державной монархіи. Ни измѣны, ни внутреннія смуты, ни полный финансовый разгромъ не подточили силъ этой арміи, и она побѣждала. Но и она, сдѣлавшись орудіемъ не національной обороны, а честолюбивыхъ замысловъ величайшаго полководца, стала уязвима и была поражена.
Пока были только пораженія. И не говорите, что они были случайны. Не приписывайте ихъ предательству и хитрости врага. Успѣхи и сила одной стороны всегда грѣхи и слабость другой. Не японцы нанесли русскому флоту пораженіе, нанесъ ихъ Алексѣевъ и тотъ духъ безъидейнаго властолюбія, лести и лжи, который, соорудивъ Дальнее Намѣстничество, хозяйничалъ въ немъ. А развѣ не этотъ духъ царитъ во всей Россіи и гнететъ ее? Слово „внутренній врагъ“ и въ новой Россіи старое слово. Только, господа „патріоты“, вы забыли его истинный смыслъ. Очнувшись послѣ Севастополя, русскіе люди стали этимъ именемъ звать николаевскихъ министровъ, слугъ стараго посрамленнаго въ Севастополѣ порядка. „Великая побѣда, — писалъ къ Погодину князь Д. А. Оболенскій (27 октября 1855 г.), — одержана нами противъ внутреннихъ враговъ. Клейнмихеля заставили подать въ отставку. . . Такого господина, какъ Клейнмихель, вполовину ломать нельзя; ему слѣдуетъ или сидѣть въ кандалахъ или быть министромъ.“ (Барсуковъ, Жизнь и труды Погодина, кн. XIV, стр. 125—126.) Каково было ожесточеніе противъ министра у человѣка, который потомъ самъ былъ членомъ Государственнаго Совѣта! Но пробужденіе было тогда не полное. Тюрьма не была разрушена. Ее перестроили, одинъ корпусъ, мрачный старый корпусъ гражданскаго рабства, совсѣмъ сломали, разныя устарѣвшія приспособленія мучительства вынесли. Но тюрьма осталась, и населеніе ея росло, и стало грозно волноваться. Вы его привели на далекое Желтое Море и подставили подъ удары японцевъ. Тюрьма пошла умирать. За царя, за Алексѣева, за Манчжурію. Побѣдитъ ли? Это — загадка. Но во всякомъ случаѣ не обольщайтесь: и кровью побѣдителей вы не скрѣпите стѣнъ падающей тюрьмы; кровь даже не дастъ вамъ отсрочки. Наоборотъ, по этому огромному кровавому векселю вы уплатите еще раньше. Ибо войной вы сами еще больше расшатали стѣны тюрьмы.
Вы требуете единенія, а нашъ обличающій голосъ портитъ вашъ подъемъ и раздражаетъ ваши нервы. И вы клеветнически пишете объ „усмѣшкѣ“, съ которой мы якобы относимся и къ народному одушевленію, и къ дѣйствіямъ нашихъ войскъ. Зачѣмъ же опять лгать? Зачѣмъ же скорбь и негодованіе выдавать за усмѣшку? Развѣ мы смѣялись, когда писали: „До боли обидно, что теперь патріотическое возбужденіе и подвиги арміи призваны покрывать и украшать . . . безславную политику, которая уже уготовила русскому флоту первое въ его исторіи крупное пораженіе.“ 1
Вы требуете единенія. Ну, что-жъ, единеніе смерти и могилъ на Дальнемъ Востокѣ вы получите. Не мало нашихъ единомышленниковъ пошло туда. И такъ и слѣдовало. Только побывавъ рядомъ въ бѣдѣ, передъ лицомъ смерти, они смогутъ вести за собой, когда для этого настанетъ время.
Но единенія жизни, радостнаго и побѣдоноснаго единенія націи въ великой задачѣ, вы не получите, пока не рухнетъ тюрьма.
Редакторъ.
Сѣть лжи.
