Все это является симптоматическимъ. Русское общество, въ политическомъ отношеніи еще незрѣлое, или, скорѣе, атрофированное, въ послѣднее время вслѣдствіе усиленнаго внутренняго гнета томится и нервничаетъ. Всѣми чувствуется, что такъ долго не можетъ продолжаться, что положеніе слишкомъ напряжено. И вдругъ война! И запасъ накопленной энергіи долженъ былъ проявиться послѣ этого напряженія въ какой бы то ни было, хотя бы и не вполнѣ логической, а подчасъ и уродливой формѣ. Намъ пришлось видѣть нѣкоторыхъ передовыхъ общественныхъ дѣятелей, которые послѣ извѣстія о войнѣ лишились сна, и, напримѣръ, одного почтеннаго профессора, который дошелъ до состоянія истеріи. Конечно, въ этихъ проявленіяхъ не одна внѣшняя война виновата: здѣсь, вѣроятно, сказались нѣкоторые недуги и войны внутренней, и невыносимое положеніе земства и университетовъ, Что же касается до странныхъ подчасъ проявленій энтузіазма, то они только и могутъ быть объяснены необходимостью, почти физіологической, хоть какъ-нибудь проявить запасъ накопленной энергіи, разъ это дозволяется. Посмотрите на теленка, котораго выпустили на просторъ послѣ того, какъ его долго продержали въ тѣсномъ и темномъ помѣщеніи. Онъ прыгаетъ въ разныя стороны и дѣлаетъ самыя безсмысленные и бездѣльные скачки.
Самымъ осмысленнымъ пожертвованіемъ со стороны земства и при томъ даже пожертвованіемъ, наиболѣе соотвѣтствующимъ закону, предоставляющему земству заботиться о мѣстныхъ пользахъ и нуждахъ, являются сдѣланныя ассигнованія въ помощь семействамъ солдатъ, ушедшихъ на войну. Интереснымъ является также ассигнованіе земствами на помощь больнымъ и раненымъ солдатамъ лазаретами и предовольствіемъ на Дальнемъ Востокѣ, во1-хъ, потому, что земства, подобно дворянскимъ и городскимъ отрядамъ, выговорили себѣ полную самостоятельность отъ Краснаго Креста и посылку собственныхъ уполномоченныхъ, а, во-2-хъ, потому, что на этой почвѣ земства дѣлаютъ попытку объединиться для организаціи совмѣстной помощи. Вообще знаменательнымъ является тотъ фактъ, что по отношенію къ войнѣ разлѣзлись по всѣмъ швамъ всѣ тѣ путы, которыми въ мирное время администрація тѣснитъ земство, какъ-то: предѣльность земскаго обложенія, препятствія къ объединенію земствъ, запрещеніе касаться общегосударственныхъ вопросовъ, обращаться непосредственно къ трону и посылать своихъ выборныхъ представителей въ центральныя учрежденія. На этомъ послѣднемъ пунктѣ настаиваетъ и центральная исполнительная комиссія Краснаго Креста, находящаяся подъ предсѣдательствомъ гр. Воронцова-Дашкова. Она принуждена это дѣлать, чтобы завоевать общественное довѣріе къ этому учрежденію и привлечь къ нему частныя пожертвованія. И, дѣйствительно, ходятъ все болѣе и болѣе упорные слухи и получаются все болѣе провѣренныя свѣдѣнія, что въ Россійскомъ Обществѣ Краснаго Креста, которое долженствовало бы обладать громадными капиталами, не все обстоитъ благополучно: большая часть капиталовъ будто бы расхищена или расписана по векселямъ, заготовленные лазареты не на что содержать, многое дезорганизовано, и идутъ внутреннія интриги. Во всякомъ случаѣ, очень интереснымъ является тотъ несомнѣнный фактъ, что эта чисто бюрократическая организація при соприкосновеніи съ жизнью потерпѣла полное фіаско и принуждена теперь сама обращаться за содѣйствіемъ къ общественнымъ силамъ и что въ глазахъ общества она, во всякомъ случаѣ, дискредитирована. И въ Петербургѣ, и въ Москвѣ, и почти по всей Россіи называютъ массу фактовъ, когда жертвователи, подчасъ очень крупные, обусловливали свои пожертвованія тѣмъ, чтобы они отнюдь не шли черезъ Красный Крестъ. То же самое недовѣріе къ Красному Кресту приходится наблюдать и въ уѣздныхъ городахъ и даже въ деревнѣ. Здѣсь это объясняется въ нѣкоторыхъ случаяхъ, кромѣ дошедшихъ слуховъ о неблагополучіи въ управленіи Краснаго Креста, слишкомъ казенной постановкой дѣла на мѣстахъ и привлеченіемъ пожертвованій, главнымъ образомъ, черезъ исправниковъ, урядниковъ и земскихъ начальниковъ. Вообще въ крестьянахъ не наблюдается патріотическаго энтузіазма по отношенію къ войнѣ, и при разговорахъ съ ними приходится слышать раньше всего очень трезвыя опасенія относительно имѣющаго навѣрное быть увеличенія налоговъ и взятія въ солдаты ихъ родственниковъ. Только въ черноземной полосѣ съ ея наболѣвшимъ вопросомъ о малоземельѣ, какого-бы то ни было разрѣшенія котораго непрестанно чаютъ крестьяне, приходилось слышать странное и наивное замѣчаніе: „Ну, теперь народу поубудетъ, съ землей-то и будетъ посвободнѣе.“
Про состояніе духа войскъ, организацію продовольственной и интендантской части со времени объявленія войны еще мало доходитъ свѣдѣній. Были лишь извѣстія, что среди двинутыхъ еще раньше на крайній востокъ полковъ царитъ уныніе, условія стоянокъ крайне тяжелы, морозы страшные и будто вообще вся эта восточная авантюра среди самихъ войскъ непопулярна. Эти слухи отчасти подтверждаются обнародованнымъ недавно при
казомъ коменданта Портъ-Артура, г.-л. Стесселя, въ которомъ онъ упрекаетъ офицеровъ за то, что они позволяютъ себѣ слишкомъ критиковать дѣйствія начальства. Говорятъ также про массу прокламацій, распространенныхъ тамъ какимъ-то образомъ какъ среди офицеровъ, такъ и среди нижнихъ чиновъ. Разсказываютъ про случай съ извѣстнымъ статсъ-секретаремъ Безобразовымъ, который ѣхалъ какъ-то еще осенью въ Корею съ экстреннымъ поѣздомъ изъ Петербурга и, обгоняя одинъ изъ передвигаемыхъ въ Манчжурію полковъ, послалъ солдатамъ табаку, а офицерамъ, даже самъ не зайдя къ нимъ, шампанскаго, чѣмъ очень разсердилъ послѣднихъ. Вообще мы слышали отъ нѣкоторыхъ лицъ, недавно пріѣхавшихъ съ востока, будто тамъ среди офицерства является ходячимъ мнѣніе, что эта война для націи совсѣмъ ненужна, а является великосвѣтской и великокняжеской затѣей, и притомъ ведомой крайне неискусно нашей бюрократіей и дипломатіей. Но, повторяемъ, большинство этихъ свѣдѣній идетъ съ крайняго востока еще до открытія военныхъ дѣйствій. Каковъ теперь духъ войскъ, мы не знаемъ, тѣмъ болѣе, что затрудняемся довѣрять русскимъ оффиціальнымъ и подцензурнымъ свѣдѣніямъ. Въ этомъ отношеніи повторяется всегдашняя исторія: русскія свѣдѣнія говорятъ, что у насъ все обстоитъ сравнительно благополучно, а японскія и идущія изъ странъ, имъ симпатизирующихъ, трубятъ про японскія побѣды и чудеса организаціи. Поневолѣ вспоминается остроумная пародія на русскія оффиціальныя телеграммы съ театра войны во время турецкой кампаніи 1877 года нѣмецкаго сатирическаго листка „Kladderadatsch’a“, запрещеннаго у насъ еще со времени Александра II: „Изъ-подъ Плевны: у турокъ убито 5000 чел., у русскихъ родился маленькій казакъ.“
Уже теперь замѣчаются признаки нѣсколько иного отношенія къ войнѣ русскаго общества, чѣмъ на первыхъ порахъ. Мы не говоримъ здѣсь о такихъ острыхъ контръ-манифестаціяхъ, каковой, напр., было поведеніе публики во время засѣданія московскаго земскаго собранія, уже описанное въ „Освобожденіи“. Это проявленіе нѣсколько, быть можетъ, излишней нервности со стороны публики объясняется безтактностью нѣкоторыхъ участниковъ земскаго собранія, а главнымъ образомъ удивленіемъ, раздѣляемымъ почти всѣмъ русскимъ обществомъ относительно отсутствія политическаго чутья у земскаго собранія, спокойно продолжающаго засѣдать въ день полученія извѣстія о разгромѣ сосѣдняго тверскаго земства и разражающагося вѣрноподданнѣйшимъ адресомъ съ выраженіемъ негодованія по поводу