НА ПУТИ КЪ ДАЧѢ.
Рис. В. И. Порфирьева.
Нагрузивъ возъ мебелью, извозчикъ тронулся въ путь.
— Ахъ, батюшки мои! воскликнула возсѣдавшая на первомъ возу кухарка, — полсапожки-то новые я и не взяла вѣдь!.. Срамъ въ этихъ-то въ праздникъ будетъ выйти на улицу!.. Лѣто тоже!..
Деликатный ломовикъ помогъ ей сойти съ воза и рѣшилъ обождать ея возвращенія. «Примѣта есть, не ладно будетъ, коли что забыли! » думали они.
Черезъ четверть часа, когда возъ опять украсился кухаркою, прихватившею сапоги, и когда возъ уже былъ на Сампсоньевскомъ проспектѣ, лошадь, испугавшись встрѣчи съ паровою конкою, рванулась въ сторону, а кухарка, завизжавъ на всю Выборгскую сторону, выронила изъ рукъ мельницу, которая и хватила по головѣ шедшаго около воза ломовика.
Когда возъ достигъ Выборгскаго шоссе, пострадавшій ломовикъ поспѣшилъ взгромоздиться на возъ.
— Какъ она меня, окаянная, твоя мельница-то, по темени хрястнула... говорилъ пострадавшій.
— Да, вотъ теперича мнѣ отъ хозяевъ попадетъ... Мельницу спортила... Вся чашка смялась и ящикъ раскололся...
Переѣзжали какой-то мостикъ: переднее колесо провалилось между досокъ, возъ качнулся на бокъ, и кухарка, только что начавшая кокетничать съ извозчикомъ, полетѣла съ воза, но благодаря тому, что платье зацѣпилось за ножку желѣзной кровати, кухарка осталась висѣть между небомъ и землей.
— Не пужайся! Тутъ мягко!. успокоилъ ее ломовикъ, осторожно и не торопясь
сходя съ воза.
Избавившись отъ этой непріятности, путешественники, чтобы нѣсколько успокоиться, сдѣлали привалъ у харчевни.
— Я чаю пить здѣсь ни за что не буду! замѣтила кухарка съ пренебреженіемъ, — Какой тутъ чай? Капорскій!.. А у насъ хозяева покупаютъ всегда въ настоящемъ китайскомъ магазинѣ. Мнѣ дайте бутылку пива старей Баваріи...
— А и здоровое же у васъ платье, что этакую мадамъ на вѣсу сдержало! замѣтилъ ломовикъ.
— Барыня свое паплиновое подарила!..
— Какъ ты смѣешь, чухонская твоя творожная харя, къ нашей землячкѣ свои балясы отпущать! кричалъ черевъ полчаса ломовикъ, обращаясь къ сидѣвшимъ за сосѣднимъ столомъ чухнамъ.
У кухарки физіономія уже цвѣла, какъ маковый цвѣтъ, и волосы были въ «поэтическомъ безпорядкѣ»: дѣло въ томъ, что выпивъ двѣ бутылки пива, она нашла его очень сквернымъ, «не старой Баваріи» и рѣшила лучше выпить стаканчикъ очищенной, а потомъ и нѣсколько повтореній сдѣлала...
— Ми филяски подани, а ти ругайся: рожна харя! возмутились чухны. — Ми скоро
не путимъ пускайтъ весь на нашъ торогъ, а зами путемъ фозить весси каспатамъ!..
Нѣсколько минутъ спустя въ харчевнѣ происходила свалка; первою почему-то вылетѣла изъ дверей кухарка, сжимая въ объятіяхъ чью-то пустую шайку изъ-подъ чухонскаго масла. За нею изъ дверей летѣли и еще нѣкоторыя дѣйствующія лица драмы.
Когда караванъ достигъ дачи, у извозчика былъ перевязанъ тряпицей глазъ, кухарка, сидя на возу, спала богатырскимъ сномъ, а на головѣ у ней красовалась надѣтою пустая шайка изъ-подъ масла.
