чала тебя въ три пота ударитъ, обольетъ какъ слѣдуетъ, а потомъ и наступитъ охлажденіе. Во время жаровъ чай-то лучше купанья.
— Полноте, полноте! Что вы!
— Увѣряю васъ. Я ужъ долголѣтнимъ опытомъ извѣдался. А купанье что!
— Зачѣмъ же вы послѣ этого въ Озеркахъ живете? Здѣсь три озера. Жили бы лучше въ Лѣсномъ, гдѣ воды нѣтъ, ежели вы не купальщикъ. Здѣсь, батюшка, поголовно всѣ дачники купальщики, только изъ-за хорошей чистой воды и живутъ.
— Хороша чистая вода, если въ маленькое озеришко ежедневно тридцать тысячъ человѣкъ по пяти разъ влѣзаютъ. По моему, тутъ въ озерѣ бульонъ какой-то изъ человѣческихъ мясовъ, а не чистая вода. — Ну, ужъ вы наскажете! Вѣдь тутъ три озера. — Три, да купаются-то большей частью все въ одномъ. Хотите чаю?
— Нѣтъ, ужъ увольте. Въ жары и прикасаться себѣ къ этому напитку не позволяю.
— Напрасно. Выпили бы три стаканчика, такъ увидали бы, какое потомъ послѣ потовъ облегченіе получили. Человѣкъ-то словно перерождается. А купаться что! Распотѣлый влѣзешь въ воду, заболятъ у тебя потомъ зубы, нарветъ флюсъ. Что хорошаго?
— Зачѣмъ же распотѣлому влѣзать въ воду? Вы остыньте.
— Да когда тутъ остынешь, помилуйте. Въ этакую жару не остынешь.
— Нѣтъ, я пять-шесть разъ на дню купаюсь и пять-шесть разъ остываю. Пойдемте купаться. Вы увидите, какъ вы быстро остынете.
— Нѣтъ, не пойду. Я не понимаю, что за удовольствіе въ купаньѣ. Ослабнешь, захочется тебѣ спать. Прежде я по предписанію доктора купался, но не находилъ никакого удовольствія. И вотъ теперь, когда мнѣ жарко, пью чай. Вы пять-шесть разъ купаетесь на дню, а я пять-шесть разъ пью чай. Отъ чаю бодритъ человѣка, сонливость въ жаркую погоду отгоняетъ.
— Такъ не пойдете купаться-то? спросилъ еще разъ дачникъ въ соломенной шляпѣ. — Славно бы выкупались за компанію.
— Нѣтъ, ужъ увольте... отвѣчалъ лысый дачникъ. — А какіе бы я вамъ пейзажики показалъ изъ купальни. Съ берегу никогда этого не увидите. — Я и до пейзажей, батенька, не охотникъ.
— До тѣхъ пейзажей, которые бы я вамъ показалъ, всякій мужчина охотникъ. Такія тамъ штучки... Дачникъ въ соломенной шляпѣ подмигнулъ глазомъ. — Идемте! Такъ ужъ и быть! Рискну, выкупаюсь! воскликнулъ лысый дачникъ и, вскочивъ съ мѣста, бросился надѣвать на себя пиджакъ и шляпу. — Бинокль съ собой захватить?
— Захватите. Съ биноклемъ лучше.
Черезъ пять минуть два дачника шествовали вмѣстѣ по направленію къ купальнѣ.
Н. Лейкинъ.
Балерина Цукки вышла, будто бы, на старости лѣтъ замужъ за русскаго, будто бы, князя Базершихова (?? ) и получила, будто бы, отъ друзей своего мужа въ подарокъ сто двадцать чашекъ изъ массивнаго серебра, сдѣланныхъ въ видѣ танцовальныхъ башмаковъ разной величины. Это сообщаютъ французскія газеты. И охота имъ врать.
Въ «Озеркахъ» возникло «общество содѣйствія благоустройству Шувалова, Озерковъ и Перваго Парголова». Предсѣдателемъ избранъ присяжный повѣренный г. Павлиновъ, который по этому случаю ходитъ павлиномъ по Шувалову, Озеркамъ и Первому Парголову, а иногда заходитъ и во Второе Парголово.
