„Весьма крупные годовые остатки, до 100 и болѣе милліоновъ рублей, по исполненію нашей государственной росписи, обычно-сводимой по смѣтнымъ предположеніямъ лишь съ незначительнымъ избыткомъ обыкновенныхъ доходовъ надъ расходами, составляютъ такой фактъ, къ которому только полное непониманіе дѣла можетъ относиться съ одобреніемъ, что не разъ и указывалось солидными органами нашей прессы. Тогда какъ при здравой оцѣнкѣ положенія въ подобныхъ крупныхъ остаткахъ надо усмотрѣть не что иное, какъ результатъ неспособности или нежеланія съ точностью, сколько-нибудь близкою къ дѣйствительности, предвидѣть и опредѣлить размѣры предстоящихъ въ смѣтномъ году поступленій и расходовъ. Происходитъ ли это отъ недостаточности собираемыхъ для составленія смѣты данныхъ, отъ небрежности или умышленнаго сокрытія истины, во всякомъ случаѣ такія смѣты являются лишь праздною, безполезною и даже вредною игрою въ цифры и выкладки. Зачѣмъ въ самомъ дѣлѣ и составлять смѣты, когда онѣ не оправдываются въ размѣрѣ десятой или даже восьмой, седьмой своей части? При такомъ порядкѣ составленія смѣтъ и при возможности декретировать налоги по личнымъ докладамъ министра, или путемъ предоставленія ему широкихъ полномочій, безъ участія законодательнаго учрежденія, — управлять финансами государства не трудно: нужна только извѣстная ловкость, а главное — ни передъ чѣмъ не останавливающаяся смѣлость, какъ у насъ теперь и есть. При составленіи смѣты, требованія расходовъ необходимѣйшихъ, на потребности самыя насущныя, урѣзываются или совсѣмъ устраняются; а поступленія ожидаемыя, какъ говорятъ — въ видахъ вящей осторожности, показываются въ такихъ количествахъ, которыя, какъ тогда уже можно предвидѣть, будутъ значительно превышены дѣйствительностью. Такимъ образомъ является вполнѣ обезпеченнымъ полученіе, къ концу смѣтнаго года, весьма значительнаго остатка, который и можетъ быть обращенъ на любую фантазію, безъ всякаго обсужденія, насколько таковая соотвѣтствуетъ потребностямъ государства, предпочтительно передъ устраненными при составленіи смѣты явно необходимыми расходами.
„Слѣдуя этой системѣ, можно, пожалуй, довести остатокъ до 1/4, 1/3, даже до половины итога всѣхъ ожидаемыхъ поступленій. Предположимъ, напримѣръ, что но всѣмъ министерствамъ расходовъ на смѣтный годъ испрашивается 1000 милліоновъ рублей. Министръ финансовъ заявляетъ, что, но собраннымъ у него даннымъ, доходовъ, при соблюденіи въ исчисленіи вящей осторожности, можно ожидать въ суммѣ около 700 милл., потому, чтобы не довести до полнаго разстройства финансы государства, испрашиваетъ установленія новыхъ налоговъ, при сокращеніи требуемыхъ расходовъ на сумму примѣрно 300 милл. рублей. Министръ выражаетъ надежду, что благодаря этимъ мѣрамъ и всевозможной бережливости, смѣтный годъ можно будетъ заключить безъ дефицита. На дѣлѣ оказывается, однако, что доходовъ поступаетъ не 700, а 900 милл. (какъ хорошо исчислилъ министръ про себя уже при самомъ составленіи смѣты); да новые налоги, отъ которыхъ, по осторожному исчисленію министерства, ожидалось лишь небольшое прибавленіе къ доходамъ, дали въ дѣйствительности до 100 милл. Оказывается, слѣдовательно, въ поступленіи 900 100 = 1000 милл. въ расходѣ 700 милл. и смѣтный годъ, въ которомъ опасались дефицита, заканчивается остаткомъ въ 300 милл. — полное торжество министра, истиннаго мага и волшебника.
„Разумѣется, взятыя для примѣра цифры составляютъ шаржъ. Но. полагаемъ, онъ не мало способствуетъ уясненію дѣла даже для непосвященныхъ въ тайны финансовой магіи.