вѣроломства японцевъ. II то же самое сдѣлало ярославское земское собраніе. А кому бы, казалось бы, какъ не земству, ближе знать всѣ ужасы и внутренней не прерывающейся войны, дающей тоже массу жертвъ и вызванной вѣроломствомъ своихъ внутреннихъ хунхузовъ въ родѣ г. Штюрмера, Въ этомъ отношеніи земство явилось отчасти какъ бы отраженіемъ настроенія извѣстныхъ классовъ общества, поддавшихся впечатлѣнію отъ бьющей по нервамъ военной фееріи и какъ бы забывшихъ повседневную тяжелую драму, которая уноситъ не меньше жертвъ у русскаго народа, какъ личныхъ, такъ духовныхъ и матеріальныхъ. Въ лучшемъ случаѣ это можетъ быть объяснено политической незрѣлостью, по поводу которой еще лѣтъ 30 тому назадъ сказалъ шахъ персидскій послѣ блестящаго пріема, оказаннаго ему въ Россіи: „les russes toujours hourrah. politique pas!“ Въ худшемъ же случаѣ — и это очевидно приходится предположить относительно нѣкоторой части земскихъ дѣятелей — излишняя экспансивность въ одномъ случаѣ и полное замалчиваніе въ другомъ должно объясняться тѣмъ, что одно позволяется, и даже поощряется, тогда какъ другое запрещается и карается.
Почти во всѣхъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, этомъ градусникѣ общественнаго настроенія, большинство учащихся протестуетъ противъ вѣрноподданническихъ изліяній и манифестацій по поводу войны, продѣланныхъ меньшинствомъ пхъ товарищей и нѣкоторыми совѣтами профессоровъ. Уличныя манифестаціи вошедшаго во вкусъ городского сброда и разныхъ хулигановъ приняли такой неприличный и надоѣдливый характеръ, что ихъ пришлось прекратить полицейскими мѣрами. Говорятъ, самъ Куропаткинъ нашелъ, что во встрѣчѣ его, лишь идущаго на рать, Москва нѣсколько пересолила. Другой термометръ извѣстной части русскаго общества --- „Новое Время“ — даже и оно заговорило объ излишней шумливости, экспансивности и нѣкоторой доли шовинизма въ заявленіяхъ русскаго общества по поводу войны. Тѣмъ болѣе интересно прислушаться къ мнѣнію такихъ людей, какъ Л. Н. Толстой и Б. Н. Чичеринъ. Первый на телеграфный запросъ одной американской газеты отвѣтилъ телеграммой же, что его симпатіи одинаково на сторонѣ трудящихся массъ какъ Россіи, такъ и Японіи, и что онъ съ одинаковымъ негодованіемъ относится къ ихъ правительствамъ, вовлекшимъ ихъ въ ненужную для нихъ войну. Что же касается до Б. Н. Чичерина, котораго уже никто не можетъ упрекнуть въ антигосударственности или антипатріотизмѣ, то онъ за нѣсколько дней до своей смерти сказалъ, что, быть мо
Самымъ осмысленнымъ пожертвованіемъ со стороны земства и при томъ даже пожертвованіемъ, наиболѣе соотвѣтствующимъ закону, предоставляющему земству заботиться о мѣстныхъ пользахъ и нуждахъ, являются сдѣланныя ассигнованія въ помощь семействамъ солдатъ, ушедшихъ на войну. Интереснымъ является также ассигнованіе земствами на помощь больнымъ и раненымъ солдатамъ лазаретами и предовольствіемъ на Дальнемъ Востокѣ, во1-хъ, потому, что земства, подобно дворянскимъ и городскимъ отрядамъ, выговорили себѣ полную самостоятельность отъ Краснаго Креста и посылку собственныхъ уполномоченныхъ, а, во-2-хъ, потому, что на этой почвѣ земства дѣлаютъ попытку объединиться для организаціи совмѣстной помощи. Вообще знаменательнымъ является тотъ фактъ, что по отношенію къ войнѣ разлѣзлись по всѣмъ швамъ всѣ тѣ путы, которыми въ мирное время администрація тѣснитъ земство, какъ-то: предѣльность земскаго обложенія, препятствія къ объединенію земствъ, запрещеніе касаться общегосударственныхъ вопросовъ, обращаться непосредственно къ трону и посылать своихъ выборныхъ представителей въ центральныя учрежденія. На этомъ послѣднемъ пунктѣ настаиваетъ и центральная исполнительная комиссія Краснаго Креста, находящаяся