Цѣль новаго общества весьма похвальная: заботиться о фонаряхъ, дорогахъ, дорожкахъ, озерахъ, помойныхъ ямахъ и т. д.
Надо бы обществу позаботиться и о благоустройствѣ увеселеній въ саду «Озерки». А то тамъ уже дошли до дрессированныхъ свиней и тому подобнаго свинства.
Очень пріятно играть драматическимъ актерамъ въ театрѣ, если на открытой сценѣ, въ антрактахъ, срываетъ такіе же апплодисменты дрессированная свинья, приглашенная на гастроли.
И. Грэкъ.
ПѢСНЯ ЗЕМЛЕВЛАДѢЛЬЦА.
Не шуми ты, рожь, Спѣлымъ колосомъ! Вѣдь не мнѣ тебя Собирать съ полей! Ахъ, не мнѣ тебя Продавать потомъ, И мошну свою
Набивать рублемъ! На корню, тебя, Давно продалъ я, За посѣвъ одинъ Едва выручивъ;
Были очень ужъ
Нужны деньги мнѣ, И я продалъ все, За ничто, жиду!... А теперь, когда Деньги прожиты, На поля свои
Я съ тоской смотрю...
Не шуми жъ ты, рожь, Спѣлымъ колосомъ! Не буди во мнѣ
Чувства зависти...
Н. X.
ПОДЪ НАЧАЛО ВЕЗУТЪ.
(изъ КУПЕЧЕСКАГО БЫТА).
Въ домѣ Пивоваровыхъ съ ранняго утра всѣ на ногахъ, отъ мала до велика. Самъ старикъ, Кузьма Захаровичъ, рѣшилъ самолично проводить сына Алексѣя въ монастырь и сдать тамъ подъ начало, за непослушаніе.
Алексѣй Кузьмичъ, молодой парень, дѣйствительно отбился отъ рукъ и велъ непотребную жизнь: кутилъ, пьянствовалъ, буянилъ, озорничалъ и, наконецъ, просто кралъ на все это деньги изъ отцовскаго сундука. Сколько отецъ ни бился съ нимъ, какія мѣры ни принималъ, ничто не помогало. Пришлось везти сына въ монастырь и сдать его подъ начало.
Вмѣстѣ съ сыномъ Кузьма Захаровичъ везъ гостинцы и монастырской братіи, какъ равно и нѣкоторыя жертвы. Въ помощники себѣ, про всякій случай, старикъ бралъ дюжаго молодца изъ лабаза Митрофана.
Алексѣй Кузьмичъ сидѣлъ рядомъ съ матерью, въ ея спальнѣ. Мать отирала слезы и говорила:
— Дорогой-то, Лешенька, всѣ эти нехорошія мысли отринь. Не ровенъ часъ, а злой врагъ подтолкнуть можетъ. Дорога дальняя, озерами ѣхать надо.
— Да про что вы толкуете такое, позвольте распознать? сердито спросилъ сынъ.
— Говорю, руки на себя не накладай. Вѣдь я тогда отъ тоски по тебѣ умру.
— Маменька, одно скажу: мнѣ дорога ничего не значитъ, а что я изъ монастыря утеку на двуножномъ веласапедѣ, такъ ужъ вы будьте покойны, не сумлѣвайтесь. Въ лучшемъ разѣ подъ Успленьевъ день дома буду.
— Отцу-то не говори.
— Сказалъ. Пущай и онъ знаетъ. Ждать будете странника благочестиваго. Въ лаптяхъ приду, въ веригахъ, пущай всѣ видятъ и чувствуютъ.
— Скажи мнѣ, Лешенька, въ кого ты такимъ уродился и почему у тебя сердце такое захолодѣлое?
— Вамъ лучше знать, я вѣдь ваше единоутробное дитя.
— Не знаю, видитъ Богъ, не знаю! — Оченно даже сомнительно. — Покорись отцу.
— Маменька, это мнѣ подъ карахтеръ не подходитъ. У меня безнадежный вопль въ нутрѣ. — Какой это такой вопль?
— Касательно того, что папенька никакихъ такихъ особенныхъ правъ мнѣ не предоставляетъ.
— Да какихъ же правъ-то, скажи по совѣсти? — На акробаткѣ жениться не дозволяетъ. — Поэтому ты и пьянствуешь?