„Въ сущности, вѣдь, именно это совершается у насъ по министерству финансовъ за все управленіе Витте, начавшись еще при Вышнеградскомъ. Съ назначенія Витте 1, какъ сказано въ упомянутомъ рескриптѣ 24 февраля, но 1898 годъ обыкновенные государственные доходы превысили обыкновенные расходы на сумму за все время болѣе 600 милліоновъ рублей, и этимъ самымъ путемъ соблюденія экономіи предлагаетъ министру слѣдовать впредь неизмѣнно благосклонный и „благодарный“ самодержецъ. Но развѣ остатки эти могъ бы назвать сбереженіемъ или экономіею любой неотуманенный финансовой мудростью человѣкъ? Сколочены эти 600 или болѣе милліоновъ, какъ явно неразумнымъ путемъ устраненія необходимыхъ расходовъ, такъ и установленіемъ ряда новыхъ налоговъ, тогда какъ и подъ бременемъ прежнихъ уже изнемогало населеніе. Въ странѣ, гдѣ смѣты государственныхъ доходовъ и расходовъ разумно обсуживаются, въ случаѣ заключенія финансоваго года съ остаткомъ въ 100—150 милліоновъ при доходномъ бюджетѣ въ 1000 милліоновъ министру финансовъ за это спасибо не сказали бы Напротивъ, спросили бы. почему это не было предвидѣно, и потребовали бы безотговорочнаго уменьшенія налоговъ въ слѣдующемъ году на сумму, соотвѣтствующую и полученному уже, и предвидимому сбереженію. 2 У насъ остатки, составляющіе сотни милліоновъ, въ тишинѣ, безъ разсужденій, зачислялись въ такъ называемую свободную наличность Государственнаго Казначейства.
„Пора, однако, спросить, что такое въ сущности представляетъ собою эта свободная наличность. Вѣдь, если она заключаетъ въ себѣ нѣчто реальное, т. е., если какими-нибудь таинственными путями не получаетъ неизвѣстныхъ намъ назначеній и существуетъ въ дѣйствительности, то это не что иное, какъ непроизводительно лежащій капиталъ, — капиталъ, достигшій, какъ въ рескриптѣ 24-го февраля сказано, болѣе 600 милл. рублей, въ то время какъ на 600 милл. заграничнаго или внутренняго долга мы ежегодно платимъ не менѣе 25 милл. рублей процентовъ. Отчего же въ такомъ случаѣ не погашается долгъ въ размѣрѣ означенной суммы? Могутъ, пожалуй, возразить, что такіе остатки никогда не лежали полностью въ сундукахъ казначейства, что они, какъ только опредѣлялись, вслѣдъ за этимъ и расходовались на экстренныя государственныя надобности. Но въ этомъ-то, но нашему мнѣнію, и заключается еще большее зло; какъ уже было упомянуто, министръ, отклонившій при составленіи смѣты явно необходимые расходы, затѣмъ въ теченіе года, не затрудняясь, предоставляетъ средства на исполненіе предположеній, внезапно возникшихъ, или, но крайней мѣрѣ, солидно не обсуженныхъ и не провѣренныхъ, — свободно предоставляетъ потому, что не только имѣетъ въ своемъ распоряженіи неизвѣстные другимъ вѣдомствамъ свободные ресурсы, но уже при составленіи смѣты былъ про себя вполнѣ увѣренъ въ весьма крупныхъ поступленіяхъ, далеко превышающихъ заявленныя Государственному Совѣту исчисленія. Въ результатѣ оказывается, что сокращаются до минимума, напримѣръ, отпуски на насущную духовную пищу народа — на его образованіе, и тратятся сотни милліоновъ на потребности далеко не безспорной важности. Таковы хотя бы поименованные въ самомъ рескриптѣ 24-го февраля: расходы на сооруженіе великаго Сибирскаго желѣзнаго пути, въ полезности котораго (разумѣется, говоря относительно) позволительны сомнѣнія уже въ виду одного того, что непремѣнное желаніе главы государства связать свое имя съ его постройкою стало общеизвѣстнымъ прежде, чѣмъ успѣлъ свободно высказаться хотя одинъ членъ Комитета, призваннаго къ обсужденію дѣла ; или уплата части долга казны государственному банку въ видахъ завершенія денежной реформы, которая, можетъ быть, именно благодаря этому обстоятельству, исполнена совсѣмъ на-скоро, по докладамъ министра. безъ надлежащаго ея обсужденія. Наконецъ, апогеемъ иллюстрацій къ высказываемымъ здѣсь положеніямъ является связанное съ упомянутымъ рескриптомъ распоряженіе: въ то время, когда девять губерній несомнѣнно голодаютъ и когда народъ, несмотря на то, душатъ сборомъ податей, предписывается чрезвычайный изъ того же источника отпускъ девяноста милліоновъ на усиленіе средствъ судостроенія, однимъ почеркомъ пера, по докладу генералъ-адмирала, только что уличеннаго въ неправильномъ расходованіи судостроительныхъ суммъ.
