— О, Господи! Вотъ непріятно-то! Непріятно, непріятно такое сосѣдство, процѣдилъ сквозь зубы Таранинъ. — Цѣлое лѣто живи да оглядывайся. Помилуйте... Какая это жизнь!
— Познакомься съ нимъ скорѣй, такъ, можетъ быть, и обойдется дѣло.
— И то надо познакомиться, а то, пожалуй, изъза Петьки завтра же пропечатаютъ. Ахъ, чтобъ тебѣ ни дна, ни покрышки! Писатель... Вотъ уха-то стряслась! Радовался, радовался на дачу, запахъ черемухи нюхалъ, а тутъ вдругъ этакое сосѣдство! Тьфу ты пропасть!
Таранинъ плюнулъ.
— Говорятъ тебѣ: тише! Вѣдь онъ все слышитъ, опять предостерегла мужа жена.
— Надо итти знакомиться... вздохнулъ Таранинъ, надѣлъ шляпу и спустился съ террасы въ садъ.
— Господину сосѣду! Добраго здоровья! Изволите прогуливаться на легкомъ воздушкѣ? началъ онъ, раскланиваясь и складывая лицо въ улыбку.
— Да... Вышелъ немножко прогуляться... послышался голосъ за заборомъ.
— Позвольте въ такомъ разѣ познакомиться. Купецъ Иванъ Федоровъ Таранинъ. Прошу любить и жаловать. Будемте жить по-сосѣдски въ мирѣ и согласіи.
— Николай Михайлычъ Алимовъ. Алимовъ, Николай Михайлычъ, отрекомендовался въ свою очередь сосѣдъ.
Съ одной и другой стороны рѣшетки протянулись двѣ руки. Произошло рукопожатіе.
— Мнѣ сказываютъ, что давеча нашъ парнишка камень къ вамъ черезъ заборъ забросилъ и попалъ въ вашу собаку, такъ ужъ вы, пожалуйста, изви
ните, началъ Таранинъ. — Парнишку я своимъ чередомъ за это выпорю.
— Ахъ, да... Только зачѣмъ же сѣчь? Сѣчь не надо. А просто запретите ему черезъ заборъ камни швырять. Вѣдь можно и человѣку въ голову попасть.
— Нѣтъ-съ, для вашего удовольствія я вздеру его какъ Сидорову козу.
— Напротивъ, если вы мнѣ хотите сдѣлать удовольствіе, то не сѣките его.
— Ахъ, ваше удовольствіе, чтобы не сѣчь? Хорошо, извольте. Только ужъ и вы намъ сдѣлайте удовольствіе. Не печатайте про все это въ газетахъ.
— To-есть, какъ это? спросилъ голосъ изъ-за рѣшетки.
— Да такъ-съ... Ужъ пощадите отца семейства. А что будетъ стоить собака, такъ я даже согласенъ заплатить. Или вотъ что... Мы чаемъ и сахаромъ торгуемъ... Позвольте голову сахару и фунтъ чаю вамъ прислать.
— Я немножко не совсѣмъ хорошо понимаю... проговорилъ сосѣдъ.
— Да что тутъ! Такъ на товаръ и смѣняемся. Съ вашей стороны обида собаки, съ моей чай и сахаръ. Что не написанное потеряете — мы чаемъ и сахаромъ возмѣстимъ. Вѣдь по хозяйству сія предметы покупаете.
— Съ какой стати? Вашъ сынъ не причинилъ мнѣ никакого ущерба.
— Я говорю, что вы потеряете заработокъ, ежели не напашете въ газету, а мы этотъ заработокъ чаемъ и сахаромъ...
— Что написать-то я долженъ? недоумѣвалъ изъза рѣшетки сосѣдъ.
— Да вѣдь вы писатель. Въ газетахъ пишете.
— Никогда не бывалъ. Я типографщикъ, имѣю типографію.