— Вмѣстѣ съ нею, отъ тоски-кручинушки сердечной. Эхъ, маменька, любовь моя къ акробаткѣ, какъ слеза младенчика, чиста и непорочна.
— Нѣтъ, Леша, и я на это не согласна! — Вѣдь я же съ ней жить-то стану. — Не по линіи идешь!
— И линія моя, не ваша. Моя судьба мнѣ указываетъ эту линію. Такъ ли, не такъ ли, а только я отъ своего не отступлюсь.
— Не грози, отецъ наслѣдства лишитъ.
— Въ акробаты пойду, и то хлѣбъ. Вотъ тогда отецъ пущай чувствуетъ. Что мнѣ при отцѣ-то безъ правъ состоять!
— Пожалѣй, онъ вѣдь старикъ. — Съ захолодѣлымъ-то сердцемъ? — Увижу ли я тебя когда-нибудь!
— Увидаете. Приду, какъ пить дамъ. — Я за тебя молиться стану.
— Вы, маменька, лучше денегъ мнѣ прикопите. Приду, свадьбу справить надо будетъ.
— Отцу-то не говори, убьешь ты его.
— Сказано. Зачѣмъ мнѣ чувства свои прятать?
— Вѣдь онъ тебя на вѣки вѣчные въ монастырѣ оставитъ.
— Держать не станутъ, одного дня не продержатъ. Да и какой же я монахъ? Я теперича акробатъ и въ монастырѣ колесомъ ходить зачну, всю братію съ пути собью.
— Вить станутъ тебя.
— Я отъ отца больше видалъ. — Сохрани тебя Богъ!
— Цѣлъ буду. Вы, вотъ, на дорожку-то на обратную что-нибудь мнѣ соблаговолите.
— Я ужъ приготовила. Возьми, вотъ, да отца храни. Придешь назадъ, — можетъ, отецъ-то и одумается, благословенье дастъ.
— Бѣглому-то?
— Сынъ вѣдь.
— Тамъ видно будетъ.
Въ спальню вошелъ отецъ. Онъ видимо терялъ самообладаніе.
— Наставляешь? коротко онъ спросилъ жену.
— Можетъ статься, и не увижу больше, сказала мать и заплакала.
— Что жъ, коли въ понятія вступитъ, монастырская жисть чудесная. Живешь ты, и никакихъ у тебя помысловъ нѣту. А въ загробномъ житіи тебѣ особливое мѣсто назначено. Схиму пріялъ — вотъ уже ты святой инокъ. Игуменомъ поставить могутъ, сколько почету-то...
— Напрасно, папенька, такія слова разъясняете, рѣшительно заявилъ сынъ.
— Отъ тебя самого все произойти можетъ. — Произойдетъ, не тревожьтесь.
— За молитвой, въ трудѣ, Алексѣй, все забудешь, всю дурь изъ головы выбросишь.
— Я и у васъ кулье на спинѣ таскалъ. — Богъ труды любитъ.
— Ломовымъ работникомъ былъ, цѣна мнѣ была невысокая. Изъ амбара-то я почитай и не выходилъ. Церкви не зналъ, а теперича, накося, сразу въ игумены постригаете. Чести много.
— Говорю, въ монастырѣ одумаешься. — Я уже и сейчасъ одумавши.
— Разъясни, коли правду говоришь?
— Изъ монастыря утеку и на акробаткѣ поженюсь. — Эхъ, Алешка, Алешка, рукъ у меня на тебя нѣту! — Спущайте хоша на необитаемые острова — уплыву! — Я отъ своего не отступлюсь.
— Ваша воля. Мнѣ лестно то, что вмѣстѣ съ отцомъ путешествовать ѣду! Теперича всѣ хорошіе господа путешествовать обожаютъ.
— Погоди, въ монастырѣ науку узнаешь! — Я потомъ и свою науку докажу. — Рѣшено и — аминь!
— Денегъ много потратите, а только безъ пути. Лучше бы мнѣ на свадьбу эти деньги сподобили.
— Пока живъ, твоей свадьбы не увижу. Одначе, время въ дорогу. Кладь отправлена. Бѣлья три смѣны, подушки, да съѣстное. Собирай, мать! Живо! Нечего тутъ слезы-то казать, наплакалась раньше, довольно!
