боится, можетъ ли она, не нарушая любви къ Россіи, согласиться на это, такъ какъ, если бы Россія хотѣла неприкосновенности Китая, войны вообще не было бы. 1 „Еurорéеn говоритъ:
„Годъ или два тому назадъ общественное мнѣніе Франціи было бы сильно взволновано русско-японскимъ конфликтомъ. Теперь же Франція съ полнымъ спокойствіемъ принимаетъ извѣстіе о началѣ враждебныхъ дѣйствій между двумя соперниками на Ялу. Она знаетъ, что она ни въ какомъ случаѣ и ни по какому поводу не можетъ быть вовлечена въ эту компанію. Французскіе милліарды служили постройкѣ манчжурской дороги и оккупаціи Манчжуріи, изъ-за которой начался раздоръ; французскіе суда и войска останутся дома .
Вождь соціалистической партіи, Жоресъ, на конгрессѣ партіи въ С. -Этіенѣ произнесъ горячую рѣчь противъ франкорусскаго союза, который онъ нашелъ въ настоящее время „не только излишнимъ, но и вреднымъ, и опаснымъ . Онъ заявилъ, что, въ виду агрессивной политики Россіи, онъ открыто подыметъ въ парламентѣ вопросъ о пересмотрѣ отношенія Франціи къ Россіи и о франко-русскомъ союзѣ.
Демократическая и соціалистическая пресса всѣхъ странъ винитъ въ войнѣ русское самодержавіе и вмѣстѣ съ тѣмъ выражаетъ надежду, что именно война послужитъ самодержавію могилой. Лучшее разсужденіе въ этомъ духѣ дала вѣнская „Arbeiter-Zeitung въ статьѣ подъ заглавіемъ: „Самодержавіе въ тискахъ .
„Нужда учитъ, и вотъ Николай II, „Божьей милостью царь и самодержецъ всея Россіи , внезапно вспомнилъ, что у него есть „вѣрные подданные , и онъ призываетъ ихъ единодушно защищать отечество. Но кто ввергъ отечество въ опасность? Развѣ въ китайскія провинціи солдатъ погнала воля русскаго народа, развѣ эта завоевательная политика, накликавшая войну, хотя бы соотвѣтствовала интересамъ русскаго народа? Русскій народъ — гдѣ же слышится его голосъ, какими средствами выражаетъ онъ свою волю? Въ тупомъ молчаніи живетъ неизмѣримо огромное населеніе Россіи, и ни одинъ проблескъ самостоятельной жизни не говоритъ намъ, что ему нужно, чего оно хочетъ. Итакъ, кто осмѣлится утверждать, что именно отъ народа исходитъ эта завоевательная политика, историческій срокъ платежа по которой, быть можетъ, теперь насталъ? Внутри міровой русской имперіи накопляются огромной важности вопросы и заботы; крестьянинъ страдаетъ, рабочій бунтуетъ, интеллигенція находится въ состояніи еле сдерживаемаго возмущенія. И Россія нуждается въ завоеваніяхъ? Народу нѣтъ дѣла до Манчжуріи... Россію ввергли въ опасность не интересы народа или государства, а нужды русской деспотіи, которая стремится путемъ внѣшнихъ завоеваній и расширенія державы уклониться отъ исполненія своихъ задачъ внутри страны. Государство, въ которомъ народъ осужденъ на вѣчное молчаніе, и воля человѣка, носящаго корону, рѣшаетъ все — такое государство должно вести завоевательную политику, и такую политику ведетъ Россія Николая II, хотя царь, какъ личность, слыветъ приверженцемъ „вѣчнаго мира .