„Они мнѣ подкинутъ мертвое тѣло въ садъ и отдадутъ подъ судъ за душегубство.“ Погодинъ.
Г. Столыпинъ, говорящій „правду и только правду“, выступилъ противъ редактора „Освобожденія“ съ фельетономъ, озаглавленнымъ „Слѣпой человѣкъ“. Обнаруженное въ этой замѣткѣ отношеніе къ правдѣ нынѣшняго редактора „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ оказалось болѣе чѣмъ страннымъ, и я принялъ мѣры къ тому, чтобы возстановить хоть отчасти истину прежде всего въ глазахъ читателей „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ и въ этихъ видахъ тотчасъ по прочтеніи упомянутаго фельетона направилъ въ редакцію газеты
гг. Ухтомскаго и Столыпина нижеслѣдующее формальное опроверженіе:
Милостивый Государь
Господинъ Редакторъ!
На основаніи статьи 139 устава о цензурѣ и печати покорнѣйше прошу Васъ напечатать нижеслѣдующее.
Въ № 66 (отъ 8/21 марта с. г.) газеты Вашей въ замѣткѣ г. А. С—на, озаглавленной „Слѣпой человѣкъ“, въ числѣ прочихъ сужденій и утвержденій, относящихся къ издаваемому мною журналу „Освобожденіе“, сказано: „Сколько злорадства было въ „Освобожденіи“ но поводу вымышленнаго бала въ Портъ-Артурѣ.“ Между тѣмъ, въ дѣйствительности о балѣ, якобы происходившемъ въ Портъ-Артурѣ въ ночь съ 26-го на 27-ое января (время первой японской аттаки), въ „Освобожденіи“ не было сказано ни одного слова — не былъ даже зарегистрированъ самый слухъ, хотя онъ, конечно, хорошо былъ извѣстенъ редакціи, какъ изъ иностранныхъ газетъ, такъ, въ особенности, изъ статей и замѣтокъ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“. Въ „Освобожденіи“ (№ 41 отъ 5/18 февраля, стр. 300) говорилось только о балѣ, происходившемъ въ Портъ-Артурѣ 30 декабря 1903 г., и говорилось исключительно на основаніи обстоятельнаго отчета, напечатаннаго въ новогоднемъ номерѣ портъ - артурской газеты „Новый Край“.
Оставаясь въ рамкахъ чисто фактическаго опроверженія, я ограничиваюсь вышеприведеннымъ и прошу принять увѣреніе и пр. Петръ Струве.
Опроверженіе это, хотя какъ простая порядочность, такъ даже и цензурный уставъ требовали его напечатанія, до сихъ поръ не опубликовано на страницахъ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“. 1
Очевидно, изъ страха передъ г. ф.-Плеве г. Столыпинъ не могъ позволить себѣ общеобязательной, человѣческой и литературной, порядочности: зависимость отъ главы цензурнаго вѣдомства не дала редактору „С.-Петерб. Вѣдомостей“ возможности исполнить даже требованіе .... цензурнаго устава! Хороша же „правда“, которую, по словамъ Николая II, призвана насаждать наша пребывающая въ рабствѣ печать !
Такова первая и совершенно обнаженная ложь, взведенная г. Столыпинымъ на „Освобожденіе“.
