объясняется проще и грубѣе: до сихъ поръ Манчжурія относится исключительно къ расходнымъ статьямъ нашей росписи. Оборудованіе дороги, Портъ-Артура, Таліенвана, организація русскаго транспорта въ Китайскомъ морѣ уже стоили 375 милл. руб.; ежегодные расходы по содержанію намѣстничества предполагаются въ 125 милл. руб. Экономическое значеніе восточно-китайской желѣзной дороги для русской торговли во всякомъ случаѣ еще является дѣломъ весьма отдаленнаго будущаго. До сихъ поръ важнымъ путемъ транзитной торговли Россіи и Китая служитъ дорога черезъ Ургу и Колганъ. Новая желѣзная дорога, напротивъ того, прежде всего облегчаетъ доступъ въ Манчжурію японскому и американскому транспорту.
Намъ ссылаются на колонизацію Манчжуріи, на поселки, которые выросли по линіи: указываютъ на американски-быстрый ростъ Харбина. Думается, однако, что переселенческая политика могла бы обратить вниманіе, раньше чѣмъ думать о Манчжуріи, на другія, болѣе близкія части Сибири, — если можно только называть политикой хаотическую смѣну противорѣчивыхъ мѣръ. Казалось бы, напримѣръ, раньше слѣдовало бы организовать на болѣе обдуманныхъ и послѣдовательныхъ началахъ колонизацію Пріамурскаго края. Часто приходится слышать мнѣніе, что Манчжурія представляетъ для этого края необходимое экономическое дополненіе. Пока дѣйствіе Манчжурской дороги для этого края ограничивается тѣмъ, что она подорвала амурское пароходство (рабочія руки китайцевъ и японцевъ здѣсь пока безусловно нужны, а не то, чтобы отъ нихъ приходилось обороняться). Вообще достаточно сопоставить цифры плотности народонаселенія въ Восточной Сибири, Манчжуріи, Китаѣ и Японіи, чтобы убѣдиться, насколько неблагопріятно въ экономическомъ смыслѣ удовлетвореніе колонизаціонныхъ потребностей Россіи движеніемъ ея въ сторону Манчжуріи, Кореи и Японіи.
Разрѣжать еще населеніе Сибири, отвлекать отъ нея капиталъ и распространять ихъ на новыя пространства, гдѣ плотность населенія все увеличивается, — не есть ли это совершенное извращеніе принциповъ здравой колонизаціонной политики?
Но, скажутъ другіе, центръ тяжести здѣсь не въ экономическихъ интересахъ Россіи. Не страхъ передъ развивающейся японской промышленностью, передъ уничтожающей конкурренціей китайскаго рабочаго толкаетъ насъ на Дальній Востокъ. Есть интересы высшаго порядка, политическіе интересы національнаго самосохраненія. Необходимо спѣшить, пока Японія не поглотила Кореи и Лаотунга, пока она не отрѣзала намъ доступа къ незамерзающимъ водамъ Тихаго Океана. Пусть въ настоящее время эта политика налагаетъ тяжкія жертвы : она оправдывается самыми серьезными интересами грядущихъ поколѣній. Китай уже открылся для европейской торговли, уже начался конфликтъ между Дальнимъ Востокомъ и наступающей на него Европой. Если Небесная Имперія обречена на раздѣлъ, Россія не можетъ быть послѣдней въ этомъ раздѣлѣ. Если, напротивъ, Китай побѣдоносно отразитъ Европу и во всеоружіи своихъ полчищъ, прошедшихъ школу европейской техники, двинется на нее, — то какая страна болѣе Россіи заинтересована въ томъ, чтобы противопоставить этому движенію достаточно сильную преграду?
Таковы доказательства защитниковъ наступательной политики на Дальнемъ Востокѣ. Конечно, эти доказательства не составляютъ еще реальныхъ мотивовъ такой политики, — сильнѣе, чѣмъ они, воздѣйствуютъ различные современные крупные и мелкіе интересы. Притязаніе на міровое могущество Россіи весьма часто прикрываютъ болѣе будничные аппетиты концессій на разработку богатствъ минеральнаго и растительнаго царствъ. Но мы не будемъ останавливаться па этой подкладкѣ и разсмотримъ вышеприведенную аргументацію, принимая ее пока за чистую монету.
Мысль, что Японіи нельзя давать утвердиться на азіатскомъ материкѣ, естественно вызываетъ вопросъ: возможно ли ей, однако, въ этомъ помѣшать и, если да. то какой цѣной? Насколько могущественны тѣ стимулы, которые толкаютъ ее въ Корею, въ Китай, и что мы можемъ имъ противоставить?
