утвержденной комиссіи изъ четырехъ министровъ распоряженіе о сдачѣ имущества. Вы изволили усмотрѣть въ этомъ намѣреніе Общества воспротивиться рѣшенію Высочайше утвержденной комиссіи, а, слѣдовательно, и Высочайшему повелѣнію, Вы даже изволили присовокупить, что Вы докажете, что Вы сильнѣе Общества и заставите его исполнить то, что предписано было Вами лѣтомъ прошедшаго года.
2. Второе, не менѣе тяжкое обвиненіе состояло въ томъ, что Общество, въ виду Высочайшаго повелѣнія не допускать посторонней публики въ общія собранія и отдѣленія, обходитъ это Высочайшее повелѣніе тѣмъ, что учредило нѣсколько новыхъ комиссій, въ которыя допускаетъ постороннюю публику, и въ числѣ ея даже курсистокъ.
Въ качествѣ вице-президента общества я счелъ необходимымъ навести немедленно точныя справки по этимъ предметамъ, которыя лично доставилъ Вашему Высокопревосходительству. Имѣя въ виду, что представленнымъ объясненіемъ эти обвиненія являются необоснованными, такъ какъ изъ нихъ обнаружилось, что не было и слѣда въ намѣреніяхъ общества и, конечно, и его вице-президента, дѣйствовать наперекоръ Высочайшему повелѣнію, то я и полагалъ услышать съ Вашей стороны откровенное признаніе, что Ваше Высокопревосходительство были введены въ заблужденіе неосторожными и недоброжелательными къ Вольному Экономическому Обществу людьми.
Сдѣланный, однако, Вами мнѣ вторичный пріемъ не оправдалъ моихъ ожиданій, Вы изволили, какъ и въ первый разъ, и по прочтеніи моей записки, прибѣгнуть къ такому со мной оскорбительному обращенію, котораго мнѣ еще не приходилось испытывать въ продолженіи моей жизни и въ такую пору, когда я, какъ по своему общественному положенію, такъ и по лѣтамъ (мнѣ скоро 70 лѣтъ) считалъ себя отъ подобнаго обращенія вполнѣ гарантированнымъ.
Вы сочли возможнымъ и по прочтеніи записки повторить тѣ же обвиненія, хотя въ ней и значится, что изъ имущества бывшаго Комитета Грамотности передано все (и капиталы и дѣла), за исключеніемъ лишь картинъ г-жи Калмыковой, которыя, по мнѣнію общества, по точному смыслу Высочайшаго повелѣнія, не подлежатъ передачѣ; Вашему Высокопревосходительству это хорошо извѣстно, такъ какъ Вы изволили принять отъ общества для передачи въ Сенатъ, жалобу па неправильное, по мнѣнію общества, рѣшеніе Высочайше утвержденной комиссіи министровъ по этому пункту. Въ виду того, что жалобы въ Сенатъ па рѣшенія гг. министровъ допускаются закономъ и что Сенатъ признается закономъ инстанціей высшей, Общество и сочло возможнымъ удержать эти картины до рѣшенія Сената. Если бы и оказалось, что общество поступило неправильно, то въ этомъ дѣйствіи, конечно, возможно усмотрѣть лишь юридическую ошибку, а не противленіе Высочайшей волѣ, какъ Вы изволили утверждать.
Второе обвиненіе Вашего Высокопревосходительства оказалось, къ счастью для общества, тоже основаннымъ на недоразумѣніи. Общество не учреждало ни одной новой комиссіи, какъ Вы изволите усмотрѣть изъ прилагаемаго ихъ списка и не допускало посторонней публики, а лишь приглашало свѣдущихъ людей: придерживаясь строго текста Высочайшаго повелѣнія, общество не усматривало запрета приглашать въ случаѣ надобности въ свои комиссіи, а равно и въ засѣданія Совѣта, свѣдущихъ людей. Предлагаемыя Вашимъ Высокопревосходительствомъ требованія, въ томъ числѣ и запрещеніе приглашать въ свои засѣданія свѣдущихъ людей, не вытекающее изъ Высочайшаго повелѣнія, повлекло бы за собою, если не полную остановку въ дѣятельности комиссій, въ томъ числѣ и почвенной и библіотечной, а равно и Совѣта, то значительно затруднило бы веденіе дѣлъ. Въ виду этихъ соображеній я но считаю для себя возможнымъ Припять эти предложенія къ исполненію.
