ловался на то, что представители судебнаго вѣдомства относятся равнодушно къ судебно-административой реформѣ 1889 г., „исходя изъ того взгляда, что теорія права не допускаетъ соединенія административной и судебной власти . Это указаніе вызвало сердитую резолюцію Александра ІII: „это, къ сожалѣнію, я слышу не въ первый разъ и обращаю самое серьезное вниманіе министра юстиціи на эти непростительные факты, требуя отъ него самыхъ энергичныхъ мѣръ къ прекращенію ихъ“.
Александръ III изначала задалъ реакціонный тонъ всѣмъ своимъ губернаторамъ. И въ духѣ этой основной реакціонной тенденціи его политики губернаторы освѣщали ему отдѣльные вопросы внутренняго управленія, а онъ эти тенденціозныя измышленія, подлаженныя подъ его собственныя предвзятыя идеи, съ поразительнымъ простодушіемъ принималъ за голосъ жизни. Такъ самодержавная бумага правила Россіей, не встрѣчая ни малѣйшихъ препонъ. Общая идея самодержавной политики — все ради самодержавія, его поддержанія и укрѣпленія. Эта мысль съ классической наивностью была однажды выражена Александромъ III. Комитетъ Министровъ испрашивалъ высочайшее соизволеніе на передачу псковскому уѣздному земству милостивой отмѣтки Его Величества: „утѣшительно , по отношенію къ трудамъ земства на поприщѣ народнаго образованія; въ отчетѣ губернатора, вызвавшемъ отмѣтку, говорилось объ энергическихъ усиліяхъ земства къ развитію въ уѣздѣ народнаго образованія, въ соотвѣтствующемъ видамъ правительства направленіи. Послѣднія слова въ Журналѣ Комитета Министровъ воспроизведены не были; Александръ III помѣтилъ: „главное пропущено . Вотъ высочайшая отмѣтка, достойная войти во всѣ учебники отечественной исторіи, какъ классическая формула русскаго самодержавія конца XIX и начала XX вѣка. Главное — не распространеніе народнаго образованія, а развитіе его соотвѣтственно видамъ правительства!!
Заботясь о „самомъ главномъ , губернаторы держатъ царя непрерывно въ туманѣ своего охранительнаго гипноза. Россія въ представленіи царя — это та Россія, какою ее хотятъ изобразить самодержцу „хозяева губерніи. Имъ принадлежитъ право не только управлять страной съ огромными полномочіями, подлежащими еще усиленію, но также исключительное право непосредственныхъ представленій о нуждахъ мѣстнаго населенія и единственная возможная и дѣйствительная въ Россіи форма законодательнаго почина.
И въ то время, какъ важнѣйшія ходатайства земствъ по законодательнымъ вопросамъ отвергались и отвергаются, важнѣйшія представленія губернаторовъ de lege ferenda принимались и становились дѣйствующимъ правомъ. Реакціонная реформа земскаго положенія, отмѣна выборнаго мирового суда, введеніе и распространеніе института земскихъ начальниковъ, разныя репрессивныя мѣры противъ инородцевъ, внѣзаконное установленіе административнаго сѣченія и т. д. и т. д. — сѣмена, всѣхъ этихъ мѣръ мы находимъ въ указаніяхъ губернаторскихъ отчетовъ.
„Усиленіе губернаторской власти и административнаго надзора на мѣстахъ — говоритъ одинъ изъ историковъ Комитета — ... было однимъ изъ основаній болѣе внимательнаго отношенія (Александра III) къ губернаторскимъ отчетамъ. Но „въ свою очередь поднятіе значенія отчетовъ повело къ дѣятельному усиленію губернаторской власти, по ходатайствамъ губернаторовъ, вызывавшимъ сочувственныя резолюціи губернатора .
Таково то кольцо бюрократическаго произвола, въ которое самодержавіе заковало Россію.