Причина этого тяготѣнія Японіи въ настоящее время, кажется, представляется достаточно выясненной. Передъ нами элементарный, стихійный фактъ перенаселенія. Если принять во вниманіе крайнюю плотность населенія, при томъ чрезвычайно неравномѣрно распредѣленнаго, невозможность для него существованія собственнымъ хлѣбомъ, несмотря на высоко интенсивный характеръ японскаго земледѣлія, пищевая площадь страны занимаетъ лишь 10 проц. ея территоріи - и необходимость расширять свой внѣшній рынокъ, то придется признать, насколько отличны-здѣсь мотивы расширенія Японіи и Россіи. Японская эмиграція уже давно направляется во всѣ части тихоокеанскаго бассейна: самый могущественный противникъ, котораго она здѣсь встрѣчаетъ, это — безспорно Соединенные Штаты, утвердившіеся на Сандвичевыхъ островахъ и отнявшіе у японцевъ возможность воспользоваться великолѣпнымъ Филиппинскимъ архипелагомъ. Съ точки зрѣнія американскаго имперіализма Соединеннымъ Штатамъ принадлежитъ провиденціальная гегемонія на Тихомъ Океанѣ,
неизбѣжность которой будетъ признана всѣмъ міромъ, когда Панамскій каналъ откроетъ прямое морское сообщеніе между Нью-Іоркомъ, Новымъ Орлеаномъ и тихоокеанскими портами, избавляющее отъ необходимости огибать южную Америку. Съ этимъ противникомъ Японіи бороться трудно: она опоздала, но она пріобрѣла внушительную военную и морскую силу достаточно во время, чтобы разгромить Китай, утвердиться, хотя и временно, въ Кореѣ и Манчжуріи, взять Формозу. Этотъ островъ остался плодомъ ея побѣдъ; однако, превосходному стратегическому положенію его, доминирующему надъ китайскимъ побережьемъ, не соотвѣтствуютъ экономическія выгоды обладанія.
Пока колонизація Формозы носитъ характеръ, приближающій ее къ типу голландскихъ колоній, — эксплуатаціонный, а не иммиграціонный. Во всякомъ случаѣ она не разрѣшаетъ основного для Японіи вопроса — потребности получить достаточно широкую пищевую область. Такимъ мѣстомъ, повидимому, для нея можетъ быть лишь Корея, — станетъ ли она составной частью Японіи или будетъ находиться подъ ея нераздѣльнымъ протекторатомъ. Населеніе Кореи, довольно значительное, но вѣками отученное отъ всякой самостоятельности, не способно оказать сопротивленія, подобно горнымъ племенамъ Формозы; владычество же въ Кореѣ открываетъ Японіи свободное вліяніе на всю Манчжурію и сѣверный Китай. Сама Манчжурія имѣетъ для Японіи интересъ, не такой непосредственный, можетъ быть, сходный съ интересомъ въ этой странѣ Соединенныхъ Штатовъ. Но владычество надъ Кореей въ ея глазахъ есть совершенная необходимость: безъ возможности всегда получать изъ нея пищевые продукты Японія не обезпечена въ своемъ продовольствіи.
Предположимъ на минуту этотъ фактъ совершившимся: Корея стала частью Японіи. Какая угроза Портъ-Артуру и Владивостоку, угроза всей Манчжуріи! Но, спрашивается, вступая въ Манчжурію, могли ли мы разсчитывать имѣть тамъ свободное и безпрепятственное поле дѣйствія? Трудно, конечно, предполагать такое легкомысліе у русской дипломатіи. Въ тотъ день и часъ, когда оставлена была мысль вести желѣзную дорогу по лѣвому берегу Амура и рѣшено было перерѣзать ею Манчжурію, передъ Россіей открылся новый путь, полный тревогъ и осложненій на Дальнемъ Востокѣ. Можно было расходиться въ оцѣнкѣ тѣхъ благъ, которыя покупались цѣною этихъ тревогъ и осложненій, но игнорировать эти послѣднія значило проявлять неимовѣрную политическую близорукость. Что бы ни толковали о миролюбивомъ характерѣ, присущемъ русской политикѣ, въ эту минуту мы выбрали не миръ.
Съ другой стороны, Японія, не получившая Кореи, быть можетъ, является гораздо большею угрозою миру на нашей восточной окраинѣ. Тѣ, кто слѣдилъ за ходомъ переговоровъ Россіи и Японіи, съ перваго взгляда поражались странной неуступчивостью этой послѣдней. Вѣдь, Россія предлагала ей извѣстное вліяніе въ Кореѣ; она хотѣла лишь создать нейтральную полосу въ 50 километровъ ширины и утвердиться въ Іонспо (въ сѣверной Кореѣ) и Мазанпо (въ южной).