Далѣе, идетъ нѣчто еще худшее, для обнаруженія чего, однако, съ моей стороны, недостаточно такого простого отрицанія, какое я выше противопоставилъ первой лжи. „На языкѣ „Освобожденія“ патріотизмъ русской молодежи — „казенный“ — говоритъ г. Столыпинъ. Читатель изъ этой фразы можетъ заключить, что „Освобожденіе“ протестуетъ противъ отношенія русской молодежи къ войнѣ. На самомъ же дѣлѣ „Освобожденіе“ подъ рубрикой „Русская молодежь и казенный патріотизмъ“ регистрируетъ факты того, потребовавшаго уже не мало жертвъ, движенія русской молодежи, которое направлено противъ „казеннаго“ патріотизма и которое въ борьбѣ съ его проявленіями идетъ значительно дальше „Освобожденія“. Объ этомъ движеніи г. Столыпинъ не можетъ не знать, но онъ отъ факта (какъ всегда, скрываемаго правительствомъ) отдѣлывается цитированной выше вводящей читателей въ заблужденіе короткой фразой и продолжаетъ :
„На языкѣ „Освобожденія“ въ русской печати „даритъ безсмысленная ложь“ Зачѣмъ такъ лгать на русскую молодежь и печать? Всѣхъ тронуло одушевленіе молодежи и всѣхъ поразилъ спокойный и сдержанный тонъ русской печати. За исключеніемъ двухъ-трехъ статеекъ, которыхъ и въ разсчетъ молено не принимать нигдѣ не было ни задорнаго тона, ни шовинизма, ни лжи; мелкая печать выступила съ лубочными стихами и бранью, обзывала японцевъ „макаками“ и т. п., но на то она и мелкая печать, а за границей она свирѣпствуетъ куда развязнѣе!“
Оставьте въ покоѣ русскую молодежь и наше отношеніе къ ней, г. Столыпинъ. „Освобожденію“ приходилось и приходится расходиться съ ея представителями, но ни разу еще никто изъ среды молодежи не обвинялъ насъ въ томъ, что мы лжемъ на нее.
Г. Столыпинъ говоритъ о „спокойномъ и сдержанномъ тонѣ русской печати“. Онъ совершенно напрасно беретъ всю русскую печать за однѣ скобки. Русская печать весьма различна по характеру своихъ органовъ, и, въ общемъ, подцензурная провинціальная печать стоитъ на гораздо болѣе высокомъ политическомъ уровнѣ, чѣмъ безцензурная столичная. Провинціальные дѣятели печати менѣе, чѣмъ столичные, приспособляются къ существующему полицейскому
1 „Освобожденіе“ № 17 (41), статья редактора, стр. 301.
1 Опроверженіе было послано заказнымъ письмомъ съ обратной роспиской, ко
торая давно уже вернулась.
Пока были только пораженія. И не говорите, что они были случайны. Не приписывайте ихъ предательству и хитрости врага. Успѣхи и сила одной стороны всегда грѣхи и слабость другой. Не японцы нанесли русскому флоту пораженіе, нанесъ ихъ Алексѣевъ и тотъ духъ безъидейнаго властолюбія, лести и лжи, который, соорудивъ Дальнее Намѣстничество, хозяйничалъ въ немъ. А развѣ не этотъ духъ царитъ во всей Россіи и гнететъ ее? Слово „внутренній врагъ“ и въ новой Россіи старое слово. Только, господа „патріоты“, вы забыли его истинный смыслъ. Очнувшись послѣ Севастополя, русскіе люди стали этимъ именемъ звать николаевскихъ министровъ, слугъ стараго посрамленнаго въ Севастополѣ порядка. „Великая побѣда, — писалъ къ Погодину князь Д. А. Оболенскій (27 октября 1855 г.), — одержана нами противъ внутреннихъ враговъ. Клейнмихеля заставили подать въ отставку. . . Такого господина, какъ Клейнмихель, вполовину ломать нельзя; ему слѣдуетъ или сидѣть въ кандалахъ или быть министромъ.“ (Барсуковъ, Жизнь и труды Погодина, кн. XIV, стр. 125—126.) Каково было ожесточеніе противъ министра у человѣка, который потомъ самъ былъ членомъ Государственнаго Совѣта! Но пробужденіе было тогда не полное. Тюрьма не была разрушена. Ее перестроили, одинъ корпусъ, мрачный старый корпусъ гражданскаго рабства, совсѣмъ сломали, разныя устарѣвшія приспособленія мучительства вынесли. Но тюрьма осталась, и населеніе ея росло, и стало грозно волноваться. Вы его привели на далекое Желтое Море и подставили подъ удары японцевъ. Тюрьма пошла умирать. За царя, за Алексѣева, за Манчжурію. Побѣдитъ ли? Это — загадка. Но во всякомъ случаѣ не обольщайтесь: и кровью побѣдителей вы не скрѣпите стѣнъ падающей тюрьмы; кровь даже не дастъ вамъ отсрочки. Наоборотъ, по этому огромному кровавому векселю вы уплатите еще раньше. Ибо войной вы сами еще больше расшатали стѣны тюрьмы.