Въ земскихъ кругахъ возникало предположеніе губернаторскому гипнозу противопоставить земскіе отчеты на Высочайшее имя о положеніи и нуждахъ губерніи.
Нечего и говорить о томъ, что современное самодержавіе — въ своей отчаянной борьбѣ за самосохраненіе — не допуститъ осуществленія даже столь скромнаго предположенія. Самодержавіе не можетъ дѣлать частичныхъ уступокъ, потому что онѣ неизбѣжно приведутъ къ генеральной капитуляціи. А потому губернаторскій гипнозъ будетъ управлять страной и давать ей законы — до полнаго политическаго освобожденія.
Россія не умретъ отъ бумаги, какъ умеръ Александръ III. И наступитъ время, когда самодержавная бумага, владычествующая надъ страной, будетъ изорвана въ клочки и обращена въ историческую ветошь. П. С.
Т. н. желтая опасность.
Есть вопросы, которые интересуютъ и дѣйствуютъ на воображеніе именно тѣмъ, что нѣтъ никакихъ опредѣленныхъ данныхъ для ихъ рѣшенія: въ окутывающемъ ихъ густомъ туманѣ всякій можетъ видѣть, что ему угодно. Иногда эти фантасмагоріи вполнѣ безобидны, служатъ матеріаломъ для занимательнаго умственнаго спорта, но часто, къ сожалѣнію, опѣ опредѣляютъ пути и для отдѣльныхъ людей, и для цѣлыхъ человѣческихъ обществъ, и тогда путешествіе въ туманъ можетъ завершиться проваломъ въ пропасть.
Желтая опасность безспорно принадлежитъ къ числу подобныхъ вопросовъ. Не то, чтобы эта идея не имѣла своей весьма реальной подкладки, но судятъ и оцѣниваютъ ее обычно совсѣмъ не на основаніи анализа этой подкладки, — на сцену выступаютъ предчувствіе, магическія слова, созвучія, да болѣе или менѣе полное собраніе анекдотовъ относительно разныхъ непріятностей, которыя „желтые причиняли разсказчику или автору. Оставляя въ сторонѣ анекдоты, можно представить, что эти предчувствія, гаданія о панмонголизмѣ скрываютъ въ себѣ великую долю истины, и что мистическій инстинктъ народовъ ихъ не обманываетъ, но этотъ инстинктъ слишкомъ часто привлекался для оправданія
самыхъ сомнительныхъ политическихъ и дипломатическихъ предпріятій, чтобы не внушать намъ сомнѣній относительно его подлинности. Попробуемъ разобраться въ вопросѣ, поскольку онъ касается Россіи, т. е. провести ясную демаркаціонную линію между тѣмъ, что открывается лишь какъ бы „зерцаломъ въ гаданіи , и тѣмъ, что доступно обыкновенному здравому смыслу и разсудочному учету.
Всемірная гегемонія европейскихъ народовъ кавказскаго племени будетъ ли продолжаться вѣчно? Историческій опытъ склоняетъ насъ къ сомнѣнію въ этомъ. По мнѣнію нѣкоторыхъ, даже теперь можно наблюдать у этихъ народовъ зловѣщіе признаки одряхлѣнія и вырожденія. Утверждаютъ, что латинскія расы утрачиваютъ свое мѣсто подъ солнцемъ, Уступаютъ его англосаксонской, рядомъ съ послѣдней выростаетъ подавляющій своей численностью славянскій міръ, который и по европейской, и по азіятской границѣ надвигается на метрополіи и колоніи германской расы. Между тѣмъ славяне представляютъ уже какъ будто переходъ отъ Европы къ Азіи; въ нихъ заключается крупная примѣсь финской и монгольской крови. Почему бы за ними на исторической авансценѣ не появиться этимъ безчисленнымъ желтокожимъ брахицефальнымъ племенамъ Азіи, разрушительныя и созидательныя способности которыхъ извѣданы на опытѣ и у которыхъ многовѣковой сонъ какъ будто смѣняется тревожнымъ пробужденіемъ ?