„Всякій чувствуетъ тайное изумленіе, что Россіи вообще могла быть объявлена война. Какіе-то азіаты осмѣливаются нападать на величайшую военную державу міра! Но развѣ Россія безъ деспотическаго режима, Россія, въ которой власть самодержца была бы ограничена волею народа, могла бы вообще опасаться нападенія? Мы не говоримъ уже о томъ, что война противъ русскаго народа была бы безнадежнымъ предпріятіемъ, почти непозволительной дерзостью — объ этомъ достаточно ясно свидѣтельствуетъ исторія; но Россія, въ которой и народъ чтонибудь значитъ, вообще не могла бы очутиться въ положеніи, въ которомъ была бы затронута ея государственная неприкосновенность. Въ Китай повело Россію самодержавіе, и именно русское самодержавіе дало японцамъ мужество ввязаться въ борьбу съ государствомъ-титаномъ. Русскій народъ непобѣдимъ, какъ въ сущности непобѣдимъ каждый народъ, если ему и случается проигрывать сраженія и уступать на войнѣ; на дальнемъ Востокѣ втянутъ въ войну и, быть можетъ, будетъ побѣжденъ только деспотизмъ, который дерзаетъ себялюбиво эксплуатировать безмѣрную, неистощимую народную силу въ цѣляхъ своего величія и безумнаго высокомѣрія. Ecли Россія будетъ побѣждена, это будетъ означать не безсиліе русскаго народа, а негодность русскаго самодержавія. И урокъ можетъ стать столь внушительнымъ, что даже самодержецъ пойметъ, что система порабощенія и угнетенія потерпѣла крахъ. Въ исторіи военныя неудачи дѣй
ствовали всегда, какъ лучшія и радикальнѣйшія воспитательныя средства; и польза войнъ заключалась всегда въ томъ, что онѣ яснѣе всего обнаруживали органическіе пороки государственнаго организма. Несчастіе Россіи есть самодержавіе, и спасеніе русскаго народа заключается въ уничтоженіи самодержавія. Есть основаніе надѣяться, что эта столь нежелательная для русскаго правительства война дастъ аргументы въ пользу сверженія столь зазнавшагося самодержавія. Успѣхи монголовъ не могутъ радовать насъ, дѣтей бѣлой расы. Но для народовъ Европы не безразлично то, что тѣсно связано съ ихъ судьбою, именно освобожденіе русскаго народа отъ давящаго и душащаго его гнета, отъ преступнаго владычества царскихъ деспотовъ. Самодержавіе попало въ тиски; можно думать, что оно не выберется изъ нихъ цѣлымъ.
Демократическая вѣнская газета „Zeit въ статьѣ „Азіаты говоритъ, что вопросъ объ отношеніи Европы къ той и другой изъ воюющихъ сторонъ нельзя себѣ представлять, какъ дилемму: „за европейцевъ или за азіатовъ? Съ одной стороны, Японія имѣетъ парламентское правленіе и въ своихъ законахъ и политическихъ учрежденіяхъ слѣдуетъ англійскимъ и нѣмецкимъ образцамъ (какъ извѣстно, Японія приняла въ общихъ чертахъ проектъ политическаго устройства, составленный знаменитымъ нѣмецкимъ ученымъ Лоренцомъ фонъ-Штейномъ). Эта азіатская Японія имѣетъ неподкупное управленіе и быстро движется по пути прогресса; и прежде всего у этой азіатской Японіи нѣтъ Сибири, въ которую она ссылала бы своихъ мыслителей и дѣятелей. Съ другой стороны, Россія только очень условно можетъ быть названа европейскимъ государствомъ: „эта Россія абсолютизма, съ своимъ самодержцемъ во главѣ, который однимъ мановеніемъ пальца можетъ рѣшать судьбу слишкомъ ста милліоновъ людей; эта Россія, въ которой всемогущая бюрократія безконтрольно распоряжается имуществомъ, свободой и даже жизнью гражданъ; эта оффиціальная Россія, въ которой бюрократія давитъ лучшихъ вождей народа, а сама сверху до низу подкупна и развратна
эта Россія, слава Богу, не имѣетъ права разыгрывать изъ себя защитницу европейской культуры. Оффиціальная Россія, которая клеймитъ японцевъ, не имѣетъ за собой даже народа, лучшихъ представителей котораго она безжалостно губитъ.
Въ другой статьѣ подъ заглавіемъ „Неожиданности та же газета, анализируя ходъ дипломатическихъ и военныхъ событій, развиваетъ соображенія о роли независимой печати и свободнаго общественнаго мнѣнія въ политической жизни народовъ.
„Кто могъ подумать, что въ восточной Азіи, гдѣ всѣ осложненія такъ затянулись, гдѣ конфликтъ носился въ воздухѣ по меньшей мѣрѣ цѣлый годъ, еще возможны неожиданные громовые удары, что тактика предупрежденія и захвата врасплохъ можетъ еще увѣнчаться успѣхомъ? И все же такъ случилось, и все же именно этимъ путемъ японцы достигли своихъ первыхъ и въ высшей степени значительныхъ военныхъ тріумфовъ. Какъ это объяснить? Почему даже самый фактъ начала войны подѣйствовалъ на Россію и на большую часть Европы, какъ тягостный по своей неожиданности ударъ?
