перь на всю недѣлю“ (была масляница). Онъ, впрочемъ, не угадалъ: уже черезъ день послѣ того появилось во всѣхъ газетахъ приглашеніе градоначальника возвратиться къ своимъ занятіямъ и „удовольствоваться уже состоявшимися патріотическими манифестаціями, которыя достаточно показали, какъ сильна любовь къ отечеству у одесскихъ жителей“. Конечно, помимо воли автора, но въ фразѣ этой какъ-будто сквозитъ иронія... Аналогичные приказы другихъ градоправителей, перепечатанные нашими столичными газетами, болѣе откровенно обнаруживаютъ отрицательныя даже съ точки зрѣнія администраціи качества этихъ патріотическихъ манифестацій, — я чуть не сказалъ ..... безчинствъ. Такимъ образомъ, въ благополучномъ окончаніи, а, можетъ быть, не только въ окончаніи, а и въ возникновеніи манифестацій виденъ извѣстный перстъ. Въ болѣе глухихъ городахъ дѣло происходило еще болѣе наивно и патріархально; если вѣрить письмамъ изъ Елисаветграда, тамъ манифестація имѣла такой видъ: впереди ѣхалъ верхомъ на бѣломъ конѣ частный приставъ Падейскій (извиняюсь, если не точно воспроизвожу фамилію) съ сыномъ-гимназистомъ, также на конѣ, затѣмъ шли учащіеся и другія лица, большинство публики въ нерѣшительности стояло въ сторонѣ на почтительномъ разстояніи, по новизнѣ не зная, какъ себя вести, чтобы никого не огорчить. Еще такъ недавно въ этомъ городѣ, какъ и въ другихъ южныхъ городахъ, происходили совсѣмъ другія манифестаціи, — кто знаетъ, не попасть бы въ какую передѣлку. Кромѣ уличныхъ, были манифестаціи въ театрѣ, играли гимнъ въ нѣкоторыхъ клубахъ ... не однимъ же петербуржцамъ между двумя дѣйствіями балета молитвенно воспѣвать: „Боже царя храни!“ Скорбя о братьяхъ, находящихся на театрѣ военныхъ дѣйствій, не однимъ членамъ „русскаго“ собранія исполнять этотъ же гимнъ на балалайкахъ — инструментѣ дѣйствительно народномъ, но такомъ, на которомъ настоящій русскій народъ играетъ „барыню“ и „трепака“, а не молитвы; не одной дирекціи Акваріума замѣнять предметъ недавнихъ увлеченій. „Гейшу“, патріотической „Милашкой“ — и у насъ патріотическій квасъ проливался въ соотвѣтствующей дозѣ.
Между прочимъ, градоначальникъ Нейдгартъ во время спектакля распорядился объявить публикѣ о потопленіи 11-ти японскихъ броненосцевъ, хотя сообщеніе это, какъ и другое, о сожженіи города Хакодатэ, всякому мало-мальски не глупому человѣку сразу должно было показаться болѣе, чѣмъ сомнительнымъ. Впрочемъ, въ нѣкоторыхъ городахъ по этому случаю возсылались даже къ небесамъ благодарственные молебны. Быть можетъ, это даже сознательный пріемъ: когда-то еще дѣло выяснится, когда-то газетная утка будетъ опровергнута (да обыкновенно такихъ извѣстій и не опровергаютъ — ихъ просто замалчиваютъ, опровергая лишь все невыгодное для русской политики), а, между тѣмъ, обмороченный народъ все-таки учтетъ извѣстнымъ образомъ эти несуществующія побѣды и, пожалуй, такъ и останется въ наивной увѣренности, что городъ сожженъ и жители его поджарены, а броненосцы истреблены. Комерція, съ своей стороны, морочитъ некультурную и малокультурную публику: выпускаются лубочныя картинки съ изображеніями побѣдоносныхъ для русстихъ битвъ; я видѣлъ ихъ двѣ, подъ одной надпись: „Русскіе топятъ японскій крейсеръ“, подъ другой — „Побѣда русскихъ надъ японцами“; къ послѣдней картинѣ приложенъ портретъ адмирала Алексѣева, въ качествѣ героя побѣдоносной войны... Какая злая насмѣшка надъ бѣднымъ адмираломъ! Эксплуатируются самые грубые звѣриные инстинкты простонародья, любующагося этими оторванными руками, утопающими людьми, красными пятнами взрывающихся бомбъ. Даже цензоръ, когда ему приносятъ этотъ товаръ для разрѣшенія къ продажѣ, наскоро взглянувъ на подпись, съ тонкой улыбкой отвѣчаетъ : „А, побѣда, это можно“. Мѣстныя газеты тоже не упускаютъ случая торговать сенсаціей, не отличаясь разборчивостью въ источникахъ и собственныхъ комментаріяхъ; впрочемъ, между ними есть болѣе приличныя и менѣе приличныя.