Съ другой стороны, въ географическомъ смыслѣ перемѣщеніе центра тяжести на берега Тихаго океана есть уже совершившійся фактъ. Здѣсь встрѣчаются движенія Европы на далекій Востокъ и Америки на дальній Западъ, здѣсь происходили главныя военно-морскія столкновенія конца 19 и начала 20 вѣка, совершенно новое мѣсто въ политическомъ міровомъ оборотѣ заняли Японія и Австралія. Кто бы могъ думать еще 25 лѣтъ тому назадъ, что міровое равновѣсіе будетъ зависѣть отъ рѣшеній кабинета или парламента въ Токіо?
Здѣсь отчасти мы имѣемъ дѣло съ уже совершившимися фактами, отчасти съ вѣроятіями, но слишкомъ игривое или болѣзненно-живое воображеніе не останавливается на этомъ: оно создаетъ призракъ второго монгольскаго ига, налагаемаго на Европу. Передъ нимъ рисуются будущія столицы порабощенной Европы, возвышающіяся на берегахъ Тихаго океана, въ равнинахъ Желтой и Голубой рѣкъ. Другіе страшатся не столько политическаго владычества, сколько наплыва дешеваго труда и его продуктовъ съ Дальняго Востока, при которомъ европейскому рабочему останется выбирать между вооруженной, но безнадежной борьбой и голодной смертью. Таковы двѣ главныя стороны опасности.
Политическое могущество народовъ Дальняго Востока во всякомъ случаѣ возможно лишь при одномъ условіи: глубокомъ внутреннемъ ихъ измѣненіи. Здѣсь часто сбиваютъ историческія ассоціаціи съ нашествіемъ гуннъ, монголовъ и т. п. Римляне и гунны, сражавшіеся на Каталаунекомъ полѣ, французскіе рыцари и турецкія полчища, встрѣтившіеся при Никополѣ, были по качественнымъ силамъ несравненно ближе другъ другу, чѣмъ европейское и китайское войска. Современная военная техника профессіонализировала войну и, какъ это бываетъ при всякой профессіонализаціи, дала огромное преимущество
Александръ III изначала задалъ реакціонный тонъ всѣмъ своимъ губернаторамъ. И въ духѣ этой основной реакціонной тенденціи его политики губернаторы освѣщали ему отдѣльные вопросы внутренняго управленія, а онъ эти тенденціозныя измышленія, подлаженныя подъ его собственныя предвзятыя идеи, съ поразительнымъ простодушіемъ принималъ за голосъ жизни. Такъ самодержавная бумага правила Россіей, не встрѣчая ни малѣйшихъ препонъ. Общая идея самодержавной политики — все ради самодержавія, его поддержанія и укрѣпленія. Эта мысль съ классической наивностью была однажды выражена Александромъ III. Комитетъ Министровъ испрашивалъ высочайшее соизволеніе на передачу псковскому уѣздному земству милостивой отмѣтки Его Величества: „утѣшительно , по отношенію къ трудамъ земства на поприщѣ народнаго образованія; въ отчетѣ губернатора, вызвавшемъ отмѣтку, говорилось объ энергическихъ усиліяхъ земства къ развитію въ уѣздѣ народнаго образованія, въ соотвѣтствующемъ видамъ правительства направленіи. Послѣднія слова въ Журналѣ Комитета Министровъ воспроизведены не были; Александръ III помѣтилъ: „главное пропущено . Вотъ высочайшая отмѣтка, достойная войти во всѣ учебники отечественной исторіи, какъ классическая формула русскаго самодержавія конца XIX и начала XX вѣка. Главное — не распространеніе народнаго образованія, а развитіе его соотвѣтственно видамъ правительства!!