Въ заключеніе считаю долгомъ обратить вниманіе Вашего Высокопревосходительства, что я, какъ человѣкъ прошедшаго вѣка и на склонѣ жизни, не въ состояніи приспособиться къ проявляющемуся въ новомъ вѣкѣ все съ большею и большею силою стремленію придать министерскимъ распоряженіямъ силу Высочайшихъ повелѣній, несмотря на то, что по существующимъ законамъ Высочайшія повелѣнія обязательны для каждаго гражданина, между тѣмъ, какъ на распоряженія министровъ дозволяется закономъ приносить жалобу въ Правительствующій Сенатъ. Руководствуясь этими соображеніями, я и не считаю для себя обязательнымъ безпрекословное исполненіе того, что не значится въ Высочайшемъ повелѣній; если же Вашему Высокопревосходительству угодно будетъ настаивать на проведеніи вышеупомянутыхъ мѣръ, то я, не считая возможнымъ по голосу совѣсти, исполнить Вашихъ желаній, принужденъ буду сложить съ себя званіе вице-президента общества.
Вице-президентъ Вольнаго Экономическаго Общества, ординарный академикъ, почетный членъ и заслуженный профес
соръ С.-Петербургскаго университета А. С. Фаминцынъ.
Дивизія народнаго просвѣщенія.
Генералъ Глазовъ вступилъ въ командованіе ввѣренной ему частью. Что это сулитъ русскому просвѣщенію, видно изъ слѣдующаго полученнаго нами сообщенія:
Послѣдней каплей, переполнившей чашу зенгеровекихъ неудачъ, былъ слѣдующій фактъ. Въ Государственномъ Совѣтѣ слушалось его представленіе о преобразованіи въ г. Лодзи прогимназіи въ гимназію. Представленіе прошло, по Государь сдѣлалъ слѣдующую надпись на докладѣ: „сколько разъ я гово
и она крайне заинтересованы причинами предпринимаемой мною поѣздки въ Петербургъ и, мѣряя меня на свой маленькій аршинъ, допускаютъ во мнѣ стремленіе выползти, тѣмъ или инымъ путемъ, снова на активную дѣятельность. Въ продолжительныхъ бесѣдахъ съ Вами не разъ доводилось мнѣ упоминать, что для петербургскаго чиновничества, какъ дамскаго, такъ и мужского, мое я остается далеко невѣдомымъ. Забываютъ они, что пребываніе мое въ столицѣ было кратковременно, а потому, взрощенный на иныхъ началахъ, я не могъ зачумиться ихъ болѣзнью.
26 апрѣля 1882 г. Б.-Баденъ, Hôtel Victoria.
Четыре дня тому назадъ пріѣхалъ я въ Баденъ; съ тѣхъ поръ неоднократно собирался уже писать Вамъ, но перо валится изъ рукъ, и нѣтъ никакой охоты не только корреспондировать, но даже читать что-либо. Невыносимая хандра вплотную засѣла во мнѣ, и не знаю — скоро ли отдѣлаюсь отъ нея?
.... Полученное здѣсь сегодня извѣстіе объ убіеніи въ Дублинѣ лорда Кавендиша и Бурке крайне прискорбно. Несчастное и непонятное для меня событіе это можетъ дать охранителямъ нашимъ — Побѣдоносцевымъ и Катковымъ — новую опору, чтобы доказывать безполезность реформъ, нововведеній и всякаго рода уступокъ. Вообще скверно какъ на душѣ, такъ и въ отечествѣ.
