жавѣ невозможно будетъ принять. Да и незачѣмъ, по-моему, ставить вопросъ перехода къ реформамъ въ зависимость отъ безславнаго мира, котораго я, какъ русскій, не могу желать и котораго пока не предвижу. Что же касается до самихъ реформъ, то ничто такъ не подвинетъ это дѣло, какъ та относительная побѣда, на которую намъ приходится разсчитывать, и которая намъ будетъ стоить страшныхъ жертвъ людьми и денежныхъ затратъ; затѣмъ, поддержаніе того положенія, которое мы себѣ отвоюемъ, очень осложнитъ задачи управленія, разрѣшать которыя станетъ еще труднѣе, не считаясь съ общественнымъ мнѣніемъ, не опираясь на самодѣятельность общества, которыя только и могутъ помочь дѣлу внутренняго развитія, и правительству, т. е. агломераціи вліятельныхъ великихъ князей и чиновниковъ, непремѣнно придется уступить. Впрочемъ, Россіи не миновать реформъ, какъ бы война ни кончилась: ударъ, нанесенный бюрократической системѣ, дискредитировалъ ее всенародно.
Я былъ противъ этой войны, какъ и противъ всякой другой войны, въ моментъ, когда Россія болѣе всего нуждалась въ мирѣ; я предвидѣлъ, что положеніе наше послѣ войны будетъ хуже, чѣмъ оно было до войны. При нормальномъ ходѣ событій (т. е. отсутствіи эпидемій, регулярной доставкѣ провіанта, удачныхъ дѣйствіяхъ балтійскаго, а, можетъ быть, и черноморскаго флотовъ) война эта должна кончиться нашей относительной побѣдой, т. е. вытѣсненіемъ японцевъ съ азіатскаго материка; на это потребуется года два, но если японцы возьмутъ Владивостокъ и Портъ-Артуръ, то война затянется на нѣсколько лѣтъ: взять Портъ-Артуръ обратно было бы очень трудно. Если, затѣмъ, нашъ флотъ не одолѣетъ японскаго, то Россія не добьется отъ Японіи ни значительныхъ уступокъ, ни контрибуціи; а, слѣдовательно, побѣда наша будетъ только полупобѣдой.
Я нахожу, что русское правительство могло принять условія Японіи и избѣжать войны; оно должно было взвѣсить всю незначительность разногласія, изъ-за котораго мы поставили на карту политическое положеніе Россіи; оно должно было принять во вниманіе національную задолженность и вопросы внутренней политики (вопросы эти, впрочемъ, принимаются во вниманіе, но разрѣшаются въ обратномъ смыслѣ, чѣмъ должно). Теперь же, когда послѣ четырехмѣсячной кампаніи наглядно обнаружилась наша неподготовленность къ войнѣ, всякій согласится, что правительство обязано было уступить Японіи; я не говорю здѣсь о неподготовленности, такъ сказать, технической, въ самый разгаръ дипломатическихъ осложненій (т. е. разбросанность флота въ Тихомъ океанѣ, неготовность балтійскаго флота, отсутствіе въ Манчжуріи или подъ рукою необходимаго количества войскъ и недостаточная ясность нашего международнаго положенія), а я подразумѣваю органическую неподготовленность къ веденію серьезной войны, т. е. плохое состояніе тѣхъ вѣдомствъ, отъ которыхъ зависитъ исходъ подобной войны, — министерствъ иностранныхъ дѣлъ и морского и, отчасти, военнаго, — поскольку нѣкоторые недостатки послѣдняго успѣли уже обнаружиться. Эти вѣдомства, при общемъ характерѣ нашего режима, и создали тѣ условія, благодаря которымъ возможныя выгоды отъ этой войны уменьшены до минимума, а затраты и
рискъ для ихъ достиженія увеличились до чудовищныхъ размѣровъ; пораженіе же Россіи доставило бы Японіи несомнѣнную гегемонію на Дальнемъ Востокѣ — конечно, до поры до времени, такъ какъ ни Англія, ни Сѣверная Америка, ни Германія ей этого положенія не оставятъ. Совокупность всѣхъ этихъ условій и заставляютъ меня считать эту войну неудачной по существу, поэтому и не слѣдовало ея затѣвать. Вотъ почему нельзя и требовать отъ русскихъ людей той же стойкости мнѣній, какую показалъ англійскій народъ, воевавшій 2 1/2 года для цѣлей вполнѣ осязательныхъ и съ ихъ точки зрѣнія благовидныхъ: объединенія своихъ владѣній и пріобрѣтенія милліардныхъ розсыпей и залежей, при полномъ равнодушіи великихъ державъ. Наконецъ, въ Англіи правительство опиралось на огромное большинство націи, у насъ же къ правительству относятся съ недовѣріемъ и непріязнью.