— Вотъ, вотъ... Такъ ужъ, пожалуйста, не печатайте про насъ. Зачѣмъ? Лучше жить ладкомъ да миркомъ, какъ добрые сосѣди.
— Тутъ, господинъ Таранинъ, очевидно, недоразумѣніе какое-то. Я отродясь никогда ничего не писалъ для печати.
— Ну?! Такъ вы не писатель? съ сомнѣніемъ въ голосѣ спросилъ Таранинъ.
— Я типографщикъ. Печатаю бланки, ярлыки, которые мнѣ заказываютъ.
— Какъ же мнѣ сказали... Да вы, можетъ быть, скрываете, что вы писатель? — Божусь вамъ.
— Ну, вотъ поди жъ ты! А мнѣ сейчасъ моя баба сказала, что вы писатель, газетчикъ, въ газеты строчите.
— Нѣтъ, нѣтъ.
— Въ такомъ разѣ извините, что обезпокоилъ васъ, поклонился Таранинъ и отправился обратно на террасу.
— Вы что же это пугаете, дьяволы! крикнулъ онъ на жену. — Человѣкъ ни душой, ни тѣломъ не повиненъ въ писательствѣ, а вы такія сплетки!..
— Да ей-Богу же, мнѣ вчера кухарка сказала, оправдывалась жена.
— Кухарка... А ты сама провѣрь, прежде нежели пугать человѣка. Въ лавочкѣ бы спросила, кто онъ такой и по какой части. Тамъ всю подноготную о всѣхъ знаютъ.
На террасѣ долго еще слышалась руготня Таранина.
Н. Лейкинъ.
Однако, до сихъ поръ еще о славянахъ не забыли, несмотря на всѣ ихъ коварныя интриги.
Гдѣ теперь чистые славяне? Они всѣ какъ-то съ нѣмцемъ перемѣшались.
Открылось Соединенное Россійское Пожарное Общество, организовавшееся благодаря стараніямъ извѣстнаго любителя пожарнаго дѣла графа А. Д. Шереметева, имѣющаго собственную пожарную команду въ Ульянкѣ, близъ Лигова.
Торжество открытія и происходило именно въ Ульянкѣ. Изъ рѣчи графа Шереметева мы узнали, что въ Россіи всего на всего тридцать тысячъ пожарныхъ любителей; на сто милліоновъ народонаселенія это не много.
Фотографовъ-любителей, по имѣющимся у насъ свѣдѣніямъ, сто тысячъ, а драматическихъ любителей девятьсотъ девяносто девять тысячъ девяносто девять съ половиною человѣкъ (за полчеловѣка мы считаемъ одного совершенно малолѣтняго любителя).
Драматическіе любители открываютъ новый кружокъ «въ память Гоголя».
Гоголь, конечно, имъ весьма благодаренъ за честь. Но лучше бы не тревожить память Гоголя по пустякамъ. Можно забавляться и не приплетая Гоголя.
Когда нѣсколько потеплѣло, открылись «Озерки».
Въ «Озеркахъ» нынче играетъ «симфоническій оркестръ» подъ управленіемъ нѣкоего г. Семенова.
Мы знали, что у г. Семенова есть въ Петербургѣ нѣсколько оптовыхъ магазиновъ табаку; но о капельмейстерѣ г. Семеновѣ мы что-то не слыхали.
Во всякомъ случаѣ, это самый русскій капельмейстеръ. Кромѣ «симфоническаго оркестра», играющаго, впрочемъ, и бальные танцы, въ «Озеркахъ» подвизается какой-то не то спиритъ, не то антиспиритъ и ломаются акробаты.
Ну, и на здоровье.
Плохо пишутъ изъ Америки.
На выставкѣ въ Чикаго уже начались недоразумѣнія. Американцы собираются произвести экспертизу экспонатовъ совсѣмъ по-американски: одинъ экспертъ долженъ проѣхаться по всей выставкѣ на велосипедѣ, попутно оцѣнивая выставленные предметы.
