русскій Портъ-Артуръ оправдывается уже тѣмъ, что существуетъ нѣмецкій Кіаочау, англійскій Вей-Ха-Вей. Относительно чисто экономической стороны дѣла мы уже указывали на ничтожность торговыхъ и промышленныхъ интересовъ Россіи въ Манчжуріи. Желѣзная дорога и незамерзающій портъ, очевидно, не представляютъ сами по себѣ абсолютныхъ благъ. Если бы Россіи представилась возможность оборудовать прекрасный портъ на островѣ Таити, то едва ли бы нашелся министръ финансовъ и министръ иностранныхъ дѣлъ, которые рекомендовали бы воспользоваться этою возможностью. Манчжурскую желѣзную дорогу первоначально оправдывали тѣмъ, что она выпрямляетъ сибирскую магистраль и избавляетъ отъ постройки дугообразно поднимающагося къ сѣверу пріамурскаго участка. Но, очевидно, такая экономія въ проложеніи можетъ съ лихвой поглащаться расходами, необходимыми для защиты желѣзной дороги, которая проходитъ по странѣ, далеко не умиротворенной. Какими бы мотивами ни руководились китайскіе боксеры, такъ старательно уничтожая всякую отчетность по постройкѣ дороги, они успѣли изъ 1300 проложенныхъ верстъ уничтожить 900. Во всякомъ случаѣ это совершенно необычайный разсчетъ: надо для дешевизны провести желѣзную дорогу черезъ чужую страну, а для обезпеченія этой дороги отъ разрушенія надо присоединить страну.
Но Манчжурская дорога имѣетъ еще другое назначеніе: она приводитъ къ незамерзающимъ портамъ Дальнему и Портъ-Артуру и связываетъ ихъ съ главной сѣверной стоянкой тихоокеанской флотиліи — Владивостокомъ. Дорога нужна потому, что нуженъ незамерзающій портъ. Это разсужденіе не совсѣмъ сходится съ исторической послѣдовательностью: насколько извѣстно, проведеніе желѣзной дороги черезъ Манчжурію было рѣшено раньше занятія Портъ-Артура. Но если обращать вниманіе лишь на логическую послѣдовательность, то всетаки остается вопросъ : какое значеніе имѣютъ эти незамерзающіе порты? О коммерческомъ въ настоящее время говорить не приходится: это относится къ области гаданій объ отдаленномъ будущемъ. Политическое? Тутъ есть только двѣ возможности: или Портъ-Артуръ важенъ намъ преимущественно для устрашенія и для защиты отъ Японіи, или для воздѣйствія на Китай. Собственно говоря, служить защитой русскихъ владѣній Портъ-Артуръ не можетъ потому, что за нимъ не лежитъ никакого русскаго „хинтерланда : нельзя же считать Манчжурію русской страной. Слѣдовательно, для него остается одно назначеніе: отражать натискъ Японіи па азіатскій материкъ, въ частности на Китай. Въ случаѣ вторичной японскокитайской войны Портъ-Артуръ, вооруженный и оборудованный надлежащимъ образомъ, можетъ оказать серьезную помѣху японцамъ. Но такъ ли настоятельна необходимость предвидѣть эту перспективу? Далѣе, съ вѣскими основаніями можно защищать съ виду парадоксальный тезисъ: если русскій Портъ-Артуръ есть угроза Японіи, то онъ не только не менѣе, а болѣе того есть угроза Россіи. Какія средства надо затрачивать, чтобы обезпечить его отъ японскихъ нападеній? Для этого надо имѣть въ водахъ Тихаго Океана флотъ, приблизительно равный японскому, сверхъ того, имѣть оборудованную систему доковъ, обезпеченное снабженіе углемъ. Стратегическое положеніе Портъ-Артура вовсе не представляется столь исключительно благопріятнымъ, онъ не господствуетъ надъ проливомъ, подобно Гибралтару и Адену: владѣя сѣвернымъ побережьемъ Шаптунскаго полуострова, Чифу и Вей- Ха-Веемъ, можно произвести дессанть изъ Японіи въ Китай, не боясь Портъ-Артура. Мы не рѣшимся, конечно, оцѣнивать точнѣе стратегическую полезность Портъ-Артура, мы только думаемъ, что обладаніе имъ въ гораздо большей степени вызываетъ войну, чѣмъ помогаетъ въ ней. Во всякомъ случаѣ здѣсь созданъ весьма уязвимый пунктъ въ русскомъ политическомъ организмѣ — гораздо болѣе уязвимый, чѣмъ былъ и оказался нѣкогда Севастополь.
Но можетъ быть приходится мириться съ этимъ рискомъ войны съ Японіей ради вліянія на Китай? Портъ-Артуръ способенъ стать базисомъ для дѣйствій въ Печилійскомъ заливѣ, онъ соединенъ желѣзной дорогой съ Пекиномъ. Насколько внушительно долженъ звучать въ Пекинѣ голосъ намѣстника Дальняго Востока? Такимъ образомъ Портъ-Артуръ завершаетъ систему давленія на Китай, основанную на оккупаціи Манчжуріи. Россія утверждается въ Мукденѣ, священномъ мѣстѣ для Манчжурской династіи, гдѣ покоятся ея предки; отъ Петербурга почти до стѣнъ Пекина идетъ непрерывный желѣзнодорожный путь черезъ русскія владѣнія. Не такъ ли мы далеки отъ счастливой перспективы, которая, по словамъ князя Ухтомскаго, улыбнулась намъ въ серединѣ 17 вѣка, — перспективы занятія русскимъ царемъ трона китайскихъ богдыхановъ ?
Несомнѣнно, отношенія Россіи съ Китаемъ за послѣднее десятилѣтіе вошли въ рѣзко отличную отъ прежняго времени стадію. Главная ось русской внѣшней политики направляется не въ сторону Передней Азіи и Ближняго Востока, а въ сторону Востока Дальняго. При такомъ направленіи ея не могли сохраниться тѣ спокойныя, какъ бы самопроизвольно слагающіяся отношенія,
которыя, но прежде господствующему мнѣнію, выдѣляли Россію изъ ряда другихъ европейскихъ державъ, имѣвшихъ дѣло съ Китаемъ. Это спокойствіе не нарушалось, когда англичане и французы заставили Китай открыть имъ доступъ и когда захватъ Англіей Гонгъ-Конга явилось какъ бы первымъ признакомъ, что наступаетъ періодъ „раздѣла Китая . Широкою популярностью пользовался взглядъ, что русскіе, нося въ своемъ національномъ организмѣ такъ много азіатской крови и живя подъ властью еще не сгладившихся азіатскихъ традицій, болѣе первобытные въ культурномъ отношеніи и въ формахъ своего политическаго устройства, легче народовъ запада находятъ доступъ къ сближенію съ азіатами. Между русскимъ и монголо-китайскимъ населеніемъ по южно-сибирской границѣ, которая тянется нѣсколько тысячъ верстъ, создались мирныя и дружескія отношенія. Отсутствіе прозелитскаго усердія православной церкви выгодно отличало ее отъ образа дѣйствій католическихъ и протестантскихъ миссіонеровъ Китая.
Все это измѣнилось. И, къ удивленію, одной изъ поворотныхъ точекъ въ русско-китайскихъ отношеніяхъ приходится признать вмѣшательство Россіи послѣ японской войны въ пользу Китая. Слишкомъ ясно обнаружилось уже тогда, что это вмѣшательство вызывается желаніемъ Россіи имѣть гегемонію въ сѣверномъ Китаѣ. Для Китая Портъ-Артуръ въ рукахъ Россіи, замыкающій Манчжурскую дорогу оказался гораздо болѣе серьезной угрозой, чѣмъ Портъ-Артуръ японскій, подкрѣпляющій японскій протекторатъ въ Кореѣ. Послѣдняя страна уже давно находилась лишь въ поминальной зависимости отъ Китая; по договору 1884 года Китай и Японія обязывались не посылать туда вооруженныхъ силъ, не оповѣстя другъ друга. Манчжурія, напротивъ того, была несомнѣнная китайская провинція, родина династіи, основа военной силы Китая (высшій чинъ въ китайской военной іерархіи сіянъ-чыоонъ можетъ заниматься лишь манчжуромъ). Далѣе занятіе одной провинціи несомнѣнно влекло за собою со стороны другихъ державъ стремленіе занимать другія. Выработалась практика такъ называемыхъ сферъ вліянія, которая сохраняетъ призракъ неприкосновенности Китая, но пока представляетъ несомнѣнно дѣлежъ его. Русскому Портъ-Артуру соотвѣтствуетъ германскій Кіао-Чау и англійскій Вей-Ха-Вей.