— Да ты отецъ сыну-то, аль нѣтъ? спрашивала мать. — Чудесный отецъ, забочусь вотъ какъ! — Ты хоша благослови его.
— Во монастырѣ благословлю. Собирайся, сейчасъ ѣдемъ! приказалъ отецъ сыну.
— Маменька, мнѣ ничего не кладите. Монаху ничего не требовается. Благословенье ваше я сохраню навѣки нерушимо. Папенька меня проводитъ, честь честью, а назадъ я одинъ обернусь. Пойду лѣсами, встрѣтитъ меня звѣрь лютый, ночь темная, лѣсовикъ загогочетъ — ничего, я не то отъ папеньки видѣлъ. Стану питаться ягодой лѣсною, а гдѣ человѣка увижу — подаянья страннику попрошу. Подадутъ! Съ голоду не умру. Закалюсь я въ дорогѣ, мозоли натру, бородой обросту и вернусь такимъ, что никто меня не узнаетъ. Одно горько и обидно, что я изъ родного дома изгоняюсь навѣки, какъ песъ блудливый, какъ рабъ непокорный!
— Смирись, и все хорошо будетъ! сказалъ отецъ. — Папенька, въ дорогу пора! — Смирись, повторяю! — Двѣнадцатый часъ!
Сцена прощанья съ матерью вышла настолько трогательною, что отецъ рѣшилъ прервать ее по-своему, крикнувъ:
— Довольно! Вернется, тогда доплачешь!
Сынъ стоически былъ серьезенъ и даже помогъ вынести багажъ къ ожидавшей у воротъ каретѣ.
— Прощайте, маменька! Спасибо вамъ, что выростили меня, что я отъ васъ обиды не видалъ. Прійду ли я, пропаду ли въ дорогѣ, но васъ и папеньку я никогда не забуду. Въ чемъ виноватъ — простите!
Алексѣй Кузьмичъ еще разъ обнялъ мать и нѣкоторое время какъ бы замеръ въ ея объятіяхъ, и очнулся лишь тогда, когда отецъ снова крикнулъ: — Ѣдемъ, время!
Въ карету сѣлъ и Митрофанъ. — Пошелъ! крикнулъ отецъ. Карета тронулась.
— Прощай, прощай, Лешенька! кричала изъ окна мать. — Вернусь, утеку, ждите! отвѣтилъ сынъ. Отецъ, снявши шапку, крестился.
Дядя Митяй.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ АВТОГРАФЫ.
I.
Взамѣнъ таланта
Блескъ брилліанта
Царитъ вездѣ... Мои жъ глаза Блестятъ сильнѣе
И веселѣе,
Чѣмъ брилліанты.
Декроза.
II.
Жизнь моя пуста: Вѣкъ живу играя,
Въ пляскѣ живота Вся скажусь.
Бенъ-Бая.
Сооб. М. Шевл.
ИППОДРОМЪ НА МАРСОВОМЪ ПОЛѢ.
— Состязанія крестьянскихъ лошадей, кормленныхъ исключительно соломою; испытаніе рѣзвости.
— Состязанія скороходовъ, преимущественно изъ лицъ, часто бѣгающихъ въ проходные дворы отъ извозчиковъ.
— Комическій бѣгъ въ мѣшкахъ изъ-подъ муки: кто скорѣе прорветъ гнилую холстину мѣшка, тотъ получаетъ призъ.
— Состязаніе малолѣтнихъ дѣтей, торгующихъ такъназываемымъ «счастьемъ» въ конвертикахъ и пріобрѣвшихъ отличную способность удирать отъ полиціи.
— Состязаніе четырехъ наѣздниковъ: «нѣмца», «русскаго», «венгерца» и «жида», при чемъ еврей обязательно ѣдетъ на кривой и объѣзжаетъ остальныхъ; нѣмецъ съ венгерцемъ, улыбаясь другъ другу, держатъ за пазухой камни и собираются подставить одинъ другому ножку; русскій ихъ обгоняетъ.
— Бѣгъ римскихъ (? ) колесницъ, сдѣланныхъ изъ старыхъ ассенизаціонныхъ ящиковъ, на двухъ колесахъ.