Европейцамъ такой способъ экспертизы не понравился, и они порѣшили на чужой выставкѣ устроить собственную экспертизу по всѣмъ правиламъ искусства.
Европейцы позабыли, что нельзя соваться въ чужой монастырь со своимъ уставомъ.
Какъ бы американцы не наклали по шапкѣ своимъ европейскимъ гостямъ.
И. Грэкъ.
ВОПЛЬ БЕРЛИНСКИХЪ БАНКИРОВЪ.
Играли русскимъ мы рублемъ На нашей биржѣ какъ хотѣли И въ восхищеніи своемъ
Имъ, такъ какъ выгоднѣй, вертѣли. Какъ вдругъ (о, это ль не позоръ Рублю судьбою приготовленъ? ),
Надъ нимъ таможенный надзоръ На всѣхъ дорогахъ установленъ!..
Ну, какъ теперь намъ имъ играть?.. Прощай, доходная замашка: —
Не можетъ больше къ намъ удрать Свободно желтая бумажка!..
И. т. к.
НА ТОНЯХЪ.
Рыбаки тянутъ воротомъ неводъ. На плоту стоитъ публика и любуется зеркальной поверхностью рѣки. Солнышко скатывается ниже и ниже, золотя верхушки деревьевъ и зданій противоположнаго берега. Въ воздухѣ тишь.
— Чудесная погодка! замѣчаетъ купецъ.
— Да, ровно бы дремота въ природѣ-то, говоритъ сосѣдъ, тоже купецъ.
— Для природы тоже вѣдь отдыхъ положенъ. Замѣть, къ вечеру завсегда спокойливость приходитъ. — Такое ужъ натуральное произволеніе.
— Рыба тоже по вечеру гулять обожаетъ.
— Не взять ли намъ эту тоню? Далече больно закидывали, потому — для хозяина. — Поди, заломятъ?
— Спрашивалъ — красненькую хотятъ. — Поди, приторгуй! — Пополамъ?
— Знамо дѣло, все наше — барышъ и убытокъ.
— Нахаживай, нахаживай, ребята, навались! подбадривалъ приказчикъ рабочихъ.
Къ нему подошелъ купецъ и спросилъ: — Клюетъ ли?
— По вечеру теперь хорошо пошла. Потеплѣе погодку бы, вотъ тогда въ самый разъ потрафленье выйдетъ, пояснилъ приказчикъ.
— Уступай, я товарища въ половинную долю взялъ. — Какъ сказано, за красненькую.
— Ты уважь, мы и напредки ваши давальцы. — Хозяйская цѣна, не могу. — А ежели воду процѣдимъ?
— Кому какое счастье. Вчера объ эту пору утопленника вытащили.
— Ну?! А чья тоня-то была?
— Сочинителя, барина, въ газеты онъ пишетъ. Обѣщалъ пропечатать и газету показать.
— Скажи на милость! Ну, а мы, авось, лососка взамѣсто утопленника... Получай деньги, тоня наша. — Дай Богъ счастливо!
Неводъ надвигался ближе и ближе, рабочіе прибавили усердія, узнавъ, что тоня продана купцамъ. Послѣдніе стояли рядомъ и не сводили глазъ съ приближающагося боченка.
— Ежели лососокъ — на узелки, кому достанется, говорилъ одинъ изъ нихъ.
— Идетъ. И къ тому завтра на ботвинью... предложилъ другой.
— И на это согласенъ.
Публика тѣснилась и перекидывалась отрывочными фразами. Съ берега спускалась подгулявшая компанія молодежи.
—- Наша тоня! кричалъ розовый франтъ въ цилиндрѣ. — Продана-съ, ваше сіятельство! заявилъ приказчикъ. — Наша! Никому не уступлю! Кто мнѣ смѣетъ препятствовать!