Жаль и бѣднаго Гладстона; нѣтъ сомнѣнія, что враги его воспользуются разразившеюся катастрофою. Смѣна его отзовется вредно какъ на общечеловѣческомъ вопросѣ, такъ и на политическихъ отношеніяхъ Англіи къ Россіи. Въ послѣдніе два года мы имѣли въ Гладстонѣ весьма разумнаго и
удобнаго государственнаго дѣятеля, не зараженнаго, по примѣру предшественника своего, бѣшеною ненавистью къ Россіи.
2/14 мая 1882 г. Б.-Баденъ.
.... Изъ полученнаго мною вчера вечеромъ письма изъ Петербурга узналъ, что заурядная телеграмма, отправленная мною къ уважаемому мною профессору Боткину по случаю его юбилея и полученная во время обѣда, произвела потрясающее впечатлѣніе. Сообщаютъ, что привѣтъ мой, какъ бы электрическимъ токомъ, оживилъ всѣхъ присутствующихъ. Робкія статьи въ „Голосѣ и „Новомъ Времени весьма слабо выражаютъ то оживленіе и тѣ громкіе крики, которые были вызваны телеграммою, и публика долго не хотѣла умолкнуть. Повеселѣлъ даже Мих. Евг. Салтыковъ (Щедринъ). Такъ пишутъ мнѣ, по крайней мѣрѣ, изъ Петербурга; оно правдоподобно потому, что и нѣмецкія газеты сообщили въ телеграммахъ (экземпляръ прилагаю) о произведенномъ воодушевленіи. Все это весьма прискорбно и далеко не радуетъ меня. Настроеніе это рекомендуетъ то раздраженное, а вмѣстѣ съ этимъ и гнетущее состояніе общества, когда оно готово заявлять и радость, и протестъ при всякомъ, даже маловажномъ случаѣ. Трудно сказать, какими послѣдствіями обозначится, въ концѣ концовъ, это настроеніе, но, если можно судить по примѣрамъ исторіи, то нельзя ожидать добрыхъ и безкровныхъ результатовъ. Стыдно и печально.
Злодѣйское убійство Кавендиша и Бурке въ Дублинѣ и суровыя мѣры, принимаемыя нынѣ англичанами въ Ирландіи, нагонятъ новаго дурману на нашихъ современныхъ охранителей, и они, ревнивѣе прежняго, станутъ приклады
2. Второе, не менѣе тяжкое обвиненіе состояло въ томъ, что Общество, въ виду Высочайшаго повелѣнія не допускать посторонней публики въ общія собранія и отдѣленія, обходитъ это Высочайшее повелѣніе тѣмъ, что учредило нѣсколько новыхъ комиссій, въ которыя допускаетъ постороннюю публику, и въ числѣ ея даже курсистокъ.
Въ качествѣ вице-президента общества я счелъ необходимымъ навести немедленно точныя справки по этимъ предметамъ, которыя лично доставилъ Вашему Высокопревосходительству. Имѣя въ виду, что представленнымъ объясненіемъ эти обвиненія являются необоснованными, такъ какъ изъ нихъ обнаружилось, что не было и слѣда въ намѣреніяхъ общества и, конечно, и его вице-президента, дѣйствовать наперекоръ Высочайшему повелѣнію, то я и полагалъ услышать съ Вашей стороны откровенное признаніе, что Ваше Высокопревосходительство были введены въ заблужденіе неосторожными и недоброжелательными къ Вольному Экономическому Обществу людьми.
Сдѣланный, однако, Вами мнѣ вторичный пріемъ не оправдалъ моихъ ожиданій, Вы изволили, какъ и въ первый разъ, и по прочтеніи моей записки, прибѣгнуть къ такому со мной оскорбительному обращенію, котораго мнѣ еще не приходилось испытывать въ продолженіи моей жизни и въ такую пору, когда я, какъ по своему общественному положенію, такъ и по лѣтамъ (мнѣ скоро 70 лѣтъ) считалъ себя отъ подобнаго обращенія вполнѣ гарантированнымъ.