Я могъ бы дополнить приведенные здѣсь факты и другими не менѣе характерными, напр., о пріемахъ къ наиболѣе успѣшному сбору „добровольныхъ“ пожертвованій на военныя цѣли среди учащихся и въ другихъ учрежденіяхъ, но врядъ ли кого этимъ удивишь у насъ, гдѣ въ высокоторжественные дни украшеніе домовъ флагами и иллюминація производится по откровенно публикующемуся приглашенію полиціймейстеровъ, гдѣ даже у чиновниковъ отбирается подписка о явкѣ на молебствіе въ предстоящій табельный день (я самъ когда-то расписывался на такомъ листѣ) и гдѣ свободное побужденіе къ жертвѣ давно опошлено всяческимъ начальственнымъ давленіемъ. Не удивительно также, если къ организуемымъ по почину административнаго центра манифестаціямъ — въ чемъ убѣждаетъ уже ихъ удивительное однообразіе, нарушаемое развѣ кое-гдѣ единственно оригинальнымъ покушеніемъ на чужую собственность — присоединяется нѣсколько сотъ или даже тысячъ умственной черни, плохо разбирающейся въ современныхъ событіяхъ, и для которой пошу
мѣть и покуражиться на виду у всѣхъ среди улицы, но только не огорчая этимъ начальства, привыкшаго всюду тащить іі не пущать, но даже снискивая его благосклонность и одобреніе, — сущее удовольствіе. Ко всему этому можно относиться совершенно спокойно. Но за вычетомъ этихъ не очень искусно выполненныхъ показныхъ картинъ все же остается не мало такого, отъ чего нельзя съ легкимъ сердцемъ отмахнуться рукой, какъ отъ пустяка. Только человѣкъ предвзятыхъ мнѣній откажется признать, что война объединила массу самыхъ разнообразныхъ общественныхъ группъ на чувствѣ націонализма или, правильнѣе, государственности, понимаемой въ самомъ примитивномъ смыслѣ этого слова, безотносительно къ тому, что, кѣмъ и какъ вершится въ государствѣ.
Для болѣе критически мыслящей части этого объединеннаго конгломерата война — лишь моментъ перемирія, послѣ котораго старые счеты съ бюрократическимъ правительствомъ должны итти своимъ чередомъ, но для большинства эта война съ ея высмѣяннымъ еще Базаровымъ кличемъ : „на бой, на бой за честь Россіи“ является моментомъ, прямо принижающимъ человѣческое и гражданское достоинство личности. Безъ всякаго внутренняго убѣжденія въ полезности этой войны, эти люди — ихъ много, слишкомъ много — позволяютъ дурачить себя оффиціальными и оффиціозными увѣреніями въ томъ, что политика пашего правительства на Дальнемъ Востокѣ все время была исполнена благородства, и вся причина войны только въ вѣроломствѣ „азіатовъ“; безъ всякаго соображенія о томъ, не выгоднѣе ли было бы поднять рынки внутри, чѣмъ искать ихъ внѣ своей страны, они воскрешаютъ въ себѣ чисто зоологическое чувство захвата; „нововременскіе“ и даже „Комаровскіе“ взгляды на наши якобы національныя задачи испытываютъ наименьшее сопротивленіе при проникновеніи въ широкіе слои публики; вырабатывается своеобразная психика, психика военнаго времени, когда одни и тѣ же акты, будь они совершены нашими — возводятся въ геройство, а будь совершены непріятелемъ — трактуются какъ коварство, жестокость и звѣрство; всѣ культурныя дѣла въ застоѣ; явилось соревнованіе въ выраженіи вѣрноподданническихъ чувствъ безъ намека на критику или неодобреніе, съ однимъ лишь „дерзай!