Рис. В. И. Порфирьева.
Нагрузивъ возъ мебелью, извозчикъ тронулся въ путь.
— Ахъ, батюшки мои! воскликнула возсѣдавшая на первомъ возу кухарка, — полсапожки-то новые я и не взяла вѣдь!.. Срамъ въ этихъ-то въ праздникъ будетъ выйти на улицу!.. Лѣто тоже!..
Деликатный ломовикъ помогъ ей сойти съ воза и рѣшилъ обождать ея возвращенія. «Примѣта есть, не ладно будетъ, коли что забыли! » думали они.
Черезъ четверть часа, когда возъ опять украсился кухаркою, прихватившею сапоги, и когда возъ уже былъ на Сампсоньевскомъ проспектѣ, лошадь, испугавшись встрѣчи съ паровою конкою, рванулась въ сторону, а кухарка, завизжавъ на всю Выборгскую сторону, выронила изъ рукъ мельницу, которая и хватила по головѣ шедшаго около воза ломовика.
Когда возъ достигъ Выборгскаго шоссе, пострадавшій ломовикъ поспѣшилъ взгромоздиться на возъ.
— Какъ она меня, окаянная, твоя мельница-то, по темени хрястнула... говорилъ пострадавшій.
— Да, вотъ теперича мнѣ отъ хозяевъ попадетъ... Мельницу спортила... Вся чашка смялась и ящикъ раскололся...
Переѣзжали какой-то мостикъ: переднее колесо провалилось между досокъ, возъ качнулся на бокъ, и кухарка, только что начавшая кокетничать съ извозчикомъ, полетѣла съ воза, но благодаря тому, что платье зацѣпилось за ножку желѣзной кровати, кухарка осталась висѣть между небомъ и землей.
— Не пужайся! Тутъ мягко!. успокоилъ ее ломовикъ, осторожно и не торопясь
сходя съ воза.
Избавившись отъ этой непріятности, путешественники, чтобы нѣсколько успокоиться, сдѣлали привалъ у харчевни.
— Я чаю пить здѣсь ни за что не буду! замѣтила кухарка съ пренебреженіемъ, — Какой тутъ чай? Капорскій!.. А у насъ хозяева покупаютъ всегда въ настоящемъ китайскомъ магазинѣ. Мнѣ дайте бутылку пива старей Баваріи...
— А и здоровое же у васъ платье, что этакую мадамъ на вѣсу сдержало! замѣтилъ ломовикъ.
— Барыня свое паплиновое подарила!..
— Какъ ты смѣешь, чухонская твоя творожная харя, къ нашей землячкѣ свои балясы отпущать! кричалъ черевъ полчаса ломовикъ, обращаясь къ сидѣвшимъ за сосѣднимъ столомъ чухнамъ.
У кухарки физіономія уже цвѣла, какъ маковый цвѣтъ, и волосы были въ «поэтическомъ безпорядкѣ»: дѣло въ томъ, что выпивъ двѣ бутылки пива, она нашла его очень сквернымъ, «не старой Баваріи» и рѣшила лучше выпить стаканчикъ очищенной, а потомъ и нѣсколько повтореній сдѣлала...
— Ми филяски подани, а ти ругайся: рожна харя! возмутились чухны. — Ми скоро
не путимъ пускайтъ весь на нашъ торогъ, а зами путемъ фозить весси каспатамъ!..
Нѣсколько минутъ спустя въ харчевнѣ происходила свалка; первою почему-то вылетѣла изъ дверей кухарка, сжимая въ объятіяхъ чью-то пустую шайку изъ-подъ чухонскаго масла. За нею изъ дверей летѣли и еще нѣкоторыя дѣйствующія лица драмы.
Когда караванъ достигъ дачи, у извозчика былъ перевязанъ тряпицей глазъ, кухарка, сидя на возу, спала богатырскимъ сномъ, а на головѣ у ней красовалась надѣтою пустая шайка изъ-подъ масла.