскіе люди даже не могутъ понять того національнаго возбужденія, которое привело Японію къ войнѣ, потому что Россія, на ея счастье, никогда еще не находилась въ такомъ положеніи. Англійская дипломатія преградила русскимъ войскамъ входъ въ Константинополь, но что бы сказали русскіе люди, если бы послѣ дипломатическаго вмѣшательства и морской демонстраціи, отбросившихъ русскихъ отъ Константинополя, сама Англія путемъ ловкаго дипломатическаго хода завладѣла Константинополемъ?! Между тѣмъ, японцы въ 1895 году не только стояли предъ Портъ-Артуромъ, но даже сравняли его укрѣпленія съ землей.
Русское правительство и русскіе люди обязаны понимать дѣйствительное положеніе вещей, хотя бы только потому, что всякому необходимо знать матеріальную и моральную силу своего противника. А въ дѣйствительномъ положеніи вещей огромную роль играетъ національный энтузіазмъ японцевъ и сознаніе ими своей правоты.
Говоря такъ, мы не желаемъ произносить только мораль ный судъ надъ дѣйствіями вступившихъ въ войну правительствъ. Для насъ еще важнѣе установить политический смыслъ событій.
„Не помня себя, бросился я съ „Таймсомъ въ рукѣ въ столовую, я искалъ дѣтей, домашнихъ, чтобъ сообщить имъ великую новость, и со слезами искренней радости на глазахъ подалъ имъ газету.... Нѣсколько лѣтъ свалилось у меня съ плечъ долой, я это чувствовалъ. Остаться дома было невозможно. Тогда въ Ричмондѣ жилъ Энгельсонъ 1, я наскоро одѣлся и хотѣлъ итти къ нему, но онъ предупредилъ меня и былъ уже въ передней, мы бросились другъ другу на шею и не могли ничего сказать, кромѣ словъ: „Ну наконецъ-то онъ умеръ! Энгелъсонъ, по своему обыкновенію, прыгалъ, перецѣловалъ всѣхъ въ домѣ, пѣлъ, плясалъ, и мы еще не успѣли придти въ себя, какъ вдругъ карета остановилась у моего подъѣзда и кто-то неистово дернулъ колокольчикъ, трое поляковъ прискакали изъ Лондона въ Твикнемъ, не дожидаясь поѣзда желѣзной дороги, меня поздравить.
„Я велѣлъ подать шампанскаго, никто не думалъ о томъ, что все это было часовъ въ одиннадцать утра или ранѣе. Потомъ безъ всякой нужды мы поѣхали всѣ въ Лондонъ. На улицахъ, на биржѣ, въ трактирахъ только и рѣчи было о смерти Николая, я не видалъ ни одного человѣка, который бы не легче дышалъ, узнавши, что это бѣльмо снято съ глаза человѣчества и не радовался бы, что этотъ тяжелый тиранъ въ ботфортахъ, наконецъ, зачисленъ по химіи.
„Въ воскресенье домъ мой былъ полонъ съ утра, французскіе, польскіе рефюжье, нѣмцы, итальянцы, даже англійскіе знакомые приходили, уходили съ сіяющимъ лицомъ, день былъ ясный, теплый, послѣ обѣда мы вышли въ садъ.
„На берегу Темзы играли мальчишки, я подозвалъ ихъ къ рѣшеткѣ и, сказавъ имъ, что мы празднуемъ смерть ихъ и нашего врага, бросилъ имъ на пиво и конфекты цѣлую горсть мелкаго серебра. Hip! Нір! — кричали мальчишки. Impernikel is dead! Impernikel is dead! Гости стали имъ тоже бросать сикспенсы и трипенсы, мальчишки принесли элю, пироговъ, кековъ, привели шарманку и принялись плясать. Послѣ этого, пока я жилъ въ Твикнемѣ, мальчишки всякій разъ, когда встрѣчали меня на улицѣ, снимали шапку, и кричали: Impernikel is dead! — Hip!