Между тѣмъ, не все въ этомъ конфликтѣ „авантюра : появленіе наше въ сѣверной Манчжуріи было политической необходимостью послѣ китайско-японской войны — вѣдь, эта область составляетъ Hinterland Уссурійскаго края; нравственная же подкладка нашего коммерческаго и политическаго движенія на югъ, къ Портъ- Артуру, та же, что у всякаго государства, колонизующаго смежныя страны; нашъ солдатъ и нашъ чиновникъ, за нѣкоторыми исключеніями, являются въ степяхъ Манчжуріи представителями высшей государственности. „Безумно не признать за Россіей — говоритъ „Edinburg Review — ея огромнаго цивилизаторскаго значенія среди дикихъ племенъ центральной и восточной Азіи ; но съ момента, что мы вступили въ соревнованіе съ Японіей, занявъ Портъ-Артуръ и посягая на Корею, дѣло сводится уже не къ одной нашей государственности: для успѣшнаго отстаиванія нашихъ интересовъ противъ такого государства, какъ Японія, нужны два новыхъ фактора, безъ которыхъ смѣшно даже думать о какой-либо гегемоніи: нуженъ прекрасный флотъ и нужна культура; ни того, ни другого настоящая война намъ не дастъ; это слѣдовало взвѣсить заранѣе и соотвѣтственно вести себя.
Въ слѣдующихъ статьяхъ я буду говорить о положеніи и о дѣйствіяхъ нашихъ различныхъ вѣдомствъ, о дипломатическихъ сношеніяхъ съ Кореей и съ Японіей, о томъ, какъ мы готовились или, скорѣе, не готовились къ войнѣ, и о томъ, какъ мы ее повели.
Но раньше, чѣмъ приняться за разборъ этихъ вопросовъ, я хочу, въ виду важности настоящей минуты, сказать два слова о положеніи генерала Куропаткина и объ его трудной задачѣ : къ такому человѣку, какъ Куропаткинъ, надо относиться съ довѣріемъ и не вмѣшиваться въ его распоряженія изъ Петербурга, не связывать его дѣйствія, противопоставляя имъ мнѣнія адмирала Алексѣева, не имѣющаго за собой боевыхъ заслугъ даже въ морской службѣ. Разъ вы назначили Куропаткина, то дайте ему carte blanche, оставьте его въ покоѣ — иначе вы рискуете разстроить его планы и провалить кампанію. Итти, напримѣръ, выручать Портъ-Артуръ — это огромный рискъ, пока въ тылу цѣлы японскія дивизіи. Не
даже въ скромныхъ привычкахъ больше чѣмъ трудно, въ особенности, въ мои годы.
Пользуясь свободнымъ временемъ, стараюсь привести въ какой-либо порядокъ имѣнія мои, находящіяся нынѣ въ баснословной неурядицѣ; равнодушіе и отсутствіе въ послѣдніе 20 лѣтъ всякаго надзора съ моей стороны привели ихъ въ плачевное положеніе; если не приложу труда и заботъ, то въ концѣ концовъ дѣти мои могутъ остаться при нулѣ. Договорилъ новаго управляющаго и отправилъ его на мѣсто ; увидимъ, что будетъ.
22-го сентября 1882 г. Петербургъ, Кирочная 18.
