нится къ Японіи и приметъ участіе въ войнѣ). Опираясь на поддержку Японіи и Соединенныхъ Штатовъ, которые энергично требовали отъ китайскаго правительства „открытыхъ дверей въ Манчжурію, Китай начинаетъ настаивать па ея очищеніи: порядокъ и безопасность возстановлены и ничего не мѣшаетъ теперь самому китайскому правительству осуществлять отнынѣ въ этой странѣ свои суверенныя функціи. Этотъ запросъ Китая былъ достаточно яркимъ выраженіемъ образующейся политической солидарности двухъ имперій желтаго Востока. Въ отвѣтъ па это послѣдовало извѣстное соглашеніе 26 марта 1902 г. между Россіей и Китаемъ, въ которомъ Россія обѣщала хотя и въ неопредѣленной формѣ (буде не возникнетъ смутъ и образъ дѣйствій другихъ державъ тому не воспрепятствуетъ) въ 3 шестимѣсячные срока вывести войска изъ Манчжуріи. Безъ сомнѣнія, нельзя прилагать къ дипломатіи моральнаго критерія и едва ли можно упрекать русскую дипломатію за заключеніе договора, если даже она заранѣе рѣшила его не соблюдать. Но ее несомнѣнно можно, обвинять въ отсутствіи яснаго плана и сознанія возможностей и цѣлей. Договоръ выражаетъ мысль, что оккупація Манчжуріи имѣетъ единственной цѣлью обезпечить въ странѣ спокойствіе, что она не связана ни съ какимъ завоевательнымъ поползновеніемъ со стороны Россіи. Можно, конечно, было имѣть въ виду прецеденты Англіи въ Египтѣ. Австро-Венгріи въ Босніи и Герцеговинѣ и разсчитывать, что долговременная оккупація постепенно и спокойно приведетъ къ поглощенію Манчжуріи. Однако, занятіе и Египта, и Босніи, и Герцеговины далеко не ставили занимавшія ихъ европейскія страны въ такой неизбѣжный конфликтъ съ номинальнымъ сувереномъ этихъ областей — Турціей, какъ занятіе Манчжуріи должно было поставить Россію съ Китаемъ. Аналогію представляло бы скорѣе занятіе Македоніи или Восточной Румеліи — областей, примыкающихъ къ политическому центру Турціи. Ни рядомъ съ Босніей и Герцоговиной, ни рядомъ съ Египтомъ нѣтъ государства, по силѣ подобнаго Англіи. Наконецъ, Боснія-Герцоговина непосредственно примыкаетъ къ Австро-Венгріи, власть англійскаго флота надъ суэцкимъ каналомъ, господствующее положеніе въ Бабъ-эль-Мандебѣ, упроченное Гибралтаромъ и Мальтой положеніе въ Средиземномъ морѣ — все это создаетъ прочную связь Египта и Англіи. Оккупація Мандчжуріи представляетъ несравнимыя трудности: она отстоитъ отъ границъ Европейской Россіи больше, чѣмъ на 4000 верстъ, она лежитъ между крайне рѣдко населенной Сибирью и крайне густо населеннымъ Китаемъ. Очевидно, естественная ин
фильтрація должна идти едва ли съ сѣвера, изъ Сибири, а скорѣе съ юга, изъ Китая. Чѣмъ болѣе искусственна русская колонизація Манчжуріи, тѣмъ на болѣе внушительную военную силу должна она опираться, тѣмъ большія издержки должна она вызывать. Но. можетъ быть, послѣднее обстоятельство всегда ясно сознавалось русской дипломатіей? Можетъ быть, опа никогда не скрывала ни отъ себя, ни отъ Государя, что осуществленіе русскихъ задачъ на Дальнемъ Востокѣ потребуетъ немалыхъ военныхъ затратъ, потребуетъ, наконецъ, войны, — что съ этимъ приходится мириться, какъ съ неизбѣжностью. Можетъ быть, въ этомъ отношеніи нельзя упрекать ее въ непредусмотрительности?
Оправдываются ли эти осложненія на Востокѣ — вопросъ другой, но русская дипломатія ихъ предвидѣла.