„По поводу упомянутаго рескрипта невольно задаешься вопросомъ — какъ только въ средѣ близко стоящихъ къ государю не нашлось разумныхъ совѣтниковъ, которые удержали бы его отъ изданія такого акта, совершенно наглядно обличающаго и отсутствіе государственныхъ познаній у самого монарха, и полное игнори
1 Осенью 1892 года. (Прим. автора.)
2 Такъ было въ Англіи при послѣднемъ министерствѣ Гладстона, когда смѣтный годъ закончился остаткомъ всего въ 2 милл. фунт. стерл. (Прим. автора.)
рованіе его министромъ основныхъ началъ государственной экономіи, и явное безучастіе, чтобы не сказать попустительство въ финансовыхъ вопросахъ со стороны членовъ Государственнаго Совѣта, такъ же какъ и Государственнаго Контроля. Рескриптъ этотъ по-истинѣ представляетъ собою неумолимый обвинительный актъ, который уже ничто не можетъ изъять изъ исторіи царствованія Николая И. Кстати сказать — въ Германіи правительство также настойчиво стремится къ усиленію флота, но какъ труденъ путь его къ намѣченной цѣли, какіе долгіе, серьезные дебаты этому предшествуютъ. Иначе и быть не можетъ при установившемся, осмысленномъ порядкѣ государственнаго хозяйства: готовыя свободныя деньги въ количествѣ сотенъ милліоновъ не лежатъ въ казначействѣ: ихъ надо добыть путемъ сбереженій по другимъ статьямъ, или новыхъ налоговъ, или займа. Для того, другого или третьяго надо получить согласіе компетентнаго учрежденія, гдѣ дѣло тщательно, всесторонне обсуживается. Безъ сомнѣнія, и главѣ государства, и министру финансовъ гораздо легче, удобнѣе, когда безъ такихъ дебатовъ, назойливыхъ запросовъ и обязательныхъ объясненій можно обойтись; когда на всякое желаніе монарха, требующее расхода, министръ неизмѣнно отвѣчаетъ: „Какъ угодно Вашему Величеству, деньги всегда готовы.“ Но такой порядокъ не только наноситъ явные ущербы въ настоящемъ, давая поводъ къ необузданной расточительности; онъ еще горшею бѣдою отзывается впослѣдствіи, подтачивая самые устои политическаго и нравственнаго долга во всѣхъ верхнихъ слояхъ государственнаго организма. Глава государства привыкаетъ къ несдержаннымъ тратамъ на всякую свою фантазію: на совсѣмъ не осмысленную, будто-бы патріотическую выставку (въ Нижнемъ-Новгородѣ), на разныя безцѣльныя скитанія за границею и внутри государства, на подарки въ 200 и 300 тысячъ рублей пресмыкающимся слугамъ и т. п., не говоря объ упомянутыхъ выше крупныхъ расходахъ, имѣющихъ все же нѣкоторое подобіе производительности. Министры съ своей стороны убѣждаются, что наилучше разработанные доклады ихъ остаются безъ результата, если не обезпечивается ихъ успѣхъ негласною, при обмѣнѣ услугъ, сдѣлкою съ министромъ финансовъ, потому утверждаются въ мнѣніи, что знаніе, трудъ значенія не имѣютъ и что только ловкостью достигаются намѣченныя цѣли. Болѣе всего этимъ взглядомъ проникается самъ министръ финансовъ, становящійся, при извѣстной изворотливости, неограниченнымъ господиномъ положенія. Широкія, ничѣмъ не контролируемыя царскія подачки вносятъ, наконецъ, развратъ въ среду всего персонала служащихъ, успѣвшихъ или хотя бы только питающихъ надежду, такъ или иначе приблизиться къ престолу. Одному дали 200 тыс., другому 300 тыс. — дали безъ всякихъ справокъ и сравненій съ прежними примѣрами, но одному лишь докладу министра финансовъ, что деньги на это есть, — такъ отчего же не могутъ, думаетъ про себя каждый, дать и мнѣ, если сумѣю угодить самому, или одной изъ близкихъ ему особъ, а преимущественно министру-подателю благъ. Зачѣмъ добросовѣстный, истощающій силы трудъ въ служебной или частной дѣятельности, тѣмъ болѣе зачѣмъ распинаться за правду: все это глупости, наивныя бредни: нужно только поддерживать отношенія, умѣть угодить, понравиться, хотя бы до-нельзя разстраивая на это свое собственное достояніе—и въ концѣ концовъ все вернется отъ щедротъ царскихъ.
„Такова на самомъ дѣлѣ и есть въ настоящее время наша служебная и общественная мораль. Оттого безслѣдно пропускаются всякія темныя дѣлишки лицъ высокопоставленныхъ. Оттого съ неимовѣрною смѣлостью испрашиваютъ министры сотни тысячъ на возведеніе для себя жилищъ (вмѣсто беззастѣнчиво захваченныхъ предмѣстниками) или на перестройку таковыхъ, отдѣлку и меблировку присвоенныхъ имъ чертоговъ. Такимъ образомъ расходуется капиталъ Дворянскаго Банка на необезпеченныя ссуды аристократамъ, имѣющимъ какіе-либо ходы къ министру финансовъ. Оттого, можно быть увѣреннымъ, и проходятъ безъ заслуженныхъ порицаній безобразныя смѣты министерства финансовъ въ Департаментѣ Государственной Экономіи и Общемъ Собраніи Государственнаго Совѣта.“ (Стр. 421—128.)
Нѣкоторыя изъ дальнѣйшихъ соображеній автора по вопросамъ финансовой и экономической политики носятъ характеръ болѣе спорный. Его принципіальныя возраженія, напримѣръ, противъ государственнаго соціализма кажутся намъ устарѣвшими и приближающимися къ манчестерству, хотя и нельзя не согласиться, что фактически при самодержавіи мѣропріятія въ духѣ государственнаго соціализма выливаются въ уродливыя и вредныя формы. Столь же неправильной является критика общиннаго землевладѣнія, о культурно-экономическомъ значеніи котораго, разумѣется, можно спорить, но которое само по себѣ отнюдь не принадлежитъ къ числу особенно важныхъ отрицательныхъ моментовъ русской экономической жизни. Ошибочнымъ должны мы признать и утвержденіе автора, что девальвація, совершенная при денежной реформѣ г. Витте, означаетъ государственное банкротство. Но всѣ эти недостатки мнѣній автора но частнымъ вопросамъ не мѣшаютъ его общему взгляду на современные финансово-экономическіе порядки быть безусловно правильнымъ.