.... Мнѣ кажется, что дружба не измѣняется разстояніями, и если она утвердилась однажды, то колебаніямъ и сомнѣніямъ уже нѣтъ мѣста.
За эти четыре мѣсяца надѣюсь привести имущественныя дѣла мои въ такое положеніе, чтобы существованіе многолюдной семьи моей было достаточно обезпечено. Вы знаете, насколько щепетильно отношусь я къ этому вопросу, и потому поймете, что для меня было бы величайшимъ несчастіемъ — обращеніе къ чьему бы то ни было содѣйствію въ матеріальномъ отношеніи. Въ видахъ избѣжанія этого чернаго дня, я по возвращеніи изъ Ниццы энергически принялся за дѣло устройства имѣній, пріискалъ двухъ новыхъ управляющихъ взамѣнъ прежнихъ, оказавшихся вполнѣ недобросовѣстными. Уповаю, такимъ образомъ, что дѣло помаленьку и потихоньку пойдетъ на ладъ.
Пишите по временамъ.... Въ перепискѣ нашей, конечно, не можетъ найтись ничего неблагонамѣреннаго; но почтовое вѣдомство, какъ увѣряютъ, до того стало любопытнымъ, что педантически справляется, кто съ кѣмъ и о чемъ переписывается. Въ этихъ видахъ отправляю настоящее письмо окольнымъ путемъ.
9-го сентября (1883 г.?). Парижъ.
.... Здѣсь масса нашихъ соотечественниковъ; многіе изъ нихъ навѣщаютъ меня: Юрьевская, Нелидова, Кочубеи, Драгомировъ и прочіе. Съ какою цѣлью совершаются эти посѣщенія — не вѣдаю.
1-го декабря (19-го ноября) 1883 г. Парижъ, rue Balzac, 4.
.... На досугѣ вдумываюсь въ недавнее прошлое и начинаю сознавать, что, разставшись съ Вами, я очутился почти сиротою.... Впереди — неприглядно и темно. Чувство, близкое къ отвращенію, одолѣваетъ меня всякій разъ, когда представляю себѣ ту разъѣдающую петербургскую среду, въ которой, за исключеніемъ собственной семьи, придется мнѣ вращаться. Никакія усилія не могутъ дать тамъ желанныхъ результатовъ, если только человѣкъ не рѣшится войти, такъ сказать, въ сдѣлку со своею совѣстью и, заглушивъ основныя понятія о чести, прикидываться вседовольнымъ и въ большей части случаевъ говорить совершенно обратное тому, что лежитъ на душѣ. При такой обстановкѣ поневолѣ высохнешь, какъ сухарь, и только
Я былъ противъ этой войны, какъ и противъ всякой другой войны, въ моментъ, когда Россія болѣе всего нуждалась въ мирѣ; я предвидѣлъ, что положеніе наше послѣ войны будетъ хуже, чѣмъ оно было до войны. При нормальномъ ходѣ событій (т. е. отсутствіи эпидемій, регулярной доставкѣ провіанта, удачныхъ дѣйствіяхъ балтійскаго, а, можетъ быть, и черноморскаго флотовъ) война эта должна кончиться нашей относительной побѣдой, т. е. вытѣсненіемъ японцевъ съ азіатскаго материка; на это потребуется года два, но если японцы возьмутъ Владивостокъ и Портъ-Артуръ, то война затянется на нѣсколько лѣтъ: взять Портъ-Артуръ обратно было бы очень трудно. Если, затѣмъ, нашъ флотъ не одолѣетъ японскаго, то Россія не добьется отъ Японіи ни значительныхъ уступокъ, ни контрибуціи; а, слѣдовательно, побѣда наша будетъ только полупобѣдой.