„Русская политика, въ сознаніи своихъ богатырскихъ силъ, чувствовала себя прочно. Она, конечно, считалась съ возможностью войны, но была убѣждена, что держитъ дѣло въ своихъ рукахъ и можетъ по желанію руководить ходомъ событій. Ей были въ данный моментъ удобны долгіе, затягиваемые до безконечности, переговоры о соглашеніи. Нападеніе она откладывала до болѣе удобнаго времени, и такъ какъ ей казалось совершенно немыслимымъ, чтобы маленькая Японія могла первая напасть на Россію, то она внушила близко стоящимъ къ ней кабинетамъ мирныя перспективы. Къ ея собственному величайшему несчастью, эти внушенія встрѣтили безусловную вѣру. Въ Берлинѣ, этомъ нынѣшнемъ средоточіи европейскоконтинентальной политики, войну, или по крайней мѣрѣ близкую войну считали невозможной, и германская пресса безъ колебаній восприняла этотъ оффиціальный взглядъ на вещи. Если бы въ Германіи печать и въ вопросахъ внѣшней политики позволяла себѣ имѣть собственное сужденіе, заблужденіе не было бы такимъ всеобщимъ, и берлинская биржа избѣгла бы при первомъ извѣстіи о войнѣ апоплексическаго удара. Здѣсь снова обнаружилось, какое значеніе для политическаго спокойства и прочности экономической жизни каждой страны имѣетъ независимость общественнаго мнѣнія...
„Оффиціальныя сферы всегда склонны предполагать знакомое
имъ бюрократическое теченіе дѣлъ и въ міровой исторіи. Пресса,
1 Въ другой статьѣ „Аurоre напоминаетъ объ инцидентѣ съ русскимъ военнымъ атташэ въ Парижѣ, полковникомъ Муравьевымъ, который доносилъ Россіи о „дезорганизаціи французской арміи и вмѣшивался въ французскія дѣла, за что и былъ отозванъ по требованію военнаго министра Андрэ. Сейчасъ, замѣчаетъ газета, Муравьевъ долженъ пораздумать о соломинкѣ, которую онъ усмотрѣлъ въ нашемъ глазу, и о бревнѣ, который находится въ его собственномъ.
„Годъ или два тому назадъ общественное мнѣніе Франціи было бы сильно взволновано русско-японскимъ конфликтомъ. Теперь же Франція съ полнымъ спокойствіемъ принимаетъ извѣстіе о началѣ враждебныхъ дѣйствій между двумя соперниками на Ялу. Она знаетъ, что она ни въ какомъ случаѣ и ни по какому поводу не можетъ быть вовлечена въ эту компанію. Французскіе милліарды служили постройкѣ манчжурской дороги и оккупаціи Манчжуріи, изъ-за которой начался раздоръ; французскіе суда и войска останутся дома .
Вождь соціалистической партіи, Жоресъ, на конгрессѣ партіи въ С. -Этіенѣ произнесъ горячую рѣчь противъ франкорусскаго союза, который онъ нашелъ въ настоящее время „не только излишнимъ, но и вреднымъ, и опаснымъ . Онъ заявилъ, что, въ виду агрессивной политики Россіи, онъ открыто подыметъ въ парламентѣ вопросъ о пересмотрѣ отношенія Франціи къ Россіи и о франко-русскомъ союзѣ.
Демократическая и соціалистическая пресса всѣхъ странъ винитъ въ войнѣ русское самодержавіе и вмѣстѣ съ тѣмъ выражаетъ надежду, что именно война послужитъ самодержавію могилой. Лучшее разсужденіе въ этомъ духѣ дала вѣнская „Arbeiter-Zeitung въ статьѣ подъ заглавіемъ: „Самодержавіе въ тискахъ .