Положеніе китайскаго правительства было тѣмъ труднѣе, что за нимъ сохранялся оффиціальный суверенитетъ надъ Манчжуріей. И вотъ за послѣдніе годы 19 столѣтія мы видимъ первые шаги на пути Китая къ сближенію и союзу съ Японіей — союзу, столь странному и, казалось бы, противоестественному, если бы двухъ недавнихъ враговъ не объединялъ страхъ передъ Россіей и потребность отразить ее.
Подготовка боксерскаго движенія 1900 г. въ настоящее время не можетъ быть, конечно, достаточно выяснена, но, кажется, можно считать несомнѣннымъ, что усиленное за послѣдніе годы 19 в. давленіе европейскихъ государствъ на Китай было однимъ изъ главныхъ его стимуловъ. Среди русской публицистики высказывалось тогда сожалѣніе, что Россія, дѣйствуя совмѣстно съ другими европейскими государствами, раздѣляла какъ бы отвѣтственность и за ихъ старые грѣхи передъ Китаемъ: она не ввозила опія, не посылала назойливыхъ и преслѣдующихъ политическія цѣли миссіонеровъ ; китайцы относятся къ памъ съ чистой симпатіей и не слѣдовало портить эти чувства. Князь Ухтомскій находилъ, что Одно русское самодержавіе, близкое и понятное китайцамъ, вызываетъ у нихъ чувства уваженія п привязанности къ намъ, чувства, которыхъ никогда не возбуждали западные пароды съ ихъ парламентаризмомъ.
Событія въ Благовѣщенскѣ сильно поколебали эту идиллію. Всякое здравое національное чувство не можетъ не оплакивать расправы, учиненной надъ китайцами, по это было не только дѣло нравственно постыдное, но и капитальная политическая ошибка, которая на многіе годы укоренила раздраженіе противъ Россіи въ пограничныхъ китайскихъ областяхъ. Съ точки зрѣнія человѣколюбія вообще нельзя не оплакивать дѣйствій союзныхъ войскъ въ Китаѣ — возможно, что эти дѣйствія имъ когданибудь съ лихвой возместятся. Но союзныя войска приходили на короткое время, а русскіе обитатели Пріамурскаго края, русскіе въ Манчжуріи должны постоянно жить съ китайцами, и для пасъ было бы крайне неблагопріятно, если бы эти отношенія приняли характеръ, обыкновенно отличающій отношенія европейцевъ-колонистовъ и цвѣтныхъ туземцевъ.
Союзническая война должна была показать европейскую солидарность въ дѣлѣ обузданія Китая: она выказала крайнюю трудность, почти невозможность этой солидарности. Тотчасъ же вслѣдъ за ней открывается рядъ отдѣльныхъ соглашеній между заинтересованными странами, которыя гарантируютъ другъ другу взаимную помощь: Англія и Германія, Англія и Японія, отчасти Франція и Россія. (Относительно послѣдняго нельзя не обратить вниманія, что новый англо-французскій договоръ отнимаетъ у него почти всякое практическое значеніе, освобождая Францію отъ обязанности помогать Россіи, въ случаѣ если Китай присоеди
Но Манчжурская дорога имѣетъ еще другое назначеніе: она приводитъ къ незамерзающимъ портамъ Дальнему и Портъ-Артуру и связываетъ ихъ съ главной сѣверной стоянкой тихоокеанской флотиліи — Владивостокомъ. Дорога нужна потому, что нуженъ незамерзающій портъ. Это разсужденіе не совсѣмъ сходится съ исторической послѣдовательностью: насколько извѣстно, проведеніе желѣзной дороги черезъ Манчжурію было рѣшено раньше занятія Портъ-Артура. Но если обращать вниманіе лишь на логическую послѣдовательность, то всетаки остается вопросъ : какое значеніе имѣютъ эти незамерзающіе порты? О коммерческомъ въ настоящее время говорить не приходится: это относится къ области гаданій объ отдаленномъ будущемъ. Политическое? Тутъ есть только двѣ возможности: или Портъ-Артуръ важенъ намъ преимущественно для устрашенія и для защиты отъ Японіи, или для воздѣйствія на Китай. Собственно говоря, служить защитой русскихъ владѣній Портъ-Артуръ не можетъ потому, что за нимъ не