Я нахожу, что русское правительство могло принять условія Японіи и избѣжать войны; оно должно было взвѣсить всю незначительность разногласія, изъ-за котораго мы поставили на карту политическое положеніе Россіи; оно должно было принять во вниманіе національную задолженность и вопросы внутренней политики (вопросы эти, впрочемъ, принимаются во вниманіе, но разрѣшаются въ обратномъ смыслѣ, чѣмъ должно). Теперь же, когда послѣ четырехмѣсячной кампаніи наглядно обнаружилась наша неподготовленность къ войнѣ, всякій согласится, что правительство обязано было уступить Японіи; я не говорю здѣсь о неподготовленности, такъ сказать, технической, въ самый разгаръ дипломатическихъ осложненій (т. е. разбросанность флота въ Тихомъ океанѣ, неготовность балтійскаго флота, отсутствіе въ Манчжуріи или подъ рукою необходимаго количества войскъ и недостаточная ясность нашего международнаго положенія), а я подразумѣваю органическую неподготовленность къ веденію серьезной войны, т. е. плохое состояніе тѣхъ вѣдомствъ, отъ которыхъ зависитъ исходъ подобной войны, — министерствъ иностранныхъ дѣлъ и морского и, отчасти, военнаго, — поскольку нѣкоторые недостатки послѣдняго успѣли уже обнаружиться. Эти вѣдомства, при общемъ характерѣ нашего режима, и создали тѣ условія, благодаря которымъ возможныя выгоды отъ этой войны уменьшены до минимума, а затраты и
рискъ для ихъ достиженія увеличились до чудовищныхъ размѣровъ; пораженіе же Россіи доставило бы Японіи несомнѣнную гегемонію на Дальнемъ Востокѣ — конечно, до поры до времени, такъ какъ ни Англія, ни Сѣверная Америка, ни Германія ей этого положенія не оставятъ. Совокупность всѣхъ этихъ условій и заставляютъ меня считать эту войну неудачной по существу, поэтому и не слѣдовало ея затѣвать. Вотъ почему нельзя и требовать отъ русскихъ людей той же стойкости мнѣній, какую показалъ англійскій народъ, воевавшій 2 1/2 года для цѣлей вполнѣ осязательныхъ и съ ихъ точки зрѣнія благовидныхъ: объединенія своихъ владѣній и пріобрѣтенія милліардныхъ розсыпей и залежей, при полномъ равнодушіи великихъ державъ. Наконецъ, въ Англіи правительство опиралось на огромное большинство націи, у насъ же къ правительству относятся съ недовѣріемъ и непріязнью.
Между тѣмъ, не все въ этомъ конфликтѣ „авантюра : появленіе наше въ сѣверной Манчжуріи было политической необходимостью послѣ китайско-японской войны — вѣдь, эта область составляетъ Hinterland Уссурійскаго края; нравственная же подкладка нашего коммерческаго и политическаго движенія на югъ, къ Портъ- Артуру, та же, что у всякаго государства, колонизующаго смежныя страны; нашъ солдатъ и нашъ чиновникъ, за нѣкоторыми исключеніями, являются въ степяхъ Манчжуріи представителями высшей государственности. „Безумно не признать за Россіей — говоритъ „Edinburg Review — ея огромнаго цивилизаторскаго значенія среди дикихъ племенъ центральной и восточной Азіи ; но съ момента, что мы вступили въ соревнованіе съ Японіей, занявъ Портъ-Артуръ и посягая на Корею, дѣло сводится уже не къ одной нашей государственности: для успѣшнаго отстаиванія нашихъ интересовъ противъ такого государства, какъ Японія, нужны два новыхъ фактора, безъ которыхъ смѣшно даже думать о какой-либо гегемоніи: нуженъ прекрасный флотъ и нужна культура; ни того, ни другого настоящая война намъ не дастъ; это слѣдовало взвѣсить заранѣе и соотвѣтственно вести себя.
Въ слѣдующихъ статьяхъ я буду говорить о положеніи и о дѣйствіяхъ нашихъ различныхъ вѣдомствъ, о дипломатическихъ сношеніяхъ съ Кореей и съ Японіей, о томъ, какъ мы готовились или, скорѣе, не готовились къ войнѣ, и о томъ, какъ мы ее повели.