подъ предсѣдательствомъ гр. Воронцова-Дашкова. Она принуждена это дѣлать, чтобы завоевать общественное довѣріе къ этому учрежденію и привлечь къ нему частныя пожертвованія. И, дѣйствительно, ходятъ все болѣе и болѣе упорные слухи и получаются все болѣе провѣренныя свѣдѣнія, что въ Россійскомъ Обществѣ Краснаго Креста, которое долженствовало бы обладать громадными капиталами, не все обстоитъ благополучно: большая часть капиталовъ будто бы расхищена или расписана по векселямъ, заготовленные лазареты не на что содержать, многое дезорганизовано, и идутъ внутреннія интриги. Во всякомъ случаѣ, очень интереснымъ является тотъ несомнѣнный фактъ, что эта чисто бюрократическая организація при соприкосновеніи съ жизнью потерпѣла полное фіаско и принуждена теперь сама обращаться за содѣйствіемъ къ общественнымъ силамъ и что въ глазахъ общества она, во всякомъ случаѣ, дискредитирована. И въ Петербургѣ, и въ Москвѣ, и почти по всей Россіи называютъ массу фактовъ, когда жертвователи, подчасъ очень крупные, обусловливали свои пожертвованія тѣмъ, чтобы они отнюдь не шли черезъ Красный Крестъ. То же самое недовѣріе къ Красному Кресту приходится наблюдать и въ уѣздныхъ городахъ и даже въ деревнѣ. Здѣсь это объясняется въ нѣкоторыхъ случаяхъ, кромѣ дошедшихъ слуховъ о неблагополучіи въ управленіи Краснаго Креста, слишкомъ казенной постановкой дѣла на мѣстахъ и привлеченіемъ пожертвованій, главнымъ образомъ, черезъ исправниковъ, урядниковъ и земскихъ начальниковъ. Вообще въ крестьянахъ не наблюдается патріотическаго энтузіазма по отношенію къ войнѣ, и при разговорахъ съ ними приходится слышать раньше всего очень трезвыя опасенія относительно имѣющаго навѣрное быть увеличенія налоговъ и взятія въ солдаты ихъ родственниковъ. Только въ черноземной полосѣ съ ея наболѣвшимъ вопросомъ о малоземельѣ, какого-бы то ни было разрѣшенія котораго непрестанно чаютъ крестьяне, приходилось слышать странное и наивное замѣчаніе: „Ну, теперь народу поубудетъ, съ землей-то и будетъ посвободнѣе.“
Про состояніе духа войскъ, организацію продовольственной и интендантской части со времени объявленія войны еще мало доходитъ свѣдѣній. Были лишь извѣстія, что среди двинутыхъ еще раньше на крайній востокъ полковъ царитъ уныніе, условія стоянокъ крайне тяжелы, морозы страшные и будто вообще вся эта восточная авантюра среди самихъ войскъ непопулярна. Эти слухи отчасти подтверждаются обнародованнымъ недавно при
казомъ коменданта Портъ-Артура, г.-л. Стесселя, въ которомъ онъ упрекаетъ офицеровъ за то, что они позволяютъ себѣ слишкомъ критиковать дѣйствія начальства. Говорятъ также про массу прокламацій, распространенныхъ тамъ какимъ-то образомъ какъ среди офицеровъ, такъ и среди нижнихъ чиновъ. Разсказываютъ про случай съ извѣстнымъ статсъ-секретаремъ Безобразовымъ, который ѣхалъ какъ-то еще осенью въ Корею съ экстреннымъ поѣздомъ изъ Петербурга и, обгоняя одинъ изъ передвигаемыхъ въ Манчжурію полковъ, послалъ солдатамъ табаку, а офицерамъ, даже самъ не зайдя къ нимъ, шампанскаго, чѣмъ очень разсердилъ послѣднихъ. Вообще мы слышали отъ нѣкоторыхъ лицъ, недавно пріѣхавшихъ съ востока, будто тамъ среди офицерства является ходячимъ мнѣніе, что эта война для націи совсѣмъ ненужна, а является великосвѣтской и великокняжеской затѣей, и притомъ ведомой крайне неискусно нашей бюрократіей и дипломатіей. Но, повторяемъ, большинство этихъ свѣдѣній идетъ съ крайняго востока еще до открытія военныхъ дѣйствій. Каковъ теперь духъ войскъ, мы не знаемъ, тѣмъ болѣе, что затрудняемся довѣрять русскимъ оффиціальнымъ и подцензурнымъ свѣдѣніямъ. Въ этомъ отношеніи повторяется всегдашняя исторія: русскія свѣдѣнія говорятъ, что у насъ все обстоитъ сравнительно благополучно, а японскія и идущія изъ странъ, имъ симпатизирующихъ, трубятъ про японскія побѣды и чудеса организаціи. Поневолѣ вспоминается остроумная пародія на русскія оффиціальныя телеграммы съ театра войны во время турецкой кампаніи 1877 года нѣмецкаго сатирическаго листка „Kladderadatsch’a“, запрещеннаго у насъ еще со времени Александра II: „Изъ-подъ Плевны: у турокъ убито 5000 чел., у русскихъ родился маленькій казакъ.“