— Вотъ у нихъ купите! указалъ приказчикъ на купцовъ.
— Послушайте, господа, уступите намъ ваше счастье? обратился франтъ къ купцамъ.
— Сто рублей, желаете? заявилъ одинъ изъ купцовъ въ шутку.
— Половину съ удовольствіемъ. Купцы переглянулись.
— Какъ скажешь, уступить? спросилъ одинъ купецъ другого.
— Деньги за руки, впередъ! предложилъ другой.
— Вася, на что тебѣ тоня! останавливали франта друзья.
— Такъ хочу! рѣшилъ Вася. — Ни слова, ни полслова! — Брось, ѣдемъ ужинать!
— Ухи хочу! Уступаете тоню?
— Прибавьте что-нибудь, уступимъ, отвѣчали купцы. — Все мое! Десять рублей прибавляю! произнесъ Вася. Купцы, получивъ деньги, отошли въ сторону.
— Мы съ тобой хорошую уху сварили, сказалъ одинъ изъ нихъ.
— Счастье продали! ухмыльнулся другой, — вотъ что не хорошо.
— А вотъ увидимъ, какое счастье. — Должно быть, самъ-то покупатель изъ осетровъ. — Налимъ съ икрой!
— Либо наслѣдство получилъ, либо въ отцовскую выручку слазилъ, вотъ и процѣживаетъ скрозь невода деньги.
— Ну, да намъ плевать. Наше счастье въ карманѣ. Теперь ужъ просто лососка приторгуемъ.
— И съ хорошимъ барышемъ останемся.
Неводъ оказался пустымъ, съ какою-то мелкой рыбицей и дохлымъ ракомъ.
— Чужая тоня была, закажите свою, ваше сіятельство! предложилъ приказчикъ. — На свое счастье лучше ловить. — Вася, ѣдемъ, полно тебѣ дурачиться! сказали друзья. — На чаекъ бы съ вашей милости! просили рабочіе. Вася кинулъ имъ кредитку.
Молодежь вышла на берегъ, сѣла въ коляску и укатила.
— А что, староста, лососка бы намъ на полпуда? спросили купцы.
— Имѣемъ, не угодно ли глянуть, пожалуйте! предложилъ староста.
Купивъ рыбу, купцы приказали уложить покупку въ корзину и направились на берегъ.
— Вотъ кабы почаще такіе дураки наклевывались, какъ этотъ Вася! говорилъ одинъ изъ нихъ.
— Ловля знатная! Что говорить! И съ лососкомъ, и съ деньгами... отвѣчалъ другой купецъ.
Дядя Митяй.
НЕВСКАЯ ЛЕГЕНДА.
Если вѣру дать молвѣ,
Если вѣровать въ преданья, Жилъ когда-то на Невѣ
Нѣкій рыцарь безъ названья. Жизнь проживши, умеръ онъ Средь веселаго разгула, И привезъ его Харонъ
Передъ очи Вельзевула...
Что ты грѣшенъ — не секретъ, — Вельзевулъ сказалъ сердито, — Но въ аду-то мѣста нѣтъ, Все биткомъ уже набито!
Полонъ я къ твоей судьбѣ Безотчетнаго вниманья... И придумаю тебѣ
Я похуже наказанье!
Зиму здѣсь ты отдыхай,
Мы во всемъ тебѣ послужимъ... Но едва настанетъ май, —
На землѣ... будь дачнымъ мужемъ!
Victor
КОРОТЕНЬКІЯ КОРРЕСПОНДЕНЦІИ *).
Серпуховъ.
Ваши «отцы города» задумали пощеголять: они намѣрены устроить по всему городу асфальтовые тротуары, — совершенно, какъ въ Европѣ.
Начали съ главной, Московской улицы, гдѣ уже разломаны прежніе каменные тротуары.
Отчего бы и не щегольнуть асфальтовыми тротуарами,
*) Приглашаемъ нашихъ провинціальныхъ читателей сообщать факты изъ мѣстной жизни. Всякое сообщеніе будетъ принято съ благодарностью.
— Познакомься съ нимъ скорѣй, такъ, можетъ быть, и обойдется дѣло.
— И то надо познакомиться, а то, пожалуй, изъза Петьки завтра же пропечатаютъ. Ахъ, чтобъ тебѣ ни дна, ни покрышки! Писатель... Вотъ уха-то стряслась! Радовался, радовался на дачу, запахъ черемухи нюхалъ, а тутъ вдругъ этакое сосѣдство! Тьфу ты пропасть!
Таранинъ плюнулъ.
— Говорятъ тебѣ: тише! Вѣдь онъ все слышитъ, опять предостерегла мужа жена.
— Надо итти знакомиться... вздохнулъ Таранинъ, надѣлъ шляпу и спустился съ террасы въ садъ.
— Господину сосѣду! Добраго здоровья! Изволите прогуливаться на легкомъ воздушкѣ? началъ онъ, раскланиваясь и складывая лицо въ улыбку.
— Да... Вышелъ немножко прогуляться... послышался голосъ за заборомъ.
— Позвольте въ такомъ разѣ познакомиться. Купецъ Иванъ Федоровъ Таранинъ. Прошу любить и жаловать. Будемте жить по-сосѣдски въ мирѣ и согласіи.
— Николай Михайлычъ Алимовъ. Алимовъ, Николай Михайлычъ, отрекомендовался въ свою очередь сосѣдъ.
Съ одной и другой стороны рѣшетки протянулись двѣ руки. Произошло рукопожатіе.
— Мнѣ сказываютъ, что давеча нашъ парнишка камень къ вамъ черезъ заборъ забросилъ и попалъ въ вашу собаку, такъ ужъ вы, пожалуйста, изви
ните, началъ Таранинъ. — Парнишку я своимъ чередомъ за это выпорю.
— Ахъ, да... Только зачѣмъ же сѣчь? Сѣчь не надо. А просто запретите ему черезъ заборъ камни швырять. Вѣдь можно и человѣку въ голову попасть.
— Нѣтъ-съ, для вашего удовольствія я вздеру его какъ Сидорову козу.
— Напротивъ, если вы мнѣ хотите сдѣлать удовольствіе, то не сѣките его.
— Ахъ, ваше удовольствіе, чтобы не сѣчь? Хорошо, извольте. Только ужъ и вы намъ сдѣлайте удовольствіе. Не печатайте про все это въ газетахъ.
— To-есть, какъ это? спросилъ голосъ изъ-за рѣшетки.
— Да такъ-съ... Ужъ пощадите отца семейства. А что будетъ стоить собака, такъ я даже согласенъ заплатить. Или вотъ что... Мы чаемъ и сахаромъ торгуемъ... Позвольте голову сахару и фунтъ чаю вамъ прислать.
— Я немножко не совсѣмъ хорошо понимаю... проговорилъ сосѣдъ.
— Да что тутъ! Такъ на товаръ и смѣняемся. Съ вашей стороны обида собаки, съ моей чай и сахаръ. Что не написанное потеряете — мы чаемъ и сахаромъ возмѣстимъ. Вѣдь по хозяйству сія предметы покупаете.
— Съ какой стати? Вашъ сынъ не причинилъ мнѣ никакого ущерба.
— Я говорю, что вы потеряете заработокъ, ежели не напашете въ газету, а мы этотъ заработокъ чаемъ и сахаромъ...
— Что написать-то я долженъ? недоумѣвалъ изъза рѣшетки сосѣдъ.
— Да вѣдь вы писатель. Въ газетахъ пишете.
— Никогда не бывалъ. Я типографщикъ, имѣю типографію.
— Вотъ, вотъ... Такъ ужъ, пожалуйста, не печатайте про насъ. Зачѣмъ? Лучше жить ладкомъ да миркомъ, какъ добрые сосѣди.