лежитъ никакого русскаго „хинтерланда : нельзя же считать Манчжурію русской страной. Слѣдовательно, для него остается одно назначеніе: отражать натискъ Японіи па азіатскій материкъ, въ частности на Китай. Въ случаѣ вторичной японскокитайской войны Портъ-Артуръ, вооруженный и оборудованный надлежащимъ образомъ, можетъ оказать серьезную помѣху японцамъ. Но такъ ли настоятельна необходимость предвидѣть эту перспективу? Далѣе, съ вѣскими основаніями можно защищать съ виду парадоксальный тезисъ: если русскій Портъ-Артуръ есть угроза Японіи, то онъ не только не менѣе, а болѣе того есть угроза Россіи. Какія средства надо затрачивать, чтобы обезпечить его отъ японскихъ нападеній? Для этого надо имѣть въ водахъ Тихаго Океана флотъ, приблизительно равный японскому, сверхъ того, имѣть оборудованную систему доковъ, обезпеченное снабженіе углемъ. Стратегическое положеніе Портъ-Артура вовсе не представляется столь исключительно благопріятнымъ, онъ не господствуетъ надъ проливомъ, подобно Гибралтару и Адену: владѣя сѣвернымъ побережьемъ Шаптунскаго полуострова, Чифу и Вей- Ха-Веемъ, можно произвести дессанть изъ Японіи въ Китай, не боясь Портъ-Артура. Мы не рѣшимся, конечно, оцѣнивать точнѣе стратегическую полезность Портъ-Артура, мы только думаемъ, что обладаніе имъ въ гораздо большей степени вызываетъ войну, чѣмъ помогаетъ въ ней. Во всякомъ случаѣ здѣсь созданъ весьма уязвимый пунктъ въ русскомъ политическомъ организмѣ — гораздо болѣе уязвимый, чѣмъ былъ и оказался нѣкогда Севастополь.
Но можетъ быть приходится мириться съ этимъ рискомъ войны съ Японіей ради вліянія на Китай? Портъ-Артуръ способенъ стать базисомъ для дѣйствій въ Печилійскомъ заливѣ, онъ соединенъ желѣзной дорогой съ Пекиномъ. Насколько внушительно долженъ звучать въ Пекинѣ голосъ намѣстника Дальняго Востока? Такимъ образомъ Портъ-Артуръ завершаетъ систему давленія на Китай, основанную на оккупаціи Манчжуріи. Россія утверждается въ Мукденѣ, священномъ мѣстѣ для Манчжурской династіи, гдѣ покоятся ея предки; отъ Петербурга почти до стѣнъ Пекина идетъ непрерывный желѣзнодорожный путь черезъ русскія владѣнія. Не такъ ли мы далеки отъ счастливой перспективы, которая, по словамъ князя Ухтомскаго, улыбнулась намъ въ серединѣ 17 вѣка, — перспективы занятія русскимъ царемъ трона китайскихъ богдыхановъ ?
Несомнѣнно, отношенія Россіи съ Китаемъ за послѣднее десятилѣтіе вошли въ рѣзко отличную отъ прежняго времени стадію. Главная ось русской внѣшней политики направляется не въ сторону Передней Азіи и Ближняго Востока, а въ сторону Востока Дальняго. При такомъ направленіи ея не могли сохраниться тѣ спокойныя, какъ бы самопроизвольно слагающіяся отношенія,
которыя, но прежде господствующему мнѣнію, выдѣляли Россію изъ ряда другихъ европейскихъ державъ, имѣвшихъ дѣло съ Китаемъ. Это спокойствіе не нарушалось, когда англичане и французы заставили Китай открыть имъ доступъ и когда захватъ Англіей Гонгъ-Конга явилось какъ бы первымъ признакомъ, что наступаетъ періодъ „раздѣла Китая . Широкою популярностью пользовался взглядъ, что русскіе, нося въ своемъ національномъ организмѣ такъ много азіатской крови и живя подъ властью еще не сгладившихся азіатскихъ традицій, болѣе первобытные въ культурномъ отношеніи и въ формахъ своего политическаго устройства, легче народовъ запада находятъ доступъ къ сближенію съ азіатами. Между русскимъ и монголо-китайскимъ населеніемъ по южно-сибирской границѣ, которая тянется нѣсколько тысячъ верстъ, создались мирныя и дружескія отношенія. Отсутствіе прозелитскаго усердія православной церкви выгодно отличало ее отъ образа дѣйствій католическихъ и протестантскихъ миссіонеровъ Китая.