Но здѣсь Японія отказалась отъ всякихъ уступокъ: слишкомъ элементарно настоятельны были интересы, толкавшіе ее въ Корею, — интересы, которые она еще ранѣе спеціально оговорила въ договорѣ 1902 года съ Англіей (парагр. 1). Мы непремѣнно должны оцѣнить жизненную важность этихъ мотивовъ. По всему, что извѣстно, можно предполагать, что Японія вложитъ въ борьбу за Корею всю энергію, присущую націи, которая отстаиваетъ самосохраненіе. Русское занятіе Кореи принудило бы въ концѣ концовъ перенести войну въ самую Японію, ибо только полный разгромъ ея на островахъ предотвращалъ бы постоянныя угрозы съ моря. Съ этой стороны наши націоналисты совершенно правы: лишь миръ въ Токіо обезпечитъ на болѣе или менѣе долгое время Россію, разъ она изберетъ агрессивную политику на Дальнемъ Востокѣ, отъ возобновленія войны. Но пусть уже тогда она выработаетъ и планъ дессанта въ Японіи, планъ затопленія японскаго флота у береговъ Нипона и Кіу-Сіу, захвата доковъ въ Сасебо. Слишкомъ качественно неравны интересы Россіи и Японіи съ Кореей, чтобы можно было ихъ сколько-нибудь серьезно сопоставлять. Приходится глубоко сожалѣть о крайней пассивности. а, можетъ, и крайней неосвѣдомленности русскаго общественнаго мнѣнія (надѣемся, что таковое существуетъ), не давшаго своевременно достаточно энергичнаго отпора авантюристамъ, на голову которыхъ больше всего падаетъ отвѣтственность за проливаемую нынѣ кровь. Лишь нашъ откровенный отказъ отъ Кореи, отказъ, который намъ стоитъ тѣмъ дешевле, что рѣшительно никакихъ національныхъ интересовъ мы въ ней не имѣли, и предоставленіе ее японскому протекторату могло бы послужить основой мирному развитію Россіи на Дальнемъ Востокѣ.
Оккупація Манчжуріи и Портъ-Артура представляется, на первый взглядъ, предпріятіями, далеко не столь безразсудными, какъ вмѣшательство въ- корейскія дѣла. Тутъ у насъ есть желѣзная дорога, есть незамерзающій портъ, есть возможность постоянно оказывать давленіе на самое сердце Китая. Наконецъ,
Намъ ссылаются на колонизацію Манчжуріи, на поселки, которые выросли по линіи: указываютъ на американски-быстрый ростъ Харбина. Думается, однако, что переселенческая политика могла бы обратить вниманіе, раньше чѣмъ думать о Манчжуріи, на другія, болѣе близкія части Сибири, — если можно только называть политикой хаотическую смѣну противорѣчивыхъ мѣръ. Казалось бы, напримѣръ, раньше слѣдовало бы организовать на болѣе обдуманныхъ и послѣдовательныхъ началахъ колонизацію Пріамурскаго края. Часто приходится слышать мнѣніе, что Манчжурія представляетъ для этого края необходимое экономическое дополненіе. Пока дѣйствіе Манчжурской дороги для этого края ограничивается тѣмъ, что она подорвала амурское пароходство (рабочія руки китайцевъ и японцевъ здѣсь пока безусловно нужны, а не то, чтобы отъ нихъ приходилось обороняться). Вообще достаточно сопоставить цифры плотности народонаселенія въ Восточной Сибири, Манчжуріи, Китаѣ и Японіи, чтобы убѣдиться, насколько неблагопріятно въ экономическомъ смыслѣ удовлетвореніе колонизаціонныхъ потребностей Россіи движеніемъ ея въ сторону Манчжуріи, Кореи и Японіи.
Разрѣжать еще населеніе Сибири, отвлекать отъ нея капиталъ и распространять ихъ на новыя пространства, гдѣ плотность населенія все увеличивается, — не есть ли это совершенное извращеніе принциповъ здравой колонизаціонной политики?