Что центръ тяжести русской внѣшней политики настоящаго царствованія передвинулся на Дальній Востокъ, это неоспоримый фактъ. Только такимъ образомъ можно объяснить и нашу пассивность на Ближнемъ Востокѣ, который все болѣе и болѣе переходитъ подъ вліяніе Германіи и Австріи. Нагляднѣйшимъ выраженіемъ этой политики является довольно внезапное, но, въ сущности, довольно послѣдовательное учрежденіе намѣстничества Дальняго Востока. Трудно, конечно, опредѣлить, насколько энергично производилось военное оборудованіе Дальняго Востока за послѣдніе мѣсяцы. Дѣятельность русскаго военнаго министерства, какъ и дѣятельность министерства иностранныхъ дѣлъ неизвѣстна обществу, но среди него упорно ходитъ слухъ, что представленіе военнаго министра о необходимости прямо готовиться къ войнѣ не встрѣтило сочувствія. Война разыгралась раньше, чѣмъ мы были къ ней подготовлены. Сообщеніе съ ея театра болѣзненно поражало контрастомъ героизма русскихъ войскъ и крупныхъ промаховъ въ организаціи обороны. Тяжело говорить объ этихъ промахахъ, которые будутъ стоить жизни не одному десятку тысячъ доблестныхъ сыновъ Россіи. Но есть другая сторона дѣла: ее легко проглядѣть за драматическими событіями, которыя развертываются передъ нами, но помнить которую необходимо, такъ какъ отъ ея правильной оцѣнки зависитъ не только наше будущее на Дальнемъ Востокѣ, но можно сказать, наша національная судьба. Мы должны знать, что аггрессивная политика на Дальнемъ Востокѣ ведетъ къ чему-то болѣе серьезному, даже чѣмъ отдѣльная война, что именно она болѣе всего другого способна создать настоящую не мнимую „Желтую опасность . Мы уже толкнули Китай на соединеніе съ Японіей : каждый нашъ шагъ вглубь Китайской имперіи будетъ
объединять различныя населяющія ее племена. Знаменитый публицистъ и историкъ Сили въ своей книгѣ Expansion of England писалъ, что въ тотъ часъ, когда жители Индостана почувствуютъ свое политическое и національное единство, англійскому владычеству въ Индіи въ его современной формѣ пробьетъ конецъ. Не какъ апокалиптическая сила, не какъ второе нашествіе гунновъ, а какъ союзникъ и послѣдователь Японіи, Китай выступитъ и выступитъ именно противъ насъ. Пускай китаецъ гораздо менѣе способенъ къ культурному перерожденію, чѣмъ японцы: въ Китаѣ уже совершается внутренній процессъ: стихійный напоръ этой массы количествомъ можетъ подавить качественное превосходство. Нѣтъ сомнѣнія, въ настоящее время Китай движется къ тому, чтобы войти въ орбиту Японіи: близость языка, религіи, сходство въ еще не пережитыхъ формахъ общественнаго быта, которыя представляются столь странными и чуждыми европейскому наблюдателю — все это факторы, сами по себѣ не создающіе еще солидарности между этнографическими группами, по крайне облегчающіе ея созданіе, разъ она вызывается опасностью извнѣ. Не слѣдуетъ въ этомъ отношеніи слишкомъ довѣряться общераспространенному мнѣнію объ исключительномъ органическомъ миролюбіи китайцевъ. Воспоминанія очевидцевъ и участниковъ послѣдней войны достаточно даютъ примѣровъ того, какъ они умѣютъ защищаться и умирать. Имъ, конечно, не достаетъ положительнаго знанія, этого высшаго дара европейской цивилизаціи, но когда судьба заставитъ ихъ выбирать между ними и ихъ существованіемъ, трудно сомнѣваться въ ихъ выборѣ. Для Китая во всякомъ случаѣ Японія имѣетъ колоссальное значеніе, какъ проводникъ европейской культуры. Китайцы уже начали тамъ строить свои суда: въ японскихъ докахъ и арсеналахъ они ознакомляются съ современнымъ военнымъ искусствомъ. Каждое обостреніе на Дальнемъ Востокѣ, каждое повышеніе тамъ политической температуры ускоряетъ ростъ этого чудовища, болѣе страшнаго для насъ, чѣмъ для Европы — желтой опасности.