Вы требуете единенія, а нашъ обличающій голосъ портитъ вашъ подъемъ и раздражаетъ ваши нервы. И вы клеветнически пишете объ „усмѣшкѣ“, съ которой мы якобы относимся и къ народному одушевленію, и къ дѣйствіямъ нашихъ войскъ. Зачѣмъ же опять лгать? Зачѣмъ же скорбь и негодованіе выдавать за усмѣшку? Развѣ мы смѣялись, когда писали: „До боли обидно, что теперь патріотическое возбужденіе и подвиги арміи призваны покрывать и украшать . . . безславную политику, которая уже уготовила русскому флоту первое въ его исторіи крупное пораженіе.“ 1
Вы требуете единенія. Ну, что-жъ, единеніе смерти и могилъ на Дальнемъ Востокѣ вы получите. Не мало нашихъ единомышленниковъ пошло туда. И такъ и слѣдовало. Только побывавъ рядомъ въ бѣдѣ, передъ лицомъ смерти, они смогутъ вести за собой, когда для этого настанетъ время.
Но единенія жизни, радостнаго и побѣдоноснаго единенія націи въ великой задачѣ, вы не получите, пока не рухнетъ тюрьма.
Редакторъ.
Сѣть лжи.
„Они мнѣ подкинутъ мертвое тѣло въ садъ и отдадутъ подъ судъ за душегубство.“ Погодинъ.
Г. Столыпинъ, говорящій „правду и только правду“, выступилъ противъ редактора „Освобожденія“ съ фельетономъ, озаглавленнымъ „Слѣпой человѣкъ“. Обнаруженное въ этой замѣткѣ отношеніе къ правдѣ нынѣшняго редактора „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ оказалось болѣе чѣмъ страннымъ, и я принялъ мѣры къ тому, чтобы возстановить хоть отчасти истину прежде всего въ глазахъ читателей „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“ и въ этихъ видахъ тотчасъ по прочтеніи упомянутаго фельетона направилъ въ редакцію газеты
гг. Ухтомскаго и Столыпина нижеслѣдующее формальное опроверженіе:
Милостивый Государь
Господинъ Редакторъ!
На основаніи статьи 139 устава о цензурѣ и печати покорнѣйше прошу Васъ напечатать нижеслѣдующее.
Въ № 66 (отъ 8/21 марта с. г.) газеты Вашей въ замѣткѣ г. А. С—на, озаглавленной „Слѣпой человѣкъ“, въ числѣ прочихъ сужденій и утвержденій, относящихся къ издаваемому мною журналу „Освобожденіе“, сказано: „Сколько злорадства было въ „Освобожденіи“ но поводу вымышленнаго бала въ Портъ-Артурѣ.“ Между тѣмъ, въ дѣйствительности о балѣ, якобы происходившемъ въ Портъ-Артурѣ въ ночь съ 26-го на 27-ое января (время первой японской аттаки), въ „Освобожденіи“ не было сказано ни одного слова — не былъ даже зарегистрированъ самый слухъ, хотя онъ, конечно, хорошо былъ извѣстенъ редакціи, какъ изъ иностранныхъ газетъ, такъ, въ особенности, изъ статей и замѣтокъ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“. Въ „Освобожденіи“ (№ 41 отъ 5/18 февраля, стр. 300) говорилось только о балѣ, происходившемъ въ Портъ-Артурѣ 30 декабря 1903 г., и говорилось исключительно на основаніи обстоятельнаго отчета, напечатаннаго въ новогоднемъ номерѣ портъ - артурской газеты „Новый Край“.