Заботясь о „самомъ главномъ , губернаторы держатъ царя непрерывно въ туманѣ своего охранительнаго гипноза. Россія въ представленіи царя — это та Россія, какою ее хотятъ изобразить самодержцу „хозяева губерніи. Имъ принадлежитъ право не только управлять страной съ огромными полномочіями, подлежащими еще усиленію, но также исключительное право непосредственныхъ представленій о нуждахъ мѣстнаго населенія и единственная возможная и дѣйствительная въ Россіи форма законодательнаго почина.
И въ то время, какъ важнѣйшія ходатайства земствъ по законодательнымъ вопросамъ отвергались и отвергаются, важнѣйшія представленія губернаторовъ de lege ferenda принимались и становились дѣйствующимъ правомъ. Реакціонная реформа земскаго положенія, отмѣна выборнаго мирового суда, введеніе и распространеніе института земскихъ начальниковъ, разныя репрессивныя мѣры противъ инородцевъ, внѣзаконное установленіе административнаго сѣченія и т. д. и т. д. — сѣмена, всѣхъ этихъ мѣръ мы находимъ въ указаніяхъ губернаторскихъ отчетовъ.
„Усиленіе губернаторской власти и административнаго надзора на мѣстахъ — говоритъ одинъ изъ историковъ Комитета — ... было однимъ изъ основаній болѣе внимательнаго отношенія (Александра III) къ губернаторскимъ отчетамъ. Но „въ свою очередь поднятіе значенія отчетовъ повело къ дѣятельному усиленію губернаторской власти, по ходатайствамъ губернаторовъ, вызывавшимъ сочувственныя резолюціи губернатора .
Таково то кольцо бюрократическаго произвола, въ которое самодержавіе заковало Россію.
Въ земскихъ кругахъ возникало предположеніе губернаторскому гипнозу противопоставить земскіе отчеты на Высочайшее имя о положеніи и нуждахъ губерніи.
Нечего и говорить о томъ, что современное самодержавіе — въ своей отчаянной борьбѣ за самосохраненіе — не допуститъ осуществленія даже столь скромнаго предположенія. Самодержавіе не можетъ дѣлать частичныхъ уступокъ, потому что онѣ неизбѣжно приведутъ къ генеральной капитуляціи. А потому губернаторскій гипнозъ будетъ управлять страной и давать ей законы — до полнаго политическаго освобожденія.
Россія не умретъ отъ бумаги, какъ умеръ Александръ III. И наступитъ время, когда самодержавная бумага, владычествующая надъ страной, будетъ изорвана въ клочки и обращена въ историческую ветошь. П. С.
Т. н. желтая опасность.
Есть вопросы, которые интересуютъ и дѣйствуютъ на воображеніе именно тѣмъ, что нѣтъ никакихъ опредѣленныхъ данныхъ для ихъ рѣшенія: въ окутывающемъ ихъ густомъ туманѣ всякій можетъ видѣть, что ему угодно. Иногда эти фантасмагоріи вполнѣ безобидны, служатъ матеріаломъ для занимательнаго умственнаго спорта, но часто, къ сожалѣнію, опѣ опредѣляютъ пути и для отдѣльныхъ людей, и для цѣлыхъ человѣческихъ обществъ, и тогда путешествіе въ туманъ можетъ завершиться проваломъ въ пропасть.
Желтая опасность безспорно принадлежитъ къ числу подобныхъ вопросовъ. Не то, чтобы эта идея не имѣла своей весьма реальной подкладки, но судятъ и оцѣниваютъ ее обычно совсѣмъ не на основаніи анализа этой подкладки, — на сцену выступаютъ предчувствіе, магическія слова, созвучія, да болѣе или менѣе полное собраніе анекдотовъ относительно разныхъ непріятностей, которыя „желтые причиняли разсказчику или автору. Оставляя въ сторонѣ анекдоты, можно представить, что эти предчувствія, гаданія о панмонголизмѣ скрываютъ въ себѣ великую долю истины, и что мистическій инстинктъ народовъ ихъ не обманываетъ, но этотъ инстинктъ слишкомъ часто привлекался для оправданія
самыхъ сомнительныхъ политическихъ и дипломатическихъ предпріятій, чтобы не внушать намъ сомнѣній относительно его подлинности. Попробуемъ разобраться въ вопросѣ, поскольку онъ касается Россіи, т. е. провести ясную демаркаціонную линію между тѣмъ, что открывается лишь какъ бы „зерцаломъ въ гаданіи , и тѣмъ, что доступно обыкновенному здравому смыслу и разсудочному учету.