Уже теперь замѣчаются признаки нѣсколько иного отношенія къ войнѣ русскаго общества, чѣмъ на первыхъ порахъ. Мы не говоримъ здѣсь о такихъ острыхъ контръ-манифестаціяхъ, каковой, напр., было поведеніе публики во время засѣданія московскаго земскаго собранія, уже описанное въ „Освобожденіи“. Это проявленіе нѣсколько, быть можетъ, излишней нервности со стороны публики объясняется безтактностью нѣкоторыхъ участниковъ земскаго собранія, а главнымъ образомъ удивленіемъ, раздѣляемымъ почти всѣмъ русскимъ обществомъ относительно отсутствія политическаго чутья у земскаго собранія, спокойно продолжающаго засѣдать въ день полученія извѣстія о разгромѣ сосѣдняго тверскаго земства и разражающагося вѣрноподданнѣйшимъ адресомъ съ выраженіемъ негодованія по поводу вѣроломства японцевъ. II то же самое сдѣлало ярославское земское собраніе. А кому бы, казалось бы, какъ не земству, ближе знать всѣ ужасы и внутренней не прерывающейся войны, дающей тоже массу жертвъ и вызванной вѣроломствомъ своихъ внутреннихъ хунхузовъ въ родѣ г. Штюрмера, Въ этомъ отношеніи земство явилось отчасти какъ бы отраженіемъ настроенія извѣстныхъ классовъ общества, поддавшихся впечатлѣнію отъ бьющей по нервамъ военной фееріи и какъ бы забывшихъ повседневную тяжелую драму, которая уноситъ не меньше жертвъ у русскаго народа, какъ личныхъ, такъ духовныхъ и матеріальныхъ. Въ лучшемъ случаѣ это можетъ быть объяснено политической незрѣлостью, по поводу которой еще лѣтъ 30 тому назадъ сказалъ шахъ персидскій послѣ блестящаго пріема, оказаннаго ему въ Россіи: „les russes toujours hourrah. politique pas!“ Въ худшемъ же случаѣ — и это очевидно приходится предположить относительно нѣкоторой части земскихъ дѣятелей — излишняя экспансивность въ одномъ случаѣ и полное замалчиваніе въ другомъ должно объясняться тѣмъ, что одно позволяется, и даже поощряется, тогда какъ другое запрещается и карается.
Почти во всѣхъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ, этомъ градусникѣ общественнаго настроенія, большинство учащихся протестуетъ противъ вѣрноподданническихъ изліяній и манифестацій по поводу войны, продѣланныхъ меньшинствомъ пхъ товарищей и нѣкоторыми совѣтами профессоровъ. Уличныя манифестаціи вошедшаго во вкусъ городского сброда и разныхъ хулигановъ приняли такой неприличный и надоѣдливый характеръ, что ихъ пришлось прекратить полицейскими мѣрами. Говорятъ, самъ Куропаткинъ нашелъ, что во встрѣчѣ его, лишь идущаго на рать, Москва нѣсколько пересолила. Другой термометръ извѣстной части русскаго общества --- „Новое Время“ — даже и оно заговорило объ излишней шумливости, экспансивности и нѣкоторой доли шовинизма въ заявленіяхъ русскаго общества по поводу войны. Тѣмъ болѣе интересно прислушаться къ мнѣнію такихъ людей, какъ Л. Н. Толстой и Б. Н. Чичеринъ. Первый на телеграфный запросъ одной американской газеты отвѣтилъ телеграммой же, что его симпатіи одинаково на сторонѣ трудящихся массъ какъ Россіи, такъ и Японіи, и что онъ съ одинаковымъ негодованіемъ относится къ ихъ правительствамъ, вовлекшимъ ихъ въ ненужную для нихъ войну. Что же касается до Б. Н. Чичерина, котораго уже никто не можетъ упрекнуть въ антигосударственности или антипатріотизмѣ, то онъ за нѣсколько дней до своей смерти сказалъ, что, быть мо