Все это измѣнилось. И, къ удивленію, одной изъ поворотныхъ точекъ въ русско-китайскихъ отношеніяхъ приходится признать вмѣшательство Россіи послѣ японской войны въ пользу Китая. Слишкомъ ясно обнаружилось уже тогда, что это вмѣшательство вызывается желаніемъ Россіи имѣть гегемонію въ сѣверномъ Китаѣ. Для Китая Портъ-Артуръ въ рукахъ Россіи, замыкающій Манчжурскую дорогу оказался гораздо болѣе серьезной угрозой, чѣмъ Портъ-Артуръ японскій, подкрѣпляющій японскій протекторатъ въ Кореѣ. Послѣдняя страна уже давно находилась лишь въ поминальной зависимости отъ Китая; по договору 1884 года Китай и Японія обязывались не посылать туда вооруженныхъ силъ, не оповѣстя другъ друга. Манчжурія, напротивъ того, была несомнѣнная китайская провинція, родина династіи, основа военной силы Китая (высшій чинъ въ китайской военной іерархіи сіянъ-чыоонъ можетъ заниматься лишь манчжуромъ). Далѣе занятіе одной провинціи несомнѣнно влекло за собою со стороны другихъ державъ стремленіе занимать другія. Выработалась практика такъ называемыхъ сферъ вліянія, которая сохраняетъ призракъ неприкосновенности Китая, но пока представляетъ несомнѣнно дѣлежъ его. Русскому Портъ-Артуру соотвѣтствуетъ германскій Кіао-Чау и англійскій Вей-Ха-Вей.
Положеніе китайскаго правительства было тѣмъ труднѣе, что за нимъ сохранялся оффиціальный суверенитетъ надъ Манчжуріей. И вотъ за послѣдніе годы 19 столѣтія мы видимъ первые шаги на пути Китая къ сближенію и союзу съ Японіей — союзу, столь странному и, казалось бы, противоестественному, если бы двухъ недавнихъ враговъ не объединялъ страхъ передъ Россіей и потребность отразить ее.
Подготовка боксерскаго движенія 1900 г. въ настоящее время не можетъ быть, конечно, достаточно выяснена, но, кажется, можно считать несомнѣннымъ, что усиленное за послѣдніе годы 19 в. давленіе европейскихъ государствъ на Китай было однимъ изъ главныхъ его стимуловъ. Среди русской публицистики высказывалось тогда сожалѣніе, что Россія, дѣйствуя совмѣстно съ другими европейскими государствами, раздѣляла какъ бы отвѣтственность и за ихъ старые грѣхи передъ Китаемъ: она не ввозила опія, не посылала назойливыхъ и преслѣдующихъ политическія цѣли миссіонеровъ ; китайцы относятся къ памъ съ чистой симпатіей и не слѣдовало портить эти чувства. Князь Ухтомскій находилъ, что Одно русское самодержавіе, близкое и понятное китайцамъ, вызываетъ у нихъ чувства уваженія п привязанности къ намъ, чувства, которыхъ никогда не возбуждали западные пароды съ ихъ парламентаризмомъ.
Событія въ Благовѣщенскѣ сильно поколебали эту идиллію. Всякое здравое національное чувство не можетъ не оплакивать расправы, учиненной надъ китайцами, по это было не только дѣло нравственно постыдное, но и капитальная политическая ошибка, которая на многіе годы укоренила раздраженіе противъ Россіи въ пограничныхъ китайскихъ областяхъ. Съ точки зрѣнія человѣколюбія вообще нельзя не оплакивать дѣйствій союзныхъ войскъ въ Китаѣ — возможно, что эти дѣйствія имъ когданибудь съ лихвой возместятся. Но союзныя войска приходили на короткое время, а русскіе обитатели Пріамурскаго края, русскіе въ Манчжуріи должны постоянно жить съ китайцами, и для пасъ было бы крайне неблагопріятно, если бы эти отношенія приняли характеръ, обыкновенно отличающій отношенія европейцевъ-колонистовъ и цвѣтныхъ туземцевъ.
Союзническая война должна была показать европейскую солидарность въ дѣлѣ обузданія Китая: она выказала крайнюю трудность, почти невозможность этой солидарности. Тотчасъ же вслѣдъ за ней открывается рядъ отдѣльныхъ соглашеній между заинтересованными странами, которыя гарантируютъ другъ другу взаимную помощь: Англія и Германія, Англія и Японія, отчасти Франція и Россія. (Относительно послѣдняго нельзя не обратить вниманія, что новый англо-французскій договоръ отнимаетъ у него почти всякое практическое значеніе, освобождая Францію отъ обязанности помогать Россіи, въ случаѣ если Китай присоеди