Мы поневолѣ должны были ограничиться изложеніемъ лишь небольшой части умныхъ и интересныхъ соображеній нашего автора. Избѣгая словесныхъ рѣзкостей, добросовѣстно и спокойно обсуждая доводы защитниковъ современнаго политическаго строя Россіи, подкрѣпляя свои мысли фактами и цифрами, онъ написалъ такое обличеніе самодержавія и такой мартирологъ русской жизни, угнетаемой самодержавіемъ, которые по силѣ дѣйствія на мыслящихъ людей далеко превосходятъ всякія революціонныя прокламаціи. Мѣры, предлагаемыя авторомъ для борьбы съ этимъ зломъ нашей жизни, не вполнѣ насъ удовлетворяютъ, или, точнѣе говоря, не удовлетворяютъ пасъ не самыя мѣры, а ихъ обоснованіе и освѣщеніе. Авторъ съ нескрываемымъ отвращеніемъ относится ко всякаго рода насильственнымъ переворотамъ и усердію отговариваетъ отъ нихъ, предлагая ограничиться „пассивнымъ сопротивленіемъ“ и просвѣщеніемъ народа. Мы совершенно согласны, что никакое примѣненіе силы само по себѣ въ этомъ отношеніи цѣли достигнуть не можетъ, и что борьба должна вестись прежде и главнѣе всего идейнымъ оружіемъ. Но не носитъ ли, въ сущности, и вся такъ наз. „революціонная“ дѣятельность въ общемъ и въ главномъ только просвѣтительный характеръ? И, съ другой стороны, давленіе общественнаго мнѣнія на самодержавіе должно выражаться не только въ отрицаніи солидарности съ нимъ и въ распространеніи въ обществѣ здравыхъ политическихъ понятій, но и въ прямыхъ требованіяхъ, настойчиво обращаемыхъ къ правительству. Но это, скорѣе, разногласіе въ оттѣнкахъ пониманія предлагаемыхъ мѣръ, чѣмъ разно
„Слѣдуя этой системѣ, можно, пожалуй, довести остатокъ до 1/4, 1/3, даже до половины итога всѣхъ ожидаемыхъ поступленій. Предположимъ, напримѣръ, что но всѣмъ министерствамъ расходовъ на смѣтный годъ испрашивается 1000 милліоновъ рублей. Министръ финансовъ заявляетъ, что, но собраннымъ у него даннымъ, доходовъ, при соблюденіи въ исчисленіи вящей осторожности, можно ожидать въ суммѣ около 700 милл., потому, чтобы не довести до полнаго разстройства финансы государства, испрашиваетъ установленія новыхъ налоговъ, при сокращеніи требуемыхъ расходовъ на сумму примѣрно 300 милл. рублей. Министръ выражаетъ надежду, что благодаря этимъ мѣрамъ и всевозможной бережливости, смѣтный годъ можно будетъ заключить безъ дефицита. На дѣлѣ оказывается, однако, что доходовъ поступаетъ не 700, а 900 милл. (какъ хорошо исчислилъ министръ про себя уже при самомъ составленіи смѣты); да новые налоги, отъ которыхъ, по осторожному исчисленію министерства, ожидалось лишь небольшое прибавленіе къ доходамъ, дали въ дѣйствительности до 100 милл. Оказывается, слѣдовательно, въ поступленіи 900 100 = 1000 милл. въ расходѣ 700 милл. и смѣтный годъ, въ которомъ опасались дефицита, заканчивается остаткомъ въ 300 милл. — полное торжество министра, истиннаго мага и волшебника.
„Разумѣется, взятыя для примѣра цифры составляютъ шаржъ. Но. полагаемъ, онъ не мало способствуетъ уясненію дѣла даже для непосвященныхъ въ тайны финансовой магіи.
„Въ сущности, вѣдь, именно это совершается у насъ по министерству финансовъ за все управленіе Витте, начавшись еще при Вышнеградскомъ. Съ назначенія Витте 1, какъ сказано въ упомянутомъ рескриптѣ 24 февраля, но 1898 годъ обыкновенные государственные доходы превысили обыкновенные расходы на сумму за все время болѣе 600 милліоновъ рублей, и этимъ самымъ путемъ соблюденія экономіи предлагаетъ министру слѣдовать впредь неизмѣнно благосклонный и „благодарный“ самодержецъ. Но развѣ остатки эти могъ бы назвать сбереженіемъ или экономіею любой неотуманенный финансовой мудростью человѣкъ? Сколочены эти 600 или болѣе милліоновъ, какъ явно неразумнымъ путемъ устраненія необходимыхъ расходовъ, такъ и установленіемъ ряда новыхъ налоговъ, тогда какъ и подъ бременемъ прежнихъ уже изнемогало населеніе. Въ странѣ, гдѣ смѣты государственныхъ доходовъ и расходовъ разумно обсуживаются, въ случаѣ заключенія финансоваго года съ остаткомъ въ 100—150 милліоновъ при доходномъ бюджетѣ въ 1000 милліоновъ министру финансовъ за это спасибо не сказали бы Напротивъ, спросили бы. почему это не было предвидѣно, и потребовали бы безотговорочнаго уменьшенія налоговъ въ слѣдующемъ году на сумму, соотвѣтствующую и полученному уже, и предвидимому сбереженію. 2 У насъ остатки, составляющіе сотни милліоновъ, въ тишинѣ, безъ разсужденій, зачислялись въ такъ называемую свободную наличность Государственнаго Казначейства.