Что можемъ мы противопоставить этимъ мобилизованнымъ и приведеннымъ въ европейскій видъ силамъ монгольскаго Востока. Можемъ ли мы создать на сибирской границѣ ту систему защиты и нападенія, которыя созданы на нашей западной границѣ. можемъ ли мы равномѣрно укрѣпить два фланга, раздѣленные разстояніемъ въ 5000 верстъ? Еще болѣе останавливаетъ вниманіе финансовая сторона дѣла. Сибирь до сихъ поръ живетъ на счетъ Европейской Россіи, она не можетъ въ хозяйственномъ смыслѣ довлѣть сама себѣ, какъ и въ смыслѣ военномъ она не можетъ защищаться лишь войсками Сибирскаго округа. Само по себѣ это не представляетъ особой ненормальности, въ такомъ же положеніи находится большинство колоній западно-европейскихъ государствъ. Но какъ увеличится это бремя, лежащее, въ концѣ концовъ, на русскихъ центральныхъ и черноземныхъ губерніяхъ, если Сибирь со вновь занятыми землями будетъ находиться подъ постояннымъ страхомъ настоящей „желтой опасности . Что будутъ значить въ сравненіи съ такимъ отливомъ средствъ различныя меліораціонно-гомеопатическія мѣропріятія, которыя предлагаются для подъема „оскудѣвшаго центра. Не будетъ ли эта новая тяжесть совершенно не подъ силу нашему истощенному хозяйственному организму? Мы только-что начали проникаться убѣжденіемъ, что задачи государственнаго строительства должны теперь направляться вглубь, а не вширь, и вотъ передъ нами перспектива такихъ политическихъ осложненій па неопредѣленно долгое время, которая потребуетъ небывалаго отлива народной энергіи и народныхъ средствъ отъ центра на эту дальнюю периферію. До сихъ поръ надъ нами тяготѣла страшная централизація средствъ въ Петербургѣ : теперь намъ угрожаетъ децентрализація, еще болѣе въ Портъ-Артурѣ и Манчжуріи. Государственная мудрость иногда предписываетъ налагать тяжелыя жертвы на современное поколѣніе. чтобы обезпечить благосостояніе и безопасность будущихъ. Но такія жертвы все-таки всегда должны быть основаны на подсчетѣ ихъ размѣровъ: иначе этотъ предлогъ будетъ оправдывать всякую авантюристическую политику, всякую мегаломанію. а главное, самыя цѣли должны соотвѣтствовать дѣйствительнымъ національнымъ нуждамъ и интересамъ. Великія жертвы были наложены на Россію при Петрѣ, когда она по словамъ его историка, „цѣной народнаго разоренія возводилась въ рангъ первоклассной европейской державы , но исторія оправдала ихъ, оправдала столь тяжелую сѣверную войну за доступъ къ Балтійскому морю. Но чѣмъ можетъ быть оправданъ новый девизъ русской дипломатіи „наше будущее на Дальнемъ Востокѣ ? Какъ будто готовится великое переселеніе массъ русскаго народа па берега Тихаго океана. Повторяемъ, мы нисколько не уменьшаемъ значенія сибирской колонизаціи и самой Сибири въ будущемъ развитіи Россіи. Когда на переселеніе станутъ смотрѣть, какъ на серьезную государственную задачу, когда въ это дѣло будетъ внесенъ духъ систематизаціи и ясно сознается цѣль, а все не будетъ зависѣть отъ случайныхъ вѣяній въ административномъ мірѣ — тогда возрастетъ необычайно и значеніе Сибири въ
фильтрація должна идти едва ли съ сѣвера, изъ Сибири, а скорѣе съ юга, изъ Китая. Чѣмъ болѣе искусственна русская колонизація Манчжуріи, тѣмъ на болѣе внушительную военную силу должна она опираться, тѣмъ большія издержки должна она вызывать. Но. можетъ быть, послѣднее обстоятельство всегда ясно сознавалось русской дипломатіей? Можетъ быть, опа никогда не скрывала ни отъ себя, ни отъ Государя, что осуществленіе русскихъ задачъ на Дальнемъ Востокѣ потребуетъ немалыхъ военныхъ затратъ, потребуетъ, наконецъ, войны, — что съ этимъ приходится мириться, какъ съ неизбѣжностью. Можетъ быть, въ этомъ отношеніи нельзя упрекать ее въ непредусмотрительности?