Свифтъ.
— Полноте, полноте! Что вы!
— Увѣряю васъ. Я ужъ долголѣтнимъ опытомъ извѣдался. А купанье что!
— Зачѣмъ же вы послѣ этого въ Озеркахъ живете? Здѣсь три озера. Жили бы лучше въ Лѣсномъ, гдѣ воды нѣтъ, ежели вы не купальщикъ. Здѣсь, батюшка, поголовно всѣ дачники купальщики, только изъ-за хорошей чистой воды и живутъ.
— Хороша чистая вода, если въ маленькое озеришко ежедневно тридцать тысячъ человѣкъ по пяти разъ влѣзаютъ. По моему, тутъ въ озерѣ бульонъ какой-то изъ человѣческихъ мясовъ, а не чистая вода. — Ну, ужъ вы наскажете! Вѣдь тутъ три озера. — Три, да купаются-то большей частью все въ одномъ. Хотите чаю?
— Нѣтъ, ужъ увольте. Въ жары и прикасаться себѣ къ этому напитку не позволяю.
— Напрасно. Выпили бы три стаканчика, такъ увидали бы, какое потомъ послѣ потовъ облегченіе получили. Человѣкъ-то словно перерождается. А купаться что! Распотѣлый влѣзешь въ воду, заболятъ у тебя потомъ зубы, нарветъ флюсъ. Что хорошаго?
— Зачѣмъ же распотѣлому влѣзать въ воду? Вы остыньте.
— Да когда тутъ остынешь, помилуйте. Въ этакую жару не остынешь.
— Нѣтъ, я пять-шесть разъ на дню купаюсь и пять-шесть разъ остываю. Пойдемте купаться. Вы увидите, какъ вы быстро остынете.
— Нѣтъ, не пойду. Я не понимаю, что за удовольствіе въ купаньѣ. Ослабнешь, захочется тебѣ спать. Прежде я по предписанію доктора купался, но не находилъ никакого удовольствія. И вотъ теперь, когда мнѣ жарко, пью чай. Вы пять-шесть разъ купаетесь на дню, а я пять-шесть разъ пью чай. Отъ чаю бодритъ человѣка, сонливость въ жаркую погоду отгоняетъ.
— Такъ не пойдете купаться-то? спросилъ еще разъ дачникъ въ соломенной шляпѣ. — Славно бы выкупались за компанію.
— Нѣтъ, ужъ увольте... отвѣчалъ лысый дачникъ. — А какіе бы я вамъ пейзажики показалъ изъ купальни. Съ берегу никогда этого не увидите. — Я и до пейзажей, батенька, не охотникъ.
— До тѣхъ пейзажей, которые бы я вамъ показалъ, всякій мужчина охотникъ. Такія тамъ штучки... Дачникъ въ соломенной шляпѣ подмигнулъ глазомъ. — Идемте! Такъ ужъ и быть! Рискну, выкупаюсь! воскликнулъ лысый дачникъ и, вскочивъ съ мѣста, бросился надѣвать на себя пиджакъ и шляпу. — Бинокль съ собой захватить?
— Захватите. Съ биноклемъ лучше.
Черезъ пять минуть два дачника шествовали вмѣстѣ по направленію къ купальнѣ.
Н. Лейкинъ.
Балерина Цукки вышла, будто бы, на старости лѣтъ замужъ за русскаго, будто бы, князя Базершихова (?? ) и получила, будто бы, отъ друзей своего мужа въ подарокъ сто двадцать чашекъ изъ массивнаго серебра, сдѣланныхъ въ видѣ танцовальныхъ башмаковъ разной величины. Это сообщаютъ французскія газеты. И охота имъ врать.
Въ «Озеркахъ» возникло «общество содѣйствія благоустройству Шувалова, Озерковъ и Перваго Парголова». Предсѣдателемъ избранъ присяжный повѣренный г. Павлиновъ, который по этому случаю ходитъ павлиномъ по Шувалову, Озеркамъ и Первому Парголову, а иногда заходитъ и во Второе Парголово.
Цѣль новаго общества весьма похвальная: заботиться о фонаряхъ, дорогахъ, дорожкахъ, озерахъ, помойныхъ ямахъ и т. д.