“ Неужели все это только кѣмъ-то подстроено, неужели тутъ не обнаруживается политическая и гражданская невоспитанность нашего средняго обывателя и даже средняго интеллигента, все еще считающаго себя болѣе подданнымъ, чѣмъ гражданиномъ? Вѣдь, эту войну до ея начала даже въ самыхъ скромныхъ легальныхъ газетахъ и журналахъ называли непопулярной, и тогда казалось, что начнись она, правительство окажется въ положеніи единоборства съ врагомъ, до котораго, въ сущности, нѣтъ никакого дѣла русскому народу. Конечно, русское общество можетъ заботиться объ улучшеніи положенія русскаго солдата, въ особенности раненаго и больного, но, если бы оно было достаточно сознательно, оно бы строго ограничивало назначеніе своихъ жертвъ именно этимъ направленіемъ, оно бы рѣзко должно было подчеркнуть, что средства жертвуются, напр., на санитарныя нужды, а отнюдь не вообще на военныя цѣли, не на усиленіе флота. Возможно, что общество еще одумается во время самой войны, въ зависимости отъ ея хода, тѣмъ болѣе возможно, что по окончаніи войны наступитъ надлежащее отрезвленіе отъ шовинистическаго угара и отъ раболѣпія. Но все это еще впереди, все это еще desiderata. Кое-гдѣ, правда, являются признаки обратной волны и теперь, но кто знаетъ еще, не затормозитъ ли ее какой-нибудь громъ случайныхъ побѣдъ, хотя бы и такихъ двусмысленныхъ, какъ когда-то взятіе Плевны, стоившее сотни тысячъ жизней. Не къ безплодному пессимизму, не къ унынію приглашаю я читателя — наоборотъ, надо работать іі работать усиленно въ смыслѣ разъясненія обществу настоящаго положенія, — я только не хочу, чтобы, разъясняя другимъ истинное положеніе, мы сами оставались въ слишкомъ оптимистическомъ заблужденіи насчетъ современнаго хода вещей; я хочу подчеркнуть, что мы не нуждаемся ни для себя, ни для другихъ въ прикрытіи или тенденціозномъ объясненіи тѣхъ фактовъ , которые пока не въ пользу нашего дѣла. Мужественно выдержанная объективность и, по возможности, осторожный и спокойный тонъ обсужденія событій — вотъ въ чемъ я скорѣе склоненъ усмотрѣть залогъ успѣха освобожденія, чѣмъ въ приподнятомъ оптимистическомъ настроеніи духа. Анонимъ.
P. S. Въ настоящее время происходятъ здѣсь студенческія волненія. Редакція получитъ на-дняхъ обстоятельно провѣренный отчетъ о нихъ; пока скажу лишь, что возникли они 19 февраля по поводу запрета чествованія студентамъ этого дня. 20-го, во время сходки, ректоръ университета Деревицкій объявилъ, что впуститъ въ зданіе полицію и сдѣлалъ это тотчасъ же, не дождавшись даже, какъ отнесутся студенты къ его предупрежденію. Производятся массовые аресты; по послѣднимъ свѣдѣніямъ пострадало уже до 200 человѣкъ. Характерно въ этомъ движеніи то, что впервые выступили открыто и активно пресловутые „лигисты“, и было уже одно крайне острое столкновеніе между ними