Всемірная гегемонія европейскихъ народовъ кавказскаго племени будетъ ли продолжаться вѣчно? Историческій опытъ склоняетъ насъ къ сомнѣнію въ этомъ. По мнѣнію нѣкоторыхъ, даже теперь можно наблюдать у этихъ народовъ зловѣщіе признаки одряхлѣнія и вырожденія. Утверждаютъ, что латинскія расы утрачиваютъ свое мѣсто подъ солнцемъ, Уступаютъ его англосаксонской, рядомъ съ послѣдней выростаетъ подавляющій своей численностью славянскій міръ, который и по европейской, и по азіятской границѣ надвигается на метрополіи и колоніи германской расы. Между тѣмъ славяне представляютъ уже какъ будто переходъ отъ Европы къ Азіи; въ нихъ заключается крупная примѣсь финской и монгольской крови. Почему бы за ними на исторической авансценѣ не появиться этимъ безчисленнымъ желтокожимъ брахицефальнымъ племенамъ Азіи, разрушительныя и созидательныя способности которыхъ извѣданы на опытѣ и у которыхъ многовѣковой сонъ какъ будто смѣняется тревожнымъ пробужденіемъ ?
Съ другой стороны, въ географическомъ смыслѣ перемѣщеніе центра тяжести на берега Тихаго океана есть уже совершившійся фактъ. Здѣсь встрѣчаются движенія Европы на далекій Востокъ и Америки на дальній Западъ, здѣсь происходили главныя военно-морскія столкновенія конца 19 и начала 20 вѣка, совершенно новое мѣсто въ политическомъ міровомъ оборотѣ заняли Японія и Австралія. Кто бы могъ думать еще 25 лѣтъ тому назадъ, что міровое равновѣсіе будетъ зависѣть отъ рѣшеній кабинета или парламента въ Токіо?
Здѣсь отчасти мы имѣемъ дѣло съ уже совершившимися фактами, отчасти съ вѣроятіями, но слишкомъ игривое или болѣзненно-живое воображеніе не останавливается на этомъ: оно создаетъ призракъ второго монгольскаго ига, налагаемаго на Европу. Передъ нимъ рисуются будущія столицы порабощенной Европы, возвышающіяся на берегахъ Тихаго океана, въ равнинахъ Желтой и Голубой рѣкъ. Другіе страшатся не столько политическаго владычества, сколько наплыва дешеваго труда и его продуктовъ съ Дальняго Востока, при которомъ европейскому рабочему останется выбирать между вооруженной, но безнадежной борьбой и голодной смертью. Таковы двѣ главныя стороны опасности.
Политическое могущество народовъ Дальняго Востока во всякомъ случаѣ возможно лишь при одномъ условіи: глубокомъ внутреннемъ ихъ измѣненіи. Здѣсь часто сбиваютъ историческія ассоціаціи съ нашествіемъ гуннъ, монголовъ и т. п. Римляне и гунны, сражавшіеся на Каталаунекомъ полѣ, французскіе рыцари и турецкія полчища, встрѣтившіеся при Никополѣ, были по качественнымъ силамъ несравненно ближе другъ другу, чѣмъ европейское и китайское войска. Современная военная техника профессіонализировала войну и, какъ это бываетъ при всякой профессіонализаціи, дала огромное преимущество