Надо бы обществу позаботиться и о благоустройствѣ увеселеній въ саду «Озерки». А то тамъ уже дошли до дрессированныхъ свиней и тому подобнаго свинства.
Очень пріятно играть драматическимъ актерамъ въ театрѣ, если на открытой сценѣ, въ антрактахъ, срываетъ такіе же апплодисменты дрессированная свинья, приглашенная на гастроли.
И. Грэкъ.
ПѢСНЯ ЗЕМЛЕВЛАДѢЛЬЦА.
Не шуми ты, рожь, Спѣлымъ колосомъ! Вѣдь не мнѣ тебя Собирать съ полей! Ахъ, не мнѣ тебя Продавать потомъ, И мошну свою
Набивать рублемъ! На корню, тебя, Давно продалъ я, За посѣвъ одинъ Едва выручивъ;
Были очень ужъ
Нужны деньги мнѣ, И я продалъ все, За ничто, жиду!... А теперь, когда Деньги прожиты, На поля свои
Я съ тоской смотрю...
Не шуми жъ ты, рожь, Спѣлымъ колосомъ! Не буди во мнѣ
Чувства зависти...
Н. X.
ПОДЪ НАЧАЛО ВЕЗУТЪ.
(изъ КУПЕЧЕСКАГО БЫТА).
Въ домѣ Пивоваровыхъ съ ранняго утра всѣ на ногахъ, отъ мала до велика. Самъ старикъ, Кузьма Захаровичъ, рѣшилъ самолично проводить сына Алексѣя въ монастырь и сдать тамъ подъ начало, за непослушаніе.
Алексѣй Кузьмичъ, молодой парень, дѣйствительно отбился отъ рукъ и велъ непотребную жизнь: кутилъ, пьянствовалъ, буянилъ, озорничалъ и, наконецъ, просто кралъ на все это деньги изъ отцовскаго сундука. Сколько отецъ ни бился съ нимъ, какія мѣры ни принималъ, ничто не помогало. Пришлось везти сына въ монастырь и сдать его подъ начало.
Вмѣстѣ съ сыномъ Кузьма Захаровичъ везъ гостинцы и монастырской братіи, какъ равно и нѣкоторыя жертвы. Въ помощники себѣ, про всякій случай, старикъ бралъ дюжаго молодца изъ лабаза Митрофана.
Алексѣй Кузьмичъ сидѣлъ рядомъ съ матерью, въ ея спальнѣ. Мать отирала слезы и говорила:
— Дорогой-то, Лешенька, всѣ эти нехорошія мысли отринь. Не ровенъ часъ, а злой врагъ подтолкнуть можетъ. Дорога дальняя, озерами ѣхать надо.
— Да про что вы толкуете такое, позвольте распознать? сердито спросилъ сынъ.
— Говорю, руки на себя не накладай. Вѣдь я тогда отъ тоски по тебѣ умру.
— Маменька, одно скажу: мнѣ дорога ничего не значитъ, а что я изъ монастыря утеку на двуножномъ веласапедѣ, такъ ужъ вы будьте покойны, не сумлѣвайтесь. Въ лучшемъ разѣ подъ Успленьевъ день дома буду.
— Отцу-то не говори.
— Сказалъ. Пущай и онъ знаетъ. Ждать будете странника благочестиваго. Въ лаптяхъ приду, въ веригахъ, пущай всѣ видятъ и чувствуютъ.
— Скажи мнѣ, Лешенька, въ кого ты такимъ уродился и почему у тебя сердце такое захолодѣлое?
— Вамъ лучше знать, я вѣдь ваше единоутробное дитя.
— Не знаю, видитъ Богъ, не знаю! — Оченно даже сомнительно. — Покорись отцу.
— Маменька, это мнѣ подъ карахтеръ не подходитъ. У меня безнадежный вопль въ нутрѣ. — Какой это такой вопль?
— Касательно того, что папенька никакихъ такихъ особенныхъ правъ мнѣ не предоставляетъ.
— Да какихъ же правъ-то, скажи по совѣсти? — На акробаткѣ жениться не дозволяетъ. — Поэтому ты и пьянствуешь?