Оправдываются ли эти осложненія на Востокѣ — вопросъ другой, но русская дипломатія ихъ предвидѣла.
Что центръ тяжести русской внѣшней политики настоящаго царствованія передвинулся на Дальній Востокъ, это неоспоримый фактъ. Только такимъ образомъ можно объяснить и нашу пассивность на Ближнемъ Востокѣ, который все болѣе и болѣе переходитъ подъ вліяніе Германіи и Австріи. Нагляднѣйшимъ выраженіемъ этой политики является довольно внезапное, но, въ сущности, довольно послѣдовательное учрежденіе намѣстничества Дальняго Востока. Трудно, конечно, опредѣлить, насколько энергично производилось военное оборудованіе Дальняго Востока за послѣдніе мѣсяцы. Дѣятельность русскаго военнаго министерства, какъ и дѣятельность министерства иностранныхъ дѣлъ неизвѣстна обществу, но среди него упорно ходитъ слухъ, что представленіе военнаго министра о необходимости прямо готовиться къ войнѣ не встрѣтило сочувствія. Война разыгралась раньше, чѣмъ мы были къ ней подготовлены. Сообщеніе съ ея театра болѣзненно поражало контрастомъ героизма русскихъ войскъ и крупныхъ промаховъ въ организаціи обороны. Тяжело говорить объ этихъ промахахъ, которые будутъ стоить жизни не одному десятку тысячъ доблестныхъ сыновъ Россіи. Но есть другая сторона дѣла: ее легко проглядѣть за драматическими событіями, которыя развертываются передъ нами, но помнить которую необходимо, такъ какъ отъ ея правильной оцѣнки зависитъ не только наше будущее на Дальнемъ Востокѣ, но можно сказать, наша національная судьба. Мы должны знать, что аггрессивная политика на Дальнемъ Востокѣ ведетъ къ чему-то болѣе серьезному, даже чѣмъ отдѣльная война, что именно она болѣе всего другого способна создать настоящую не мнимую „Желтую опасность . Мы уже толкнули Китай на соединеніе съ Японіей : каждый нашъ шагъ вглубь Китайской имперіи будетъ
объединять различныя населяющія ее племена. Знаменитый публицистъ и историкъ Сили въ своей книгѣ Expansion of England писалъ, что въ тотъ часъ, когда жители Индостана почувствуютъ свое политическое и національное единство, англійскому владычеству въ Индіи въ его современной формѣ пробьетъ конецъ. Не какъ апокалиптическая сила, не какъ второе нашествіе гунновъ, а какъ союзникъ и послѣдователь Японіи, Китай выступитъ и выступитъ именно противъ насъ. Пускай китаецъ гораздо менѣе способенъ къ культурному перерожденію, чѣмъ японцы: въ Китаѣ уже совершается внутренній процессъ: стихійный напоръ этой массы количествомъ можетъ подавить качественное превосходство. Нѣтъ сомнѣнія, въ настоящее время Китай движется къ тому, чтобы войти въ орбиту Японіи: близость языка, религіи, сходство въ еще не пережитыхъ формахъ общественнаго быта, которыя представляются столь странными и чуждыми европейскому наблюдателю — все это факторы, сами по себѣ не создающіе еще солидарности между этнографическими группами, по крайне облегчающіе ея созданіе, разъ она вызывается опасностью извнѣ. Не слѣдуетъ въ этомъ отношеніи слишкомъ довѣряться общераспространенному мнѣнію объ исключительномъ органическомъ миролюбіи китайцевъ. Воспоминанія очевидцевъ и участниковъ послѣдней войны достаточно даютъ примѣровъ того, какъ они умѣютъ защищаться и умирать. Имъ, конечно, не достаетъ положительнаго знанія, этого высшаго дара европейской цивилизаціи, но когда судьба заставитъ ихъ выбирать между ними и ихъ существованіемъ, трудно сомнѣваться въ ихъ выборѣ. Для Китая во всякомъ случаѣ Японія имѣетъ колоссальное значеніе, какъ проводникъ европейской культуры. Китайцы уже начали тамъ строить свои суда: въ японскихъ докахъ и арсеналахъ они ознакомляются съ современнымъ военнымъ искусствомъ. Каждое обостреніе на Дальнемъ Востокѣ, каждое повышеніе тамъ политической температуры ускоряетъ ростъ этого чудовища, болѣе страшнаго для насъ, чѣмъ для Европы — желтой опасности.