— Тутъ, господинъ Таранинъ, очевидно, недоразумѣніе какое-то. Я отродясь никогда ничего не писалъ для печати.
— Ну?! Такъ вы не писатель? съ сомнѣніемъ въ голосѣ спросилъ Таранинъ.
— Я типографщикъ. Печатаю бланки, ярлыки, которые мнѣ заказываютъ.
— Какъ же мнѣ сказали... Да вы, можетъ быть, скрываете, что вы писатель? — Божусь вамъ.
— Ну, вотъ поди жъ ты! А мнѣ сейчасъ моя баба сказала, что вы писатель, газетчикъ, въ газеты строчите.
— Нѣтъ, нѣтъ.
— Въ такомъ разѣ извините, что обезпокоилъ васъ, поклонился Таранинъ и отправился обратно на террасу.
— Вы что же это пугаете, дьяволы! крикнулъ онъ на жену. — Человѣкъ ни душой, ни тѣломъ не повиненъ въ писательствѣ, а вы такія сплетки!..
— Да ей-Богу же, мнѣ вчера кухарка сказала, оправдывалась жена.
— Кухарка... А ты сама провѣрь, прежде нежели пугать человѣка. Въ лавочкѣ бы спросила, кто онъ такой и по какой части. Тамъ всю подноготную о всѣхъ знаютъ.
На террасѣ долго еще слышалась руготня Таранина.
Н. Лейкинъ.
Однако, до сихъ поръ еще о славянахъ не забыли, несмотря на всѣ ихъ коварныя интриги.
Гдѣ теперь чистые славяне? Они всѣ какъ-то съ нѣмцемъ перемѣшались.
Открылось Соединенное Россійское Пожарное Общество, организовавшееся благодаря стараніямъ извѣстнаго любителя пожарнаго дѣла графа А. Д. Шереметева, имѣющаго собственную пожарную команду въ Ульянкѣ, близъ Лигова.
Торжество открытія и происходило именно въ Ульянкѣ. Изъ рѣчи графа Шереметева мы узнали, что въ Россіи всего на всего тридцать тысячъ пожарныхъ любителей; на сто милліоновъ народонаселенія это не много.
Фотографовъ-любителей, по имѣющимся у насъ свѣдѣніямъ, сто тысячъ, а драматическихъ любителей девятьсотъ девяносто девять тысячъ девяносто девять съ половиною человѣкъ (за полчеловѣка мы считаемъ одного совершенно малолѣтняго любителя).
Драматическіе любители открываютъ новый кружокъ «въ память Гоголя».
Гоголь, конечно, имъ весьма благодаренъ за честь. Но лучше бы не тревожить память Гоголя по пустякамъ. Можно забавляться и не приплетая Гоголя.
Когда нѣсколько потеплѣло, открылись «Озерки».
Въ «Озеркахъ» нынче играетъ «симфоническій оркестръ» подъ управленіемъ нѣкоего г. Семенова.
Мы знали, что у г. Семенова есть въ Петербургѣ нѣсколько оптовыхъ магазиновъ табаку; но о капельмейстерѣ г. Семеновѣ мы что-то не слыхали.
Во всякомъ случаѣ, это самый русскій капельмейстеръ. Кромѣ «симфоническаго оркестра», играющаго, впрочемъ, и бальные танцы, въ «Озеркахъ» подвизается какой-то не то спиритъ, не то антиспиритъ и ломаются акробаты.
Ну, и на здоровье.
Плохо пишутъ изъ Америки.
На выставкѣ въ Чикаго уже начались недоразумѣнія. Американцы собираются произвести экспертизу экспонатовъ совсѣмъ по-американски: одинъ экспертъ долженъ проѣхаться по всей выставкѣ на велосипедѣ, попутно оцѣнивая выставленные предметы.