Между прочимъ, градоначальникъ Нейдгартъ во время спектакля распорядился объявить публикѣ о потопленіи 11-ти японскихъ броненосцевъ, хотя сообщеніе это, какъ и другое, о сожженіи города Хакодатэ, всякому мало-мальски не глупому человѣку сразу должно было показаться болѣе, чѣмъ сомнительнымъ. Впрочемъ, въ нѣкоторыхъ городахъ по этому случаю возсылались даже къ небесамъ благодарственные молебны. Быть можетъ, это даже сознательный пріемъ: когда-то еще дѣло выяснится, когда-то газетная утка будетъ опровергнута (да обыкновенно такихъ извѣстій и не опровергаютъ — ихъ просто замалчиваютъ, опровергая лишь все невыгодное для русской политики), а, между тѣмъ, обмороченный народъ все-таки учтетъ извѣстнымъ образомъ эти несуществующія побѣды и, пожалуй, такъ и останется въ наивной увѣренности, что городъ сожженъ и жители его поджарены, а броненосцы истреблены. Комерція, съ своей стороны, морочитъ некультурную и малокультурную публику: выпускаются лубочныя картинки съ изображеніями побѣдоносныхъ для русстихъ битвъ; я видѣлъ ихъ двѣ, подъ одной надпись: „Русскіе топятъ японскій крейсеръ“, подъ другой — „Побѣда русскихъ надъ японцами“; къ послѣдней картинѣ приложенъ портретъ адмирала Алексѣева, въ качествѣ героя побѣдоносной войны... Какая злая насмѣшка надъ бѣднымъ адмираломъ! Эксплуатируются самые грубые звѣриные инстинкты простонародья, любующагося этими оторванными руками, утопающими людьми, красными пятнами взрывающихся бомбъ. Даже цензоръ, когда ему приносятъ этотъ товаръ для разрѣшенія къ продажѣ, наскоро взглянувъ на подпись, съ тонкой улыбкой отвѣчаетъ : „А, побѣда, это можно“. Мѣстныя газеты тоже не упускаютъ случая торговать сенсаціей, не отличаясь разборчивостью въ источникахъ и собственныхъ комментаріяхъ; впрочемъ, между ними есть болѣе приличныя и менѣе приличныя.
Я могъ бы дополнить приведенные здѣсь факты и другими не менѣе характерными, напр., о пріемахъ къ наиболѣе успѣшному сбору „добровольныхъ“ пожертвованій на военныя цѣли среди учащихся и въ другихъ учрежденіяхъ, но врядъ ли кого этимъ удивишь у насъ, гдѣ въ высокоторжественные дни украшеніе домовъ флагами и иллюминація производится по откровенно публикующемуся приглашенію полиціймейстеровъ, гдѣ даже у чиновниковъ отбирается подписка о явкѣ на молебствіе въ предстоящій табельный день (я самъ когда-то расписывался на такомъ листѣ) и гдѣ свободное побужденіе къ жертвѣ давно опошлено всяческимъ начальственнымъ давленіемъ. Не удивительно также, если къ организуемымъ по почину административнаго центра манифестаціямъ — въ чемъ убѣждаетъ уже ихъ удивительное однообразіе, нарушаемое развѣ кое-гдѣ единственно оригинальнымъ покушеніемъ на чужую собственность — присоединяется нѣсколько сотъ или даже тысячъ умственной черни, плохо разбирающейся въ современныхъ событіяхъ, и для которой пошу
мѣть и покуражиться на виду у всѣхъ среди улицы, но только не огорчая этимъ начальства, привыкшаго всюду тащить іі не пущать, но даже снискивая его благосклонность и одобреніе, — сущее удовольствіе. Ко всему этому можно относиться совершенно спокойно. Но за вычетомъ этихъ не очень искусно выполненныхъ показныхъ картинъ все же остается не мало такого, отъ чего нельзя съ легкимъ сердцемъ отмахнуться рукой, какъ отъ пустяка. Только человѣкъ предвзятыхъ мнѣній откажется признать, что война объединила массу самыхъ разнообразныхъ общественныхъ группъ на чувствѣ націонализма или, правильнѣе, государственности, понимаемой въ самомъ примитивномъ смыслѣ этого слова, безотносительно къ тому, что, кѣмъ и какъ вершится въ государствѣ.