„Нужда учитъ, и вотъ Николай II, „Божьей милостью царь и самодержецъ всея Россіи , внезапно вспомнилъ, что у него есть „вѣрные подданные , и онъ призываетъ ихъ единодушно защищать отечество. Но кто ввергъ отечество въ опасность? Развѣ въ китайскія провинціи солдатъ погнала воля русскаго народа, развѣ эта завоевательная политика, накликавшая войну, хотя бы соотвѣтствовала интересамъ русскаго народа? Русскій народъ — гдѣ же слышится его голосъ, какими средствами выражаетъ онъ свою волю? Въ тупомъ молчаніи живетъ неизмѣримо огромное населеніе Россіи, и ни одинъ проблескъ самостоятельной жизни не говоритъ намъ, что ему нужно, чего оно хочетъ. Итакъ, кто осмѣлится утверждать, что именно отъ народа исходитъ эта завоевательная политика, историческій срокъ платежа по которой, быть можетъ, теперь насталъ? Внутри міровой русской имперіи накопляются огромной важности вопросы и заботы; крестьянинъ страдаетъ, рабочій бунтуетъ, интеллигенція находится въ состояніи еле сдерживаемаго возмущенія. И Россія нуждается въ завоеваніяхъ? Народу нѣтъ дѣла до Манчжуріи... Россію ввергли въ опасность не интересы народа или государства, а нужды русской деспотіи, которая стремится путемъ внѣшнихъ завоеваній и расширенія державы уклониться отъ исполненія своихъ задачъ внутри страны. Государство, въ которомъ народъ осужденъ на вѣчное молчаніе, и воля человѣка, носящаго корону, рѣшаетъ все — такое государство должно вести завоевательную политику, и такую политику ведетъ Россія Николая II, хотя царь, какъ личность, слыветъ приверженцемъ „вѣчнаго мира .
„Всякій чувствуетъ тайное изумленіе, что Россіи вообще могла быть объявлена война. Какіе-то азіаты осмѣливаются нападать на величайшую военную державу міра! Но развѣ Россія безъ деспотическаго режима, Россія, въ которой власть самодержца была бы ограничена волею народа, могла бы вообще опасаться нападенія? Мы не говоримъ уже о томъ, что война противъ русскаго народа была бы безнадежнымъ предпріятіемъ, почти непозволительной дерзостью — объ этомъ достаточно ясно свидѣтельствуетъ исторія; но Россія, въ которой и народъ чтонибудь значитъ, вообще не могла бы очутиться въ положеніи, въ которомъ была бы затронута ея государственная неприкосновенность. Въ Китай повело Россію самодержавіе, и именно русское самодержавіе дало японцамъ мужество ввязаться въ борьбу съ государствомъ-титаномъ. Русскій народъ непобѣдимъ, какъ въ сущности непобѣдимъ каждый народъ, если ему и случается проигрывать сраженія и уступать на войнѣ; на дальнемъ Востокѣ втянутъ въ войну и, быть можетъ, будетъ побѣжденъ только деспотизмъ, который дерзаетъ себялюбиво эксплуатировать безмѣрную, неистощимую народную силу въ цѣляхъ своего величія и безумнаго высокомѣрія. Ecли Россія будетъ побѣждена, это будетъ означать не безсиліе русскаго народа, а негодность русскаго самодержавія. И урокъ можетъ стать столь внушительнымъ, что даже самодержецъ пойметъ, что система порабощенія и угнетенія потерпѣла крахъ. Въ исторіи военныя неудачи дѣй
ствовали всегда, какъ лучшія и радикальнѣйшія воспитательныя средства; и польза войнъ заключалась всегда въ томъ, что онѣ яснѣе всего обнаруживали органическіе пороки государственнаго организма. Несчастіе Россіи есть самодержавіе, и спасеніе русскаго народа заключается въ уничтоженіи самодержавія. Есть основаніе надѣяться, что эта столь нежелательная для русскаго правительства война дастъ аргументы въ пользу сверженія столь зазнавшагося самодержавія. Успѣхи монголовъ не могутъ радовать насъ, дѣтей бѣлой расы. Но для народовъ Европы не безразлично то, что тѣсно связано съ ихъ судьбою, именно освобожденіе русскаго народа отъ давящаго и душащаго его гнета, отъ преступнаго владычества царскихъ деспотовъ. Самодержавіе попало въ тиски; можно думать, что оно не выберется изъ нихъ цѣлымъ.