Вы сочли возможнымъ и по прочтеніи записки повторить тѣ же обвиненія, хотя въ ней и значится, что изъ имущества бывшаго Комитета Грамотности передано все (и капиталы и дѣла), за исключеніемъ лишь картинъ г-жи Калмыковой, которыя, по мнѣнію общества, по точному смыслу Высочайшаго повелѣнія, не подлежатъ передачѣ; Вашему Высокопревосходительству это хорошо извѣстно, такъ какъ Вы изволили принять отъ общества для передачи въ Сенатъ, жалобу па неправильное, по мнѣнію общества, рѣшеніе Высочайше утвержденной комиссіи министровъ по этому пункту. Въ виду того, что жалобы въ Сенатъ па рѣшенія гг. министровъ допускаются закономъ и что Сенатъ признается закономъ инстанціей высшей, Общество и сочло возможнымъ удержать эти картины до рѣшенія Сената. Если бы и оказалось, что общество поступило неправильно, то въ этомъ дѣйствіи, конечно, возможно усмотрѣть лишь юридическую ошибку, а не противленіе Высочайшей волѣ, какъ Вы изволили утверждать.
Второе обвиненіе Вашего Высокопревосходительства оказалось, къ счастью для общества, тоже основаннымъ на недоразумѣніи. Общество не учреждало ни одной новой комиссіи, какъ Вы изволите усмотрѣть изъ прилагаемаго ихъ списка и не допускало посторонней публики, а лишь приглашало свѣдущихъ людей: придерживаясь строго текста Высочайшаго повелѣнія, общество не усматривало запрета приглашать въ случаѣ надобности въ свои комиссіи, а равно и въ засѣданія Совѣта, свѣдущихъ людей. Предлагаемыя Вашимъ Высокопревосходительствомъ требованія, въ томъ числѣ и запрещеніе приглашать въ свои засѣданія свѣдущихъ людей, не вытекающее изъ Высочайшаго повелѣнія, повлекло бы за собою, если не полную остановку въ дѣятельности комиссій, въ томъ числѣ и почвенной и библіотечной, а равно и Совѣта, то значительно затруднило бы веденіе дѣлъ. Въ виду этихъ соображеній я но считаю для себя возможнымъ Припять эти предложенія къ исполненію.
Въ заключеніе считаю долгомъ обратить вниманіе Вашего Высокопревосходительства, что я, какъ человѣкъ прошедшаго вѣка и на склонѣ жизни, не въ состояніи приспособиться къ проявляющемуся въ новомъ вѣкѣ все съ большею и большею силою стремленію придать министерскимъ распоряженіямъ силу Высочайшихъ повелѣній, несмотря на то, что по существующимъ законамъ Высочайшія повелѣнія обязательны для каждаго гражданина, между тѣмъ, какъ на распоряженія министровъ дозволяется закономъ приносить жалобу въ Правительствующій Сенатъ. Руководствуясь этими соображеніями, я и не считаю для себя обязательнымъ безпрекословное исполненіе того, что не значится въ Высочайшемъ повелѣній; если же Вашему Высокопревосходительству угодно будетъ настаивать на проведеніи вышеупомянутыхъ мѣръ, то я, не считая возможнымъ по голосу совѣсти, исполнить Вашихъ желаній, принужденъ буду сложить съ себя званіе вице-президента общества.
Вице-президентъ Вольнаго Экономическаго Общества, ординарный академикъ, почетный членъ и заслуженный профес
соръ С.-Петербургскаго университета А. С. Фаминцынъ.
Дивизія народнаго просвѣщенія.