„Смерть Николая удесятерила надежды и силы. Я тотчасъ написалъ напечатанное потомъ письмо къ Императору Александру и рѣшился издавать „Полярную Звѣзду . 2
Эта доходящая до жестокости радость, вызванная въ душѣ горячо любившаго Россію и въ то же время гуманнаго Герцена смертью Николая I, показываетъ, какую злобу къ себѣ воспитало въ лучшихъ русскихъ людяхъ Николаевское самодержавіе.
Если И. С. Тургеневъ въ 1855 году выражалъ желаніе въ письмѣ къ С. Т. Аксакову: „Хотя бы мы умѣли воспользоваться этимъ страшнымъ урокомъ, какъ пруссаки Іенскимъ пораженіемъ , 3 то Герценъ тогда же увѣренно писалъ:
„Мысль русскаго освобожденія явилась на свѣтъ въ тотъ день, когда русскій солдатъ, усталый послѣ боевъ и длинныхъ походовъ, бросился, наконецъ, отдохнуть въ Елиссейскихъ Поляхъ. И неужели черезъ сорокъ лѣтъ пройдетъ даромъ гигантскій бой въ Тавридѣ?
„Севастопольскій солдатъ, израненный и твердый какъ гранитъ, испытавшій свою силу, такъ же подставитъ свою спину палкѣ какъ прежде? Ополченный крестьянинъ воротится на барщину такъ же спокойно, какъ кочевой всадникъ съ береговъ каспійскихъ, сторожащій теперь балтійскую границу, пропадетъ въ своихъ степяхъ? И Петербургъ видѣлъ понапрасну англійскій флотъ? — Не можетъ быть. Все въ движеніи, все потрясено, натянуто... и чтобъ страна, такъ круто разбуженная, снова заснула непробуднымъ сномъ? “ 4
Послѣдующія событія, какъ бы недостаточными и незаконченными ни были преобразованія Александра II, дали краснорѣчивый отвѣтъ на вопросъ Герцена. Севастопольское зарево было зарей общественнаго возрожденія Россіи.
II.
Русско-японская юбилейная война, которая, кстати сказать, совпала еще съ десятилѣтнимъ юбилеемъ царствованія Николая II, происходитъ при существенно иныхъ условіяхъ, чѣмъ Крымская кампанія. Но можно съ почти полной увѣренностью сказать, что она будетъ имѣть не
1 Авторъ „Видѣній св. Кондратія , статьи „Что такое государство? “ въ 1 кн. „Полярной Звѣзды и пр. (Примѣчаніе Герцена. )
2 Предисловіе къ сборнику „Десятилѣтіе вольной русской типографіи . Лондонъ 1863 г., стр. XI—XIV.
3 Н. Барсуковъ, Жизнь и труды М. П. Погодина. Книга XIV. СПб. 1900. стр. 87. 4 Объявленіе о „Полярной Звѣздѣ 1855 г. въ томъ же сборникѣ, стр. 119.
меньшее значеніе для судебъ нашей страны. На возможность этой войны мы указывали уже болѣе полугода тому назадъ, оцѣнивая нелѣпое манчжурское предпріятіе, навязанное Россіи соединеннымъ искусствомъ безотвѣтственныхъ дипломатовъ и финансистовъ. Теперь наши предсказанія сбываются съ поражающей быстротой и точностью.