Для болѣе критически мыслящей части этого объединеннаго конгломерата война — лишь моментъ перемирія, послѣ котораго старые счеты съ бюрократическимъ правительствомъ должны итти своимъ чередомъ, но для большинства эта война съ ея высмѣяннымъ еще Базаровымъ кличемъ : „на бой, на бой за честь Россіи“ является моментомъ, прямо принижающимъ человѣческое и гражданское достоинство личности. Безъ всякаго внутренняго убѣжденія въ полезности этой войны, эти люди — ихъ много, слишкомъ много — позволяютъ дурачить себя оффиціальными и оффиціозными увѣреніями въ томъ, что политика пашего правительства на Дальнемъ Востокѣ все время была исполнена благородства, и вся причина войны только въ вѣроломствѣ „азіатовъ“; безъ всякаго соображенія о томъ, не выгоднѣе ли было бы поднять рынки внутри, чѣмъ искать ихъ внѣ своей страны, они воскрешаютъ въ себѣ чисто зоологическое чувство захвата; „нововременскіе“ и даже „Комаровскіе“ взгляды на наши якобы національныя задачи испытываютъ наименьшее сопротивленіе при проникновеніи въ широкіе слои публики; вырабатывается своеобразная психика, психика военнаго времени, когда одни и тѣ же акты, будь они совершены нашими — возводятся въ геройство, а будь совершены непріятелемъ — трактуются какъ коварство, жестокость и звѣрство; всѣ культурныя дѣла въ застоѣ; явилось соревнованіе въ выраженіи вѣрноподданническихъ чувствъ безъ намека на критику или неодобреніе, съ однимъ лишь „дерзай!“ Неужели все это только кѣмъ-то подстроено, неужели тутъ не обнаруживается политическая и гражданская невоспитанность нашего средняго обывателя и даже средняго интеллигента, все еще считающаго себя болѣе подданнымъ, чѣмъ гражданиномъ? Вѣдь, эту войну до ея начала даже въ самыхъ скромныхъ легальныхъ газетахъ и журналахъ называли непопулярной, и тогда казалось, что начнись она, правительство окажется въ положеніи единоборства съ врагомъ, до котораго, въ сущности, нѣтъ никакого дѣла русскому народу. Конечно, русское общество можетъ заботиться объ улучшеніи положенія русскаго солдата, въ особенности раненаго и больного, но, если бы оно было достаточно сознательно, оно бы строго ограничивало назначеніе своихъ жертвъ именно этимъ направленіемъ, оно бы рѣзко должно было подчеркнуть, что средства жертвуются, напр., на санитарныя нужды, а отнюдь не вообще на военныя цѣли, не на усиленіе флота. Возможно, что общество еще одумается во время самой войны, въ зависимости отъ ея хода, тѣмъ болѣе возможно, что по окончаніи войны наступитъ надлежащее отрезвленіе отъ шовинистическаго угара и отъ раболѣпія. Но все это еще впереди, все это еще desiderata. Кое-гдѣ, правда, являются признаки обратной волны и теперь, но кто знаетъ еще, не затормозитъ ли ее какой-нибудь громъ случайныхъ побѣдъ, хотя бы и такихъ двусмысленныхъ, какъ когда-то взятіе Плевны, стоившее сотни тысячъ жизней. Не къ безплодному пессимизму, не къ унынію приглашаю я читателя — наоборотъ, надо работать іі работать усиленно въ смыслѣ разъясненія обществу настоящаго положенія, — я только не хочу, чтобы, разъясняя другимъ истинное положеніе, мы сами оставались въ слишкомъ оптимистическомъ заблужденіи насчетъ современнаго хода вещей; я хочу подчеркнуть, что мы не нуждаемся ни для себя, ни для другихъ въ прикрытіи или тенденціозномъ объясненіи тѣхъ фактовъ , которые пока не въ пользу нашего дѣла. Мужественно выдержанная объективность и, по возможности, осторожный и спокойный тонъ обсужденія событій — вотъ въ чемъ я скорѣе склоненъ усмотрѣть залогъ успѣха освобожденія, чѣмъ въ приподнятомъ оптимистическомъ настроеніи духа. Анонимъ.
P. S. Въ настоящее время происходятъ здѣсь студенческія волненія. Редакція получитъ на-дняхъ обстоятельно провѣренный отчетъ о нихъ; пока скажу лишь, что возникли они 19 февраля по поводу запрета чествованія студентамъ этого дня. 20-го, во время сходки, ректоръ университета Деревицкій объявилъ, что впуститъ въ зданіе полицію и сдѣлалъ это тотчасъ же, не дождавшись даже, какъ отнесутся студенты къ его предупрежденію. Производятся массовые аресты; по послѣднимъ свѣдѣніямъ пострадало уже до 200 человѣкъ. Характерно въ этомъ движеніи то, что впервые выступили открыто и активно пресловутые „лигисты“, и было уже одно крайне острое столкновеніе между ними