Но раньше, чѣмъ приняться за разборъ этихъ вопросовъ, я хочу, въ виду важности настоящей минуты, сказать два слова о положеніи генерала Куропаткина и объ его трудной задачѣ : къ такому человѣку, какъ Куропаткинъ, надо относиться съ довѣріемъ и не вмѣшиваться въ его распоряженія изъ Петербурга, не связывать его дѣйствія, противопоставляя имъ мнѣнія адмирала Алексѣева, не имѣющаго за собой боевыхъ заслугъ даже въ морской службѣ. Разъ вы назначили Куропаткина, то дайте ему carte blanche, оставьте его въ покоѣ — иначе вы рискуете разстроить его планы и провалить кампанію. Итти, напримѣръ, выручать Портъ-Артуръ — это огромный рискъ, пока въ тылу цѣлы японскія дивизіи. Не
даже въ скромныхъ привычкахъ больше чѣмъ трудно, въ особенности, въ мои годы.
Пользуясь свободнымъ временемъ, стараюсь привести въ какой-либо порядокъ имѣнія мои, находящіяся нынѣ въ баснословной неурядицѣ; равнодушіе и отсутствіе въ послѣдніе 20 лѣтъ всякаго надзора съ моей стороны привели ихъ въ плачевное положеніе; если не приложу труда и заботъ, то въ концѣ концовъ дѣти мои могутъ остаться при нулѣ. Договорилъ новаго управляющаго и отправилъ его на мѣсто ; увидимъ, что будетъ.
22-го сентября 1882 г. Петербургъ, Кирочная 18.
.... Мнѣ кажется, что дружба не измѣняется разстояніями, и если она утвердилась однажды, то колебаніямъ и сомнѣніямъ уже нѣтъ мѣста.
За эти четыре мѣсяца надѣюсь привести имущественныя дѣла мои въ такое положеніе, чтобы существованіе многолюдной семьи моей было достаточно обезпечено. Вы знаете, насколько щепетильно отношусь я къ этому вопросу, и потому поймете, что для меня было бы величайшимъ несчастіемъ — обращеніе къ чьему бы то ни было содѣйствію въ матеріальномъ отношеніи. Въ видахъ избѣжанія этого чернаго дня, я по возвращеніи изъ Ниццы энергически принялся за дѣло устройства имѣній, пріискалъ двухъ новыхъ управляющихъ взамѣнъ прежнихъ, оказавшихся вполнѣ недобросовѣстными. Уповаю, такимъ образомъ, что дѣло помаленьку и потихоньку пойдетъ на ладъ.
Пишите по временамъ.... Въ перепискѣ нашей, конечно, не можетъ найтись ничего неблагонамѣреннаго; но почтовое вѣдомство, какъ увѣряютъ, до того стало любопытнымъ, что педантически справляется, кто съ кѣмъ и о чемъ переписывается. Въ этихъ видахъ отправляю настоящее письмо окольнымъ путемъ.
9-го сентября (1883 г.?). Парижъ.
.... Здѣсь масса нашихъ соотечественниковъ; многіе изъ нихъ навѣщаютъ меня: Юрьевская, Нелидова, Кочубеи, Драгомировъ и прочіе. Съ какою цѣлью совершаются эти посѣщенія — не вѣдаю.
1-го декабря (19-го ноября) 1883 г. Парижъ, rue Balzac, 4.
.... На досугѣ вдумываюсь въ недавнее прошлое и начинаю сознавать, что, разставшись съ Вами, я очутился почти сиротою.... Впереди — неприглядно и темно. Чувство, близкое къ отвращенію, одолѣваетъ меня всякій разъ, когда представляю себѣ ту разъѣдающую петербургскую среду, въ которой, за исключеніемъ собственной семьи, придется мнѣ вращаться. Никакія усилія не могутъ дать тамъ желанныхъ результатовъ, если только человѣкъ не рѣшится войти, такъ сказать, въ сдѣлку со своею совѣстью и, заглушивъ основныя понятія о чести, прикидываться вседовольнымъ и въ большей части случаевъ говорить совершенно обратное тому, что лежитъ на душѣ. При такой обстановкѣ поневолѣ высохнешь, какъ сухарь, и только