Занятіе Манчжуріи и выходъ къ морю были экономически безсмысленнымъ дѣломъ для Россіи, такъ какъ открывали ея восточныя окраины вмѣстѣ съ новооккупированными частями Китая для иностранной торговли и торговой колонизаціи. Ради выхода къ морю Сибирской желѣзной дороги Россія оккупировала Манчжурію и Ліатонгскій полуостровъ, а, выйдя къ морю съ желѣзной дорогой, она неизбѣжно была поставлена въ необходимость закрыть (отчасти или даже цѣликомъ) для иностранцевъ только что открытую ею же территорію. Изъ этого явно нелѣпаго положенія, обусловленнаго несоотвѣтствіемъ политической задачи, возложенной на Россію оккупаціей Манчжуріи, ея экономическимъ силамъ и возможностямъ не было никакого выхода, кромѣ открытаго оставленія Манчжуріи или ея столь же открытаго и всецѣлаго присоединенія. Перваго русское правительство, т. е. компанія Витте, Алексѣевыхъ, Безобразовыхъ и пр. подъ фирмой „Николай II“, не желало сдѣлать, такъ какъ уйти изъ Манчжуріи означало бы признать, что совершена была крупнѣйшая, стоившая огромныхъ жертвъ, прямо преступная ошибка, означало бы также умалить то, что считаютъ престижемъ Россіи люди, на каждомъ шагу позорящіе ея имя; на открытое же присоединеніе Манчжуріи русское правительство не могло пойти изъ страха передъ протестомъ Японіи, Англіи и Соединенныхъ Штатовъ. И вотъ оно начало изворачиваться. Наиболѣе заинтересованная въ манчжурскомъ вопросѣ Японія, для которой съ ея огромнымъ населеніемъ, скученнымъ на небольшомъ архипелагѣ, возможность безпрепятственнаго экономическаго расширенія на азіатскій континентъ есть вопросъ жизни, не могла терпѣть постоянной угрозы, заключающейся для нея въ захватѣ русскими Манчжуріи, тѣмъ болѣе, что этотъ захватъ угрожалъ распространиться и на Корею. Поставивъ ребромъ нераздѣльные для нея и, въ самомъ дѣлѣ, неразрывно связанные между собой вопросы о Манчжуріи и о Кореѣ, Японія форсировала кризисъ. Не слѣдуетъ забывать, что въ 1895 г. Японія, подъ соединеннымъ давленіемъ Россіи, Германіи и Франціи, вступившихся за неприкосновенность китайскихъ владѣній на материкѣ, отдала Китаю назадъ Ліатонгскій полуостровъ, съ оружіемъ въ рукахъ завоеванный ею, — и теперь ее приглашали спокойно смотрѣть на то, какъ не только уступленная ею часть Манчжуріи, но и вся Манчжурія цѣликомъ переходила въ обладаніе Россіи, которая для того, чтобы такъ или иначе экономически использовать для себя Манчжурію, неизбѣжно должна была закрыть для другихъ и въ этихъ видахъ прежде всего въ политическомъ отношеніи окончательно поглотить эту страну, съ которой Японію связываютъ крѣпкія нити самыхъ жизненныхъ экономическихъ интересовъ.
Русскіе люди даже не могутъ понять того національнаго возбужденія, которое привело Японію къ войнѣ, потому что Россія, на ея счастье, никогда еще не находилась въ такомъ положеніи. Англійская дипломатія преградила русскимъ войскамъ входъ въ Константинополь, но что бы сказали русскіе люди, если бы послѣ дипломатическаго вмѣшательства и морской демонстраціи, отбросившихъ русскихъ отъ Константинополя, сама Англія путемъ ловкаго дипломатическаго хода завладѣла Константинополемъ?! Между тѣмъ, японцы въ 1895 году не только стояли предъ Портъ-Артуромъ, но даже сравняли его укрѣпленія съ землей.
Русское правительство и русскіе люди обязаны понимать дѣйствительное положеніе вещей, хотя бы только потому, что всякому необходимо знать матеріальную и моральную силу своего противника. А въ дѣйствительномъ положеніи вещей огромную роль играетъ національный энтузіазмъ японцевъ и сознаніе ими своей правоты.
Говоря такъ, мы не желаемъ произносить только мораль ный судъ надъ дѣйствіями вступившихъ въ войну правительствъ. Для насъ еще важнѣе установить политический смыслъ событій.