„Пора, однако, спросить, что такое въ сущности представляетъ собою эта свободная наличность. Вѣдь, если она заключаетъ въ себѣ нѣчто реальное, т. е., если какими-нибудь таинственными путями не получаетъ неизвѣстныхъ намъ назначеній и существуетъ въ дѣйствительности, то это не что иное, какъ непроизводительно лежащій капиталъ, — капиталъ, достигшій, какъ въ рескриптѣ 24-го февраля сказано, болѣе 600 милл. рублей, въ то время какъ на 600 милл. заграничнаго или внутренняго долга мы ежегодно платимъ не менѣе 25 милл. рублей процентовъ. Отчего же въ такомъ случаѣ не погашается долгъ въ размѣрѣ означенной суммы? Могутъ, пожалуй, возразить, что такіе остатки никогда не лежали полностью въ сундукахъ казначейства, что они, какъ только опредѣлялись, вслѣдъ за этимъ и расходовались на экстренныя государственныя надобности. Но въ этомъ-то, но нашему мнѣнію, и заключается еще большее зло; какъ уже было упомянуто, министръ, отклонившій при составленіи смѣты явно необходимые расходы, затѣмъ въ теченіе года, не затрудняясь, предоставляетъ средства на исполненіе предположеній, внезапно возникшихъ, или, но крайней мѣрѣ, солидно не обсуженныхъ и не провѣренныхъ, — свободно предоставляетъ потому, что не только имѣетъ въ своемъ распоряженіи неизвѣстные другимъ вѣдомствамъ свободные ресурсы, но уже при составленіи смѣты былъ про себя вполнѣ увѣренъ въ весьма крупныхъ поступленіяхъ, далеко превышающихъ заявленныя Государственному Совѣту исчисленія. Въ результатѣ оказывается, что сокращаются до минимума, напримѣръ, отпуски на насущную духовную пищу народа — на его образованіе, и тратятся сотни милліоновъ на потребности далеко не безспорной важности. Таковы хотя бы поименованные въ самомъ рескриптѣ 24-го февраля: расходы на сооруженіе великаго Сибирскаго желѣзнаго пути, въ полезности котораго (разумѣется, говоря относительно) позволительны сомнѣнія уже въ виду одного того, что непремѣнное желаніе главы государства связать свое имя съ его постройкою стало общеизвѣстнымъ прежде, чѣмъ успѣлъ свободно высказаться хотя одинъ членъ Комитета, призваннаго къ обсужденію дѣла ; или уплата части долга казны государственному банку въ видахъ завершенія денежной реформы, которая, можетъ быть, именно благодаря этому обстоятельству, исполнена совсѣмъ на-скоро, по докладамъ министра. безъ надлежащаго ея обсужденія. Наконецъ, апогеемъ иллюстрацій къ высказываемымъ здѣсь положеніямъ является связанное съ упомянутымъ рескриптомъ распоряженіе: въ то время, когда девять губерній несомнѣнно голодаютъ и когда народъ, несмотря на то, душатъ сборомъ податей, предписывается чрезвычайный изъ того же источника отпускъ девяноста милліоновъ на усиленіе средствъ судостроенія, однимъ почеркомъ пера, по докладу генералъ-адмирала, только что уличеннаго въ неправильномъ расходованіи судостроительныхъ суммъ.
„По поводу упомянутаго рескрипта невольно задаешься вопросомъ — какъ только въ средѣ близко стоящихъ къ государю не нашлось разумныхъ совѣтниковъ, которые удержали бы его отъ изданія такого акта, совершенно наглядно обличающаго и отсутствіе государственныхъ познаній у самого монарха, и полное игнори
1 Осенью 1892 года. (Прим. автора.)