Что можемъ мы противопоставить этимъ мобилизованнымъ и приведеннымъ въ европейскій видъ силамъ монгольскаго Востока. Можемъ ли мы создать на сибирской границѣ ту систему защиты и нападенія, которыя созданы на нашей западной границѣ. можемъ ли мы равномѣрно укрѣпить два фланга, раздѣленные разстояніемъ въ 5000 верстъ? Еще болѣе останавливаетъ вниманіе финансовая сторона дѣла. Сибирь до сихъ поръ живетъ на счетъ Европейской Россіи, она не можетъ въ хозяйственномъ смыслѣ довлѣть сама себѣ, какъ и въ смыслѣ военномъ она не можетъ защищаться лишь войсками Сибирскаго округа. Само по себѣ это не представляетъ особой ненормальности, въ такомъ же положеніи находится большинство колоній западно-европейскихъ государствъ. Но какъ увеличится это бремя, лежащее, въ концѣ концовъ, на русскихъ центральныхъ и черноземныхъ губерніяхъ, если Сибирь со вновь занятыми землями будетъ находиться подъ постояннымъ страхомъ настоящей „желтой опасности . Что будутъ значить въ сравненіи съ такимъ отливомъ средствъ различныя меліораціонно-гомеопатическія мѣропріятія, которыя предлагаются для подъема „оскудѣвшаго центра. Не будетъ ли эта новая тяжесть совершенно не подъ силу нашему истощенному хозяйственному организму? Мы только-что начали проникаться убѣжденіемъ, что задачи государственнаго строительства должны теперь направляться вглубь, а не вширь, и вотъ передъ нами перспектива такихъ политическихъ осложненій па неопредѣленно долгое время, которая потребуетъ небывалаго отлива народной энергіи и народныхъ средствъ отъ центра на эту дальнюю периферію. До сихъ поръ надъ нами тяготѣла страшная централизація средствъ въ Петербургѣ : теперь намъ угрожаетъ децентрализація, еще болѣе въ Портъ-Артурѣ и Манчжуріи. Государственная мудрость иногда предписываетъ налагать тяжелыя жертвы на современное поколѣніе. чтобы обезпечить благосостояніе и безопасность будущихъ. Но такія жертвы все-таки всегда должны быть основаны на подсчетѣ ихъ размѣровъ: иначе этотъ предлогъ будетъ оправдывать всякую авантюристическую политику, всякую мегаломанію. а главное, самыя цѣли должны соотвѣтствовать дѣйствительнымъ національнымъ нуждамъ и интересамъ. Великія жертвы были наложены на Россію при Петрѣ, когда она по словамъ его историка, „цѣной народнаго разоренія возводилась въ рангъ первоклассной европейской державы , но исторія оправдала ихъ, оправдала столь тяжелую сѣверную войну за доступъ къ Балтійскому морю. Но чѣмъ можетъ быть оправданъ новый девизъ русской дипломатіи „наше будущее на Дальнемъ Востокѣ ? Какъ будто готовится великое переселеніе массъ русскаго народа па берега Тихаго океана. Повторяемъ, мы нисколько не уменьшаемъ значенія сибирской колонизаціи и самой Сибири въ будущемъ развитіи Россіи. Когда на переселеніе станутъ смотрѣть, какъ на серьезную государственную задачу, когда въ это дѣло будетъ внесенъ духъ систематизаціи и ясно сознается цѣль, а все не будетъ зависѣть отъ случайныхъ вѣяній въ административномъ мірѣ — тогда возрастетъ необычайно и значеніе Сибири въ