Европейцамъ такой способъ экспертизы не понравился, и они порѣшили на чужой выставкѣ устроить собственную экспертизу по всѣмъ правиламъ искусства.
Европейцы позабыли, что нельзя соваться въ чужой монастырь со своимъ уставомъ.
Какъ бы американцы не наклали по шапкѣ своимъ европейскимъ гостямъ.
И. Грэкъ.
ВОПЛЬ БЕРЛИНСКИХЪ БАНКИРОВЪ.
Играли русскимъ мы рублемъ На нашей биржѣ какъ хотѣли И въ восхищеніи своемъ
Имъ, такъ какъ выгоднѣй, вертѣли. Какъ вдругъ (о, это ль не позоръ Рублю судьбою приготовленъ? ),
Надъ нимъ таможенный надзоръ На всѣхъ дорогахъ установленъ!..
Ну, какъ теперь намъ имъ играть?.. Прощай, доходная замашка: —
Не можетъ больше къ намъ удрать Свободно желтая бумажка!..
И. т. к.
НА ТОНЯХЪ.
Рыбаки тянутъ воротомъ неводъ. На плоту стоитъ публика и любуется зеркальной поверхностью рѣки. Солнышко скатывается ниже и ниже, золотя верхушки деревьевъ и зданій противоположнаго берега. Въ воздухѣ тишь.
— Чудесная погодка! замѣчаетъ купецъ.
— Да, ровно бы дремота въ природѣ-то, говоритъ сосѣдъ, тоже купецъ.
— Для природы тоже вѣдь отдыхъ положенъ. Замѣть, къ вечеру завсегда спокойливость приходитъ. — Такое ужъ натуральное произволеніе.
— Рыба тоже по вечеру гулять обожаетъ.
— Не взять ли намъ эту тоню? Далече больно закидывали, потому — для хозяина. — Поди, заломятъ?
— Спрашивалъ — красненькую хотятъ. — Поди, приторгуй! — Пополамъ?
— Знамо дѣло, все наше — барышъ и убытокъ.
— Нахаживай, нахаживай, ребята, навались! подбадривалъ приказчикъ рабочихъ.
Къ нему подошелъ купецъ и спросилъ: — Клюетъ ли?
— По вечеру теперь хорошо пошла. Потеплѣе погодку бы, вотъ тогда въ самый разъ потрафленье выйдетъ, пояснилъ приказчикъ.
— Уступай, я товарища въ половинную долю взялъ. — Какъ сказано, за красненькую.
— Ты уважь, мы и напредки ваши давальцы. — Хозяйская цѣна, не могу. — А ежели воду процѣдимъ?
— Кому какое счастье. Вчера объ эту пору утопленника вытащили.
— Ну?! А чья тоня-то была?
— Сочинителя, барина, въ газеты онъ пишетъ. Обѣщалъ пропечатать и газету показать.
— Скажи на милость! Ну, а мы, авось, лососка взамѣсто утопленника... Получай деньги, тоня наша. — Дай Богъ счастливо!
Неводъ надвигался ближе и ближе, рабочіе прибавили усердія, узнавъ, что тоня продана купцамъ. Послѣдніе стояли рядомъ и не сводили глазъ съ приближающагося боченка.
— Ежели лососокъ — на узелки, кому достанется, говорилъ одинъ изъ нихъ.
— Идетъ. И къ тому завтра на ботвинью... предложилъ другой.
— И на это согласенъ.
Публика тѣснилась и перекидывалась отрывочными фразами. Съ берега спускалась подгулявшая компанія молодежи.
—- Наша тоня! кричалъ розовый франтъ въ цилиндрѣ. — Продана-съ, ваше сіятельство! заявилъ приказчикъ. — Наша! Никому не уступлю! Кто мнѣ смѣетъ препятствовать!
— Вотъ у нихъ купите! указалъ приказчикъ на купцовъ.
— Послушайте, господа, уступите намъ ваше счастье? обратился франтъ къ купцамъ.