2 Такъ было въ Англіи при послѣднемъ министерствѣ Гладстона, когда смѣтный годъ закончился остаткомъ всего въ 2 милл. фунт. стерл. (Прим. автора.)
рованіе его министромъ основныхъ началъ государственной экономіи, и явное безучастіе, чтобы не сказать попустительство въ финансовыхъ вопросахъ со стороны членовъ Государственнаго Совѣта, такъ же какъ и Государственнаго Контроля. Рескриптъ этотъ по-истинѣ представляетъ собою неумолимый обвинительный актъ, который уже ничто не можетъ изъять изъ исторіи царствованія Николая И. Кстати сказать — въ Германіи правительство также настойчиво стремится къ усиленію флота, но какъ труденъ путь его къ намѣченной цѣли, какіе долгіе, серьезные дебаты этому предшествуютъ. Иначе и быть не можетъ при установившемся, осмысленномъ порядкѣ государственнаго хозяйства: готовыя свободныя деньги въ количествѣ сотенъ милліоновъ не лежатъ въ казначействѣ: ихъ надо добыть путемъ сбереженій по другимъ статьямъ, или новыхъ налоговъ, или займа. Для того, другого или третьяго надо получить согласіе компетентнаго учрежденія, гдѣ дѣло тщательно, всесторонне обсуживается. Безъ сомнѣнія, и главѣ государства, и министру финансовъ гораздо легче, удобнѣе, когда безъ такихъ дебатовъ, назойливыхъ запросовъ и обязательныхъ объясненій можно обойтись; когда на всякое желаніе монарха, требующее расхода, министръ неизмѣнно отвѣчаетъ: „Какъ угодно Вашему Величеству, деньги всегда готовы.“ Но такой порядокъ не только наноситъ явные ущербы въ настоящемъ, давая поводъ къ необузданной расточительности; онъ еще горшею бѣдою отзывается впослѣдствіи, подтачивая самые устои политическаго и нравственнаго долга во всѣхъ верхнихъ слояхъ государственнаго организма. Глава государства привыкаетъ къ несдержаннымъ тратамъ на всякую свою фантазію: на совсѣмъ не осмысленную, будто-бы патріотическую выставку (въ Нижнемъ-Новгородѣ), на разныя безцѣльныя скитанія за границею и внутри государства, на подарки въ 200 и 300 тысячъ рублей пресмыкающимся слугамъ и т. п., не говоря объ упомянутыхъ выше крупныхъ расходахъ, имѣющихъ все же нѣкоторое подобіе производительности. Министры съ своей стороны убѣждаются, что наилучше разработанные доклады ихъ остаются безъ результата, если не обезпечивается ихъ успѣхъ негласною, при обмѣнѣ услугъ, сдѣлкою съ министромъ финансовъ, потому утверждаются въ мнѣніи, что знаніе, трудъ значенія не имѣютъ и что только ловкостью достигаются намѣченныя цѣли. Болѣе всего этимъ взглядомъ проникается самъ министръ финансовъ, становящійся, при извѣстной изворотливости, неограниченнымъ господиномъ положенія. Широкія, ничѣмъ не контролируемыя царскія подачки вносятъ, наконецъ, развратъ въ среду всего персонала служащихъ, успѣвшихъ или хотя бы только питающихъ надежду, такъ или иначе приблизиться къ престолу. Одному дали 200 тыс., другому 300 тыс. — дали безъ всякихъ справокъ и сравненій съ прежними примѣрами, но одному лишь докладу министра финансовъ, что деньги на это есть, — такъ отчего же не могутъ, думаетъ про себя каждый, дать и мнѣ, если сумѣю угодить самому, или одной изъ близкихъ ему особъ, а преимущественно министру-подателю благъ. Зачѣмъ добросовѣстный, истощающій силы трудъ въ служебной или частной дѣятельности, тѣмъ болѣе зачѣмъ распинаться за правду: все это глупости, наивныя бредни: нужно только поддерживать отношенія, умѣть угодить, понравиться, хотя бы до-нельзя разстраивая на это свое собственное достояніе—и въ концѣ концовъ все вернется отъ щедротъ царскихъ.