Демократическая вѣнская газета „Zeit въ статьѣ „Азіаты говоритъ, что вопросъ объ отношеніи Европы къ той и другой изъ воюющихъ сторонъ нельзя себѣ представлять, какъ дилемму: „за европейцевъ или за азіатовъ? Съ одной стороны, Японія имѣетъ парламентское правленіе и въ своихъ законахъ и политическихъ учрежденіяхъ слѣдуетъ англійскимъ и нѣмецкимъ образцамъ (какъ извѣстно, Японія приняла въ общихъ чертахъ проектъ политическаго устройства, составленный знаменитымъ нѣмецкимъ ученымъ Лоренцомъ фонъ-Штейномъ). Эта азіатская Японія имѣетъ неподкупное управленіе и быстро движется по пути прогресса; и прежде всего у этой азіатской Японіи нѣтъ Сибири, въ которую она ссылала бы своихъ мыслителей и дѣятелей. Съ другой стороны, Россія только очень условно можетъ быть названа европейскимъ государствомъ: „эта Россія абсолютизма, съ своимъ самодержцемъ во главѣ, который однимъ мановеніемъ пальца можетъ рѣшать судьбу слишкомъ ста милліоновъ людей; эта Россія, въ которой всемогущая бюрократія безконтрольно распоряжается имуществомъ, свободой и даже жизнью гражданъ; эта оффиціальная Россія, въ которой бюрократія давитъ лучшихъ вождей народа, а сама сверху до низу подкупна и развратна
эта Россія, слава Богу, не имѣетъ права разыгрывать изъ себя защитницу европейской культуры. Оффиціальная Россія, которая клеймитъ японцевъ, не имѣетъ за собой даже народа, лучшихъ представителей котораго она безжалостно губитъ.
Въ другой статьѣ подъ заглавіемъ „Неожиданности та же газета, анализируя ходъ дипломатическихъ и военныхъ событій, развиваетъ соображенія о роли независимой печати и свободнаго общественнаго мнѣнія въ политической жизни народовъ.
„Кто могъ подумать, что въ восточной Азіи, гдѣ всѣ осложненія такъ затянулись, гдѣ конфликтъ носился въ воздухѣ по меньшей мѣрѣ цѣлый годъ, еще возможны неожиданные громовые удары, что тактика предупрежденія и захвата врасплохъ можетъ еще увѣнчаться успѣхомъ? И все же такъ случилось, и все же именно этимъ путемъ японцы достигли своихъ первыхъ и въ высшей степени значительныхъ военныхъ тріумфовъ. Какъ это объяснить? Почему даже самый фактъ начала войны подѣйствовалъ на Россію и на большую часть Европы, какъ тягостный по своей неожиданности ударъ?
„Русская политика, въ сознаніи своихъ богатырскихъ силъ, чувствовала себя прочно. Она, конечно, считалась съ возможностью войны, но была убѣждена, что держитъ дѣло въ своихъ рукахъ и можетъ по желанію руководить ходомъ событій. Ей были въ данный моментъ удобны долгіе, затягиваемые до безконечности, переговоры о соглашеніи. Нападеніе она откладывала до болѣе удобнаго времени, и такъ какъ ей казалось совершенно немыслимымъ, чтобы маленькая Японія могла первая напасть на Россію, то она внушила близко стоящимъ къ ней кабинетамъ мирныя перспективы. Къ ея собственному величайшему несчастью, эти внушенія встрѣтили безусловную вѣру. Въ Берлинѣ, этомъ нынѣшнемъ средоточіи европейскоконтинентальной политики, войну, или по крайней мѣрѣ близкую войну считали невозможной, и германская пресса безъ колебаній восприняла этотъ оффиціальный взглядъ на вещи. Если бы въ Германіи печать и въ вопросахъ внѣшней политики позволяла себѣ имѣть собственное сужденіе, заблужденіе не было бы такимъ всеобщимъ, и берлинская биржа избѣгла бы при первомъ извѣстіи о войнѣ апоплексическаго удара. Здѣсь снова обнаружилось, какое значеніе для политическаго спокойства и прочности экономической жизни каждой страны имѣетъ независимость общественнаго мнѣнія...
„Оффиціальныя сферы всегда склонны предполагать знакомое
имъ бюрократическое теченіе дѣлъ и въ міровой исторіи. Пресса,
1 Въ другой статьѣ „Аurоre напоминаетъ объ инцидентѣ съ русскимъ военнымъ атташэ въ Парижѣ, полковникомъ Муравьевымъ, который доносилъ Россіи о „дезорганизаціи французской арміи и вмѣшивался въ французскія дѣла, за что и былъ отозванъ по требованію военнаго министра Андрэ. Сейчасъ, замѣчаетъ газета, Муравьевъ долженъ пораздумать о соломинкѣ, которую онъ усмотрѣлъ въ нашемъ глазу, и о бревнѣ, который находится въ его собственномъ.