— Вмѣстѣ съ нею, отъ тоски-кручинушки сердечной. Эхъ, маменька, любовь моя къ акробаткѣ, какъ слеза младенчика, чиста и непорочна.
— Нѣтъ, Леша, и я на это не согласна! — Вѣдь я же съ ней жить-то стану. — Не по линіи идешь!
— И линія моя, не ваша. Моя судьба мнѣ указываетъ эту линію. Такъ ли, не такъ ли, а только я отъ своего не отступлюсь.
— Не грози, отецъ наслѣдства лишитъ.
— Въ акробаты пойду, и то хлѣбъ. Вотъ тогда отецъ пущай чувствуетъ. Что мнѣ при отцѣ-то безъ правъ состоять!
— Пожалѣй, онъ вѣдь старикъ. — Съ захолодѣлымъ-то сердцемъ? — Увижу ли я тебя когда-нибудь!
— Увидаете. Приду, какъ пить дамъ. — Я за тебя молиться стану.
— Вы, маменька, лучше денегъ мнѣ прикопите. Приду, свадьбу справить надо будетъ.
— Отцу-то не говори, убьешь ты его.
— Сказано. Зачѣмъ мнѣ чувства свои прятать?
— Вѣдь онъ тебя на вѣки вѣчные въ монастырѣ оставитъ.
— Держать не станутъ, одного дня не продержатъ. Да и какой же я монахъ? Я теперича акробатъ и въ монастырѣ колесомъ ходить зачну, всю братію съ пути собью.
— Вить станутъ тебя.
— Я отъ отца больше видалъ. — Сохрани тебя Богъ!
— Цѣлъ буду. Вы, вотъ, на дорожку-то на обратную что-нибудь мнѣ соблаговолите.
— Я ужъ приготовила. Возьми, вотъ, да отца храни. Придешь назадъ, — можетъ, отецъ-то и одумается, благословенье дастъ.
— Бѣглому-то?
— Сынъ вѣдь.
— Тамъ видно будетъ.
Въ спальню вошелъ отецъ. Онъ видимо терялъ самообладаніе.
— Наставляешь? коротко онъ спросилъ жену.
— Можетъ статься, и не увижу больше, сказала мать и заплакала.
— Что жъ, коли въ понятія вступитъ, монастырская жисть чудесная. Живешь ты, и никакихъ у тебя помысловъ нѣту. А въ загробномъ житіи тебѣ особливое мѣсто назначено. Схиму пріялъ — вотъ уже ты святой инокъ. Игуменомъ поставить могутъ, сколько почету-то...
— Напрасно, папенька, такія слова разъясняете, рѣшительно заявилъ сынъ.
— Отъ тебя самого все произойти можетъ. — Произойдетъ, не тревожьтесь.
— За молитвой, въ трудѣ, Алексѣй, все забудешь, всю дурь изъ головы выбросишь.
— Я и у васъ кулье на спинѣ таскалъ. — Богъ труды любитъ.
— Ломовымъ работникомъ былъ, цѣна мнѣ была невысокая. Изъ амбара-то я почитай и не выходилъ. Церкви не зналъ, а теперича, накося, сразу въ игумены постригаете. Чести много.
— Говорю, въ монастырѣ одумаешься. — Я уже и сейчасъ одумавши.
— Разъясни, коли правду говоришь?
— Изъ монастыря утеку и на акробаткѣ поженюсь. — Эхъ, Алешка, Алешка, рукъ у меня на тебя нѣту! — Спущайте хоша на необитаемые острова — уплыву! — Я отъ своего не отступлюсь.
— Ваша воля. Мнѣ лестно то, что вмѣстѣ съ отцомъ путешествовать ѣду! Теперича всѣ хорошіе господа путешествовать обожаютъ.
— Погоди, въ монастырѣ науку узнаешь! — Я потомъ и свою науку докажу. — Рѣшено и — аминь!
— Денегъ много потратите, а только безъ пути. Лучше бы мнѣ на свадьбу эти деньги сподобили.
— Пока живъ, твоей свадьбы не увижу. Одначе, время въ дорогу. Кладь отправлена. Бѣлья три смѣны, подушки, да съѣстное. Собирай, мать! Живо! Нечего тутъ слезы-то казать, наплакалась раньше, довольно!