— Сто рублей, желаете? заявилъ одинъ изъ купцовъ въ шутку.
— Половину съ удовольствіемъ. Купцы переглянулись.
— Какъ скажешь, уступить? спросилъ одинъ купецъ другого.
— Деньги за руки, впередъ! предложилъ другой.
— Вася, на что тебѣ тоня! останавливали франта друзья.
— Такъ хочу! рѣшилъ Вася. — Ни слова, ни полслова! — Брось, ѣдемъ ужинать!
— Ухи хочу! Уступаете тоню?
— Прибавьте что-нибудь, уступимъ, отвѣчали купцы. — Все мое! Десять рублей прибавляю! произнесъ Вася. Купцы, получивъ деньги, отошли въ сторону.
— Мы съ тобой хорошую уху сварили, сказалъ одинъ изъ нихъ.
— Счастье продали! ухмыльнулся другой, — вотъ что не хорошо.
— А вотъ увидимъ, какое счастье. — Должно быть, самъ-то покупатель изъ осетровъ. — Налимъ съ икрой!
— Либо наслѣдство получилъ, либо въ отцовскую выручку слазилъ, вотъ и процѣживаетъ скрозь невода деньги.
— Ну, да намъ плевать. Наше счастье въ карманѣ. Теперь ужъ просто лососка приторгуемъ.
— И съ хорошимъ барышемъ останемся.
Неводъ оказался пустымъ, съ какою-то мелкой рыбицей и дохлымъ ракомъ.
— Чужая тоня была, закажите свою, ваше сіятельство! предложилъ приказчикъ. — На свое счастье лучше ловить. — Вася, ѣдемъ, полно тебѣ дурачиться! сказали друзья. — На чаекъ бы съ вашей милости! просили рабочіе. Вася кинулъ имъ кредитку.
Молодежь вышла на берегъ, сѣла въ коляску и укатила.
— А что, староста, лососка бы намъ на полпуда? спросили купцы.
— Имѣемъ, не угодно ли глянуть, пожалуйте! предложилъ староста.
Купивъ рыбу, купцы приказали уложить покупку въ корзину и направились на берегъ.
— Вотъ кабы почаще такіе дураки наклевывались, какъ этотъ Вася! говорилъ одинъ изъ нихъ.
— Ловля знатная! Что говорить! И съ лососкомъ, и съ деньгами... отвѣчалъ другой купецъ.
Дядя Митяй.
НЕВСКАЯ ЛЕГЕНДА.
Если вѣру дать молвѣ,
Если вѣровать въ преданья, Жилъ когда-то на Невѣ
Нѣкій рыцарь безъ названья. Жизнь проживши, умеръ онъ Средь веселаго разгула, И привезъ его Харонъ
Передъ очи Вельзевула...
Что ты грѣшенъ — не секретъ, — Вельзевулъ сказалъ сердито, — Но въ аду-то мѣста нѣтъ, Все биткомъ уже набито!
Полонъ я къ твоей судьбѣ Безотчетнаго вниманья... И придумаю тебѣ
Я похуже наказанье!
Зиму здѣсь ты отдыхай,
Мы во всемъ тебѣ послужимъ... Но едва настанетъ май, —
На землѣ... будь дачнымъ мужемъ!
Victor
КОРОТЕНЬКІЯ КОРРЕСПОНДЕНЦІИ *).
Серпуховъ.
Ваши «отцы города» задумали пощеголять: они намѣрены устроить по всему городу асфальтовые тротуары, — совершенно, какъ въ Европѣ.
Начали съ главной, Московской улицы, гдѣ уже разломаны прежніе каменные тротуары.
Отчего бы и не щегольнуть асфальтовыми тротуарами,
*) Приглашаемъ нашихъ провинціальныхъ читателей сообщать факты изъ мѣстной жизни. Всякое сообщеніе будетъ принято съ благодарностью.