Оставаясь въ рамкахъ чисто фактическаго опроверженія, я ограничиваюсь вышеприведеннымъ и прошу принять увѣреніе и пр. Петръ Струве.
Опроверженіе это, хотя какъ простая порядочность, такъ даже и цензурный уставъ требовали его напечатанія, до сихъ поръ не опубликовано на страницахъ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“. 1
Очевидно, изъ страха передъ г. ф.-Плеве г. Столыпинъ не могъ позволить себѣ общеобязательной, человѣческой и литературной, порядочности: зависимость отъ главы цензурнаго вѣдомства не дала редактору „С.-Петерб. Вѣдомостей“ возможности исполнить даже требованіе .... цензурнаго устава! Хороша же „правда“, которую, по словамъ Николая II, призвана насаждать наша пребывающая въ рабствѣ печать !
Такова первая и совершенно обнаженная ложь, взведенная г. Столыпинымъ на „Освобожденіе“.
Далѣе, идетъ нѣчто еще худшее, для обнаруженія чего, однако, съ моей стороны, недостаточно такого простого отрицанія, какое я выше противопоставилъ первой лжи. „На языкѣ „Освобожденія“ патріотизмъ русской молодежи — „казенный“ — говоритъ г. Столыпинъ. Читатель изъ этой фразы можетъ заключить, что „Освобожденіе“ протестуетъ противъ отношенія русской молодежи къ войнѣ. На самомъ же дѣлѣ „Освобожденіе“ подъ рубрикой „Русская молодежь и казенный патріотизмъ“ регистрируетъ факты того, потребовавшаго уже не мало жертвъ, движенія русской молодежи, которое направлено противъ „казеннаго“ патріотизма и которое въ борьбѣ съ его проявленіями идетъ значительно дальше „Освобожденія“. Объ этомъ движеніи г. Столыпинъ не можетъ не знать, но онъ отъ факта (какъ всегда, скрываемаго правительствомъ) отдѣлывается цитированной выше вводящей читателей въ заблужденіе короткой фразой и продолжаетъ :
„На языкѣ „Освобожденія“ въ русской печати „даритъ безсмысленная ложь“ Зачѣмъ такъ лгать на русскую молодежь и печать? Всѣхъ тронуло одушевленіе молодежи и всѣхъ поразилъ спокойный и сдержанный тонъ русской печати. За исключеніемъ двухъ-трехъ статеекъ, которыхъ и въ разсчетъ молено не принимать нигдѣ не было ни задорнаго тона, ни шовинизма, ни лжи; мелкая печать выступила съ лубочными стихами и бранью, обзывала японцевъ „макаками“ и т. п., но на то она и мелкая печать, а за границей она свирѣпствуетъ куда развязнѣе!“
Оставьте въ покоѣ русскую молодежь и наше отношеніе къ ней, г. Столыпинъ. „Освобожденію“ приходилось и приходится расходиться съ ея представителями, но ни разу еще никто изъ среды молодежи не обвинялъ насъ въ томъ, что мы лжемъ на нее.
Г. Столыпинъ говоритъ о „спокойномъ и сдержанномъ тонѣ русской печати“. Онъ совершенно напрасно беретъ всю русскую печать за однѣ скобки. Русская печать весьма различна по характеру своихъ органовъ, и, въ общемъ, подцензурная провинціальная печать стоитъ на гораздо болѣе высокомъ политическомъ уровнѣ, чѣмъ безцензурная столичная. Провинціальные дѣятели печати менѣе, чѣмъ столичные, приспособляются къ существующему полицейскому
1 „Освобожденіе“ № 17 (41), статья редактора, стр. 301.
1 Опроверженіе было послано заказнымъ письмомъ съ обратной роспиской, ко
торая давно уже вернулась.