— Да ты отецъ сыну-то, аль нѣтъ? спрашивала мать. — Чудесный отецъ, забочусь вотъ какъ! — Ты хоша благослови его.
— Во монастырѣ благословлю. Собирайся, сейчасъ ѣдемъ! приказалъ отецъ сыну.
— Маменька, мнѣ ничего не кладите. Монаху ничего не требовается. Благословенье ваше я сохраню навѣки нерушимо. Папенька меня проводитъ, честь честью, а назадъ я одинъ обернусь. Пойду лѣсами, встрѣтитъ меня звѣрь лютый, ночь темная, лѣсовикъ загогочетъ — ничего, я не то отъ папеньки видѣлъ. Стану питаться ягодой лѣсною, а гдѣ человѣка увижу — подаянья страннику попрошу. Подадутъ! Съ голоду не умру. Закалюсь я въ дорогѣ, мозоли натру, бородой обросту и вернусь такимъ, что никто меня не узнаетъ. Одно горько и обидно, что я изъ родного дома изгоняюсь навѣки, какъ песъ блудливый, какъ рабъ непокорный!
— Смирись, и все хорошо будетъ! сказалъ отецъ. — Папенька, въ дорогу пора! — Смирись, повторяю! — Двѣнадцатый часъ!
Сцена прощанья съ матерью вышла настолько трогательною, что отецъ рѣшилъ прервать ее по-своему, крикнувъ:
— Довольно! Вернется, тогда доплачешь!
Сынъ стоически былъ серьезенъ и даже помогъ вынести багажъ къ ожидавшей у воротъ каретѣ.
— Прощайте, маменька! Спасибо вамъ, что выростили меня, что я отъ васъ обиды не видалъ. Прійду ли я, пропаду ли въ дорогѣ, но васъ и папеньку я никогда не забуду. Въ чемъ виноватъ — простите!
Алексѣй Кузьмичъ еще разъ обнялъ мать и нѣкоторое время какъ бы замеръ въ ея объятіяхъ, и очнулся лишь тогда, когда отецъ снова крикнулъ: — Ѣдемъ, время!
Въ карету сѣлъ и Митрофанъ. — Пошелъ! крикнулъ отецъ. Карета тронулась.
— Прощай, прощай, Лешенька! кричала изъ окна мать. — Вернусь, утеку, ждите! отвѣтилъ сынъ. Отецъ, снявши шапку, крестился.
Дядя Митяй.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ АВТОГРАФЫ.
I.
Взамѣнъ таланта
Блескъ брилліанта
Царитъ вездѣ... Мои жъ глаза Блестятъ сильнѣе
И веселѣе,
Чѣмъ брилліанты.
Декроза.
II.
Жизнь моя пуста: Вѣкъ живу играя,
Въ пляскѣ живота Вся скажусь.
Бенъ-Бая.
Сооб. М. Шевл.
ИППОДРОМЪ НА МАРСОВОМЪ ПОЛѢ.
— Состязанія крестьянскихъ лошадей, кормленныхъ исключительно соломою; испытаніе рѣзвости.
— Состязанія скороходовъ, преимущественно изъ лицъ, часто бѣгающихъ въ проходные дворы отъ извозчиковъ.
— Комическій бѣгъ въ мѣшкахъ изъ-подъ муки: кто скорѣе прорветъ гнилую холстину мѣшка, тотъ получаетъ призъ.
— Состязаніе малолѣтнихъ дѣтей, торгующихъ такъназываемымъ «счастьемъ» въ конвертикахъ и пріобрѣвшихъ отличную способность удирать отъ полиціи.
— Состязаніе четырехъ наѣздниковъ: «нѣмца», «русскаго», «венгерца» и «жида», при чемъ еврей обязательно ѣдетъ на кривой и объѣзжаетъ остальныхъ; нѣмецъ съ венгерцемъ, улыбаясь другъ другу, держатъ за пазухой камни и собираются подставить одинъ другому ножку; русскій ихъ обгоняетъ.
— Бѣгъ римскихъ (? ) колесницъ, сдѣланныхъ изъ старыхъ ассенизаціонныхъ ящиковъ, на двухъ колесахъ.
Свифтъ.