Генералъ Глазовъ вступилъ въ командованіе ввѣренной ему частью. Что это сулитъ русскому просвѣщенію, видно изъ слѣдующаго полученнаго нами сообщенія:
Послѣдней каплей, переполнившей чашу зенгеровекихъ неудачъ, былъ слѣдующій фактъ. Въ Государственномъ Совѣтѣ слушалось его представленіе о преобразованіи въ г. Лодзи прогимназіи въ гимназію. Представленіе прошло, по Государь сдѣлалъ слѣдующую надпись на докладѣ: „сколько разъ я гово
и она крайне заинтересованы причинами предпринимаемой мною поѣздки въ Петербургъ и, мѣряя меня на свой маленькій аршинъ, допускаютъ во мнѣ стремленіе выползти, тѣмъ или инымъ путемъ, снова на активную дѣятельность. Въ продолжительныхъ бесѣдахъ съ Вами не разъ доводилось мнѣ упоминать, что для петербургскаго чиновничества, какъ дамскаго, такъ и мужского, мое я остается далеко невѣдомымъ. Забываютъ они, что пребываніе мое въ столицѣ было кратковременно, а потому, взрощенный на иныхъ началахъ, я не могъ зачумиться ихъ болѣзнью.
26 апрѣля 1882 г. Б.-Баденъ, Hôtel Victoria.
Четыре дня тому назадъ пріѣхалъ я въ Баденъ; съ тѣхъ поръ неоднократно собирался уже писать Вамъ, но перо валится изъ рукъ, и нѣтъ никакой охоты не только корреспондировать, но даже читать что-либо. Невыносимая хандра вплотную засѣла во мнѣ, и не знаю — скоро ли отдѣлаюсь отъ нея?
.... Полученное здѣсь сегодня извѣстіе объ убіеніи въ Дублинѣ лорда Кавендиша и Бурке крайне прискорбно. Несчастное и непонятное для меня событіе это можетъ дать охранителямъ нашимъ — Побѣдоносцевымъ и Катковымъ — новую опору, чтобы доказывать безполезность реформъ, нововведеній и всякаго рода уступокъ. Вообще скверно какъ на душѣ, такъ и въ отечествѣ.
Жаль и бѣднаго Гладстона; нѣтъ сомнѣнія, что враги его воспользуются разразившеюся катастрофою. Смѣна его отзовется вредно какъ на общечеловѣческомъ вопросѣ, такъ и на политическихъ отношеніяхъ Англіи къ Россіи. Въ послѣдніе два года мы имѣли въ Гладстонѣ весьма разумнаго и
удобнаго государственнаго дѣятеля, не зараженнаго, по примѣру предшественника своего, бѣшеною ненавистью къ Россіи.
2/14 мая 1882 г. Б.-Баденъ.
.... Изъ полученнаго мною вчера вечеромъ письма изъ Петербурга узналъ, что заурядная телеграмма, отправленная мною къ уважаемому мною профессору Боткину по случаю его юбилея и полученная во время обѣда, произвела потрясающее впечатлѣніе. Сообщаютъ, что привѣтъ мой, какъ бы электрическимъ токомъ, оживилъ всѣхъ присутствующихъ. Робкія статьи въ „Голосѣ и „Новомъ Времени весьма слабо выражаютъ то оживленіе и тѣ громкіе крики, которые были вызваны телеграммою, и публика долго не хотѣла умолкнуть. Повеселѣлъ даже Мих. Евг. Салтыковъ (Щедринъ). Такъ пишутъ мнѣ, по крайней мѣрѣ, изъ Петербурга; оно правдоподобно потому, что и нѣмецкія газеты сообщили въ телеграммахъ (экземпляръ прилагаю) о произведенномъ воодушевленіи. Все это весьма прискорбно и далеко не радуетъ меня. Настроеніе это рекомендуетъ то раздраженное, а вмѣстѣ съ этимъ и гнетущее состояніе общества, когда оно готово заявлять и радость, и протестъ при всякомъ, даже маловажномъ случаѣ. Трудно сказать, какими послѣдствіями обозначится, въ концѣ концовъ, это настроеніе, но, если можно судить по примѣрамъ исторіи, то нельзя ожидать добрыхъ и безкровныхъ результатовъ. Стыдно и печально.
Злодѣйское убійство Кавендиша и Бурке въ Дублинѣ и суровыя мѣры, принимаемыя нынѣ англичанами въ Ирландіи, нагонятъ новаго дурману на нашихъ современныхъ охранителей, и они, ревнивѣе прежняго, станутъ приклады