„Такова на самомъ дѣлѣ и есть въ настоящее время наша служебная и общественная мораль. Оттого безслѣдно пропускаются всякія темныя дѣлишки лицъ высокопоставленныхъ. Оттого съ неимовѣрною смѣлостью испрашиваютъ министры сотни тысячъ на возведеніе для себя жилищъ (вмѣсто беззастѣнчиво захваченныхъ предмѣстниками) или на перестройку таковыхъ, отдѣлку и меблировку присвоенныхъ имъ чертоговъ. Такимъ образомъ расходуется капиталъ Дворянскаго Банка на необезпеченныя ссуды аристократамъ, имѣющимъ какіе-либо ходы къ министру финансовъ. Оттого, можно быть увѣреннымъ, и проходятъ безъ заслуженныхъ порицаній безобразныя смѣты министерства финансовъ въ Департаментѣ Государственной Экономіи и Общемъ Собраніи Государственнаго Совѣта.“ (Стр. 421—128.)
Нѣкоторыя изъ дальнѣйшихъ соображеній автора по вопросамъ финансовой и экономической политики носятъ характеръ болѣе спорный. Его принципіальныя возраженія, напримѣръ, противъ государственнаго соціализма кажутся намъ устарѣвшими и приближающимися къ манчестерству, хотя и нельзя не согласиться, что фактически при самодержавіи мѣропріятія въ духѣ государственнаго соціализма выливаются въ уродливыя и вредныя формы. Столь же неправильной является критика общиннаго землевладѣнія, о культурно-экономическомъ значеніи котораго, разумѣется, можно спорить, но которое само по себѣ отнюдь не принадлежитъ къ числу особенно важныхъ отрицательныхъ моментовъ русской экономической жизни. Ошибочнымъ должны мы признать и утвержденіе автора, что девальвація, совершенная при денежной реформѣ г. Витте, означаетъ государственное банкротство. Но всѣ эти недостатки мнѣній автора но частнымъ вопросамъ не мѣшаютъ его общему взгляду на современные финансово-экономическіе порядки быть безусловно правильнымъ.
Мы поневолѣ должны были ограничиться изложеніемъ лишь небольшой части умныхъ и интересныхъ соображеній нашего автора. Избѣгая словесныхъ рѣзкостей, добросовѣстно и спокойно обсуждая доводы защитниковъ современнаго политическаго строя Россіи, подкрѣпляя свои мысли фактами и цифрами, онъ написалъ такое обличеніе самодержавія и такой мартирологъ русской жизни, угнетаемой самодержавіемъ, которые по силѣ дѣйствія на мыслящихъ людей далеко превосходятъ всякія революціонныя прокламаціи. Мѣры, предлагаемыя авторомъ для борьбы съ этимъ зломъ нашей жизни, не вполнѣ насъ удовлетворяютъ, или, точнѣе говоря, не удовлетворяютъ пасъ не самыя мѣры, а ихъ обоснованіе и освѣщеніе. Авторъ съ нескрываемымъ отвращеніемъ относится ко всякаго рода насильственнымъ переворотамъ и усердію отговариваетъ отъ нихъ, предлагая ограничиться „пассивнымъ сопротивленіемъ“ и просвѣщеніемъ народа. Мы совершенно согласны, что никакое примѣненіе силы само по себѣ въ этомъ отношеніи цѣли достигнуть не можетъ, и что борьба должна вестись прежде и главнѣе всего идейнымъ оружіемъ. Но не носитъ ли, въ сущности, и вся такъ наз. „революціонная“ дѣятельность въ общемъ и въ главномъ только просвѣтительный характеръ? И, съ другой стороны, давленіе общественнаго мнѣнія на самодержавіе должно выражаться не только въ отрицаніи солидарности съ нимъ и въ распространеніи въ обществѣ здравыхъ политическихъ понятій, но и въ прямыхъ требованіяхъ, настойчиво обращаемыхъ къ правительству. Но это, скорѣе, разногласіе въ оттѣнкахъ пониманія предлагаемыхъ мѣръ, чѣмъ разно