Но, скажутъ другіе, центръ тяжести здѣсь не въ экономическихъ интересахъ Россіи. Не страхъ передъ развивающейся японской промышленностью, передъ уничтожающей конкурренціей китайскаго рабочаго толкаетъ насъ на Дальній Востокъ. Есть интересы высшаго порядка, политическіе интересы національнаго самосохраненія. Необходимо спѣшить, пока Японія не поглотила Кореи и Лаотунга, пока она не отрѣзала намъ доступа къ незамерзающимъ водамъ Тихаго Океана. Пусть въ настоящее время эта политика налагаетъ тяжкія жертвы : она оправдывается самыми серьезными интересами грядущихъ поколѣній. Китай уже открылся для европейской торговли, уже начался конфликтъ между Дальнимъ Востокомъ и наступающей на него Европой. Если Небесная Имперія обречена на раздѣлъ, Россія не можетъ быть послѣдней въ этомъ раздѣлѣ. Если, напротивъ, Китай побѣдоносно отразитъ Европу и во всеоружіи своихъ полчищъ, прошедшихъ школу европейской техники, двинется на нее, — то какая страна болѣе Россіи заинтересована въ томъ, чтобы противопоставить этому движенію достаточно сильную преграду?
Таковы доказательства защитниковъ наступательной политики на Дальнемъ Востокѣ. Конечно, эти доказательства не составляютъ еще реальныхъ мотивовъ такой политики, — сильнѣе, чѣмъ они, воздѣйствуютъ различные современные крупные и мелкіе интересы. Притязаніе на міровое могущество Россіи весьма часто прикрываютъ болѣе будничные аппетиты концессій на разработку богатствъ минеральнаго и растительнаго царствъ. Но мы не будемъ останавливаться па этой подкладкѣ и разсмотримъ вышеприведенную аргументацію, принимая ее пока за чистую монету.
Мысль, что Японіи нельзя давать утвердиться на азіатскомъ материкѣ, естественно вызываетъ вопросъ: возможно ли ей, однако, въ этомъ помѣшать и, если да. то какой цѣной? Насколько могущественны тѣ стимулы, которые толкаютъ ее въ Корею, въ Китай, и что мы можемъ имъ противоставить?
Причина этого тяготѣнія Японіи въ настоящее время, кажется, представляется достаточно выясненной. Передъ нами элементарный, стихійный фактъ перенаселенія. Если принять во вниманіе крайнюю плотность населенія, при томъ чрезвычайно неравномѣрно распредѣленнаго, невозможность для него существованія собственнымъ хлѣбомъ, несмотря на высоко интенсивный характеръ японскаго земледѣлія, пищевая площадь страны занимаетъ лишь 10 проц. ея территоріи - и необходимость расширять свой внѣшній рынокъ, то придется признать, насколько отличны-здѣсь мотивы расширенія Японіи и Россіи. Японская эмиграція уже давно направляется во всѣ части тихоокеанскаго бассейна: самый могущественный противникъ, котораго она здѣсь встрѣчаетъ, это — безспорно Соединенные Штаты, утвердившіеся на Сандвичевыхъ островахъ и отнявшіе у японцевъ возможность воспользоваться великолѣпнымъ Филиппинскимъ архипелагомъ. Съ точки зрѣнія американскаго имперіализма Соединеннымъ Штатамъ принадлежитъ провиденціальная гегемонія на Тихомъ Океанѣ,
неизбѣжность которой будетъ признана всѣмъ міромъ, когда Панамскій каналъ откроетъ прямое морское сообщеніе между Нью-Іоркомъ, Новымъ Орлеаномъ и тихоокеанскими портами, избавляющее отъ необходимости огибать южную Америку. Съ этимъ противникомъ Японіи бороться трудно: она опоздала, но она пріобрѣла внушительную военную и морскую силу достаточно во время, чтобы разгромить Китай, утвердиться, хотя и временно, въ Кореѣ и Манчжуріи, взять Формозу. Этотъ островъ остался плодомъ ея побѣдъ; однако, превосходному стратегическому положенію его, доминирующему надъ китайскимъ побережьемъ, не соотвѣтствуютъ экономическія выгоды обладанія.
Пока колонизація Формозы носитъ характеръ, приближающій ее къ типу голландскихъ колоній, — эксплуатаціонный, а не иммиграціонный. Во всякомъ случаѣ она не разрѣшаетъ основного для Японіи вопроса — потребности получить достаточно широкую пищевую область. Такимъ мѣстомъ, повидимому, для нея можетъ быть лишь Корея, — станетъ ли она составной частью Японіи или будетъ находиться подъ ея нераздѣльнымъ протекторатомъ. Населеніе Кореи, довольно значительное, но вѣками отученное отъ всякой самостоятельности, не способно оказать сопротивленія, подобно горнымъ племенамъ Формозы; владычество же въ Кореѣ открываетъ Японіи свободное вліяніе на всю Манчжурію и сѣверный Китай. Сама Манчжурія имѣетъ для Японіи интересъ, не такой непосредственный, можетъ быть, сходный съ интересомъ въ этой странѣ Соединенныхъ Штатовъ. Но владычество надъ Кореей въ ея глазахъ есть совершенная необходимость: безъ возможности всегда получать изъ нея пищевые продукты Японія не обезпечена въ своемъ продовольствіи.
Предположимъ на минуту этотъ фактъ совершившимся: Корея стала частью Японіи. Какая угроза Портъ-Артуру и Владивостоку, угроза всей Манчжуріи! Но, спрашивается, вступая въ Манчжурію, могли ли мы разсчитывать имѣть тамъ свободное и безпрепятственное поле дѣйствія? Трудно, конечно, предполагать такое легкомысліе у русской дипломатіи. Въ тотъ день и часъ, когда оставлена была мысль вести желѣзную дорогу по лѣвому берегу Амура и рѣшено было перерѣзать ею Манчжурію, передъ Россіей открылся новый путь, полный тревогъ и осложненій на Дальнемъ Востокѣ. Можно было расходиться въ оцѣнкѣ тѣхъ благъ, которыя покупались цѣною этихъ тревогъ и осложненій, но игнорировать эти послѣднія значило проявлять неимовѣрную политическую близорукость. Что бы ни толковали о миролюбивомъ характерѣ, присущемъ русской политикѣ, въ эту минуту мы выбрали не миръ.
Съ другой стороны, Японія, не получившая Кореи, быть можетъ, является гораздо большею угрозою миру на нашей восточной окраинѣ. Тѣ, кто слѣдилъ за ходомъ переговоровъ Россіи и Японіи, съ перваго взгляда поражались странной неуступчивостью этой послѣдней. Вѣдь, Россія предлагала ей извѣстное вліяніе въ Кореѣ; она хотѣла лишь создать нейтральную полосу въ 50 километровъ ширины и утвердиться въ Іонспо (въ сѣверной Кореѣ) и Мазанпо (въ южной).
Но здѣсь Японія отказалась отъ всякихъ уступокъ: слишкомъ элементарно настоятельны были интересы, толкавшіе ее въ Корею, — интересы, которые она еще ранѣе спеціально оговорила въ договорѣ 1902 года съ Англіей (парагр. 1). Мы непремѣнно должны оцѣнить жизненную важность этихъ мотивовъ. По всему, что извѣстно, можно предполагать, что Японія вложитъ въ борьбу за Корею всю энергію, присущую націи, которая отстаиваетъ самосохраненіе. Русское занятіе Кореи принудило бы въ концѣ концовъ перенести войну въ самую Японію, ибо только полный разгромъ ея на островахъ предотвращалъ бы постоянныя угрозы съ моря. Съ этой стороны наши націоналисты совершенно правы: лишь миръ въ Токіо обезпечитъ на болѣе или менѣе долгое время Россію, разъ она изберетъ агрессивную политику на Дальнемъ Востокѣ, отъ возобновленія войны. Но пусть уже тогда она выработаетъ и планъ дессанта въ Японіи, планъ затопленія японскаго флота у береговъ Нипона и Кіу-Сіу, захвата доковъ въ Сасебо. Слишкомъ качественно неравны интересы Россіи и Японіи съ Кореей, чтобы можно было ихъ сколько-нибудь серьезно сопоставлять. Приходится глубоко сожалѣть о крайней пассивности. а, можетъ, и крайней неосвѣдомленности русскаго общественнаго мнѣнія (надѣемся, что таковое существуетъ), не давшаго своевременно достаточно энергичнаго отпора авантюристамъ, на голову которыхъ больше всего падаетъ отвѣтственность за проливаемую нынѣ кровь. Лишь нашъ откровенный отказъ отъ Кореи, отказъ, который намъ стоитъ тѣмъ дешевле, что рѣшительно никакихъ національныхъ интересовъ мы въ ней не имѣли, и предоставленіе ее японскому протекторату могло бы послужить основой мирному развитію Россіи на Дальнемъ Востокѣ.
Оккупація Манчжуріи и Портъ-Артура представляется, на первый взглядъ, предпріятіями, далеко не столь безразсудными, какъ вмѣшательство въ- корейскія дѣла. Тутъ у насъ есть желѣзная дорога, есть незамерзающій портъ, есть возможность постоянно оказывать давленіе на самое сердце Китая. Наконецъ,