одинъ генералъ не понялъ того, что сказалъ другой генералъ — совершили геройскій подвигъ тѣмъ, что тѣ изъ нихъ, которые не могли убѣжать, были убиты, а тѣ, которые убѣжали, остались живы...
Царь, главное отвѣтственное лицо, продолжаетъ дѣлать парады войскамъ, благодарить, награждать, поощрять, издаетъ указъ о сборѣ запасныхъ. Вѣрноподданные вновь и вновь повергаютъ къ стопамъ называемаго ими обожаемымъ монарха, свои имущества и жизни, но на словахъ только. Сами же, желая отличиться другъ передъ другомъ на дѣлѣ, а не на словахъ, отрываютъ отцовъ, кормильцевъ отъ осиротѣвшихъ семействъ, приготавливая ихъ къ отправкѣ на бойню. Газетчики, чѣмъ хуже положеніе русскихъ, тѣмъ безсовѣстнѣе лгутъ, передѣлывая постыдныя пораженія въ побѣды, зная, что никто ихъ не опровергнетъ, и спокойно собираютъ деньги за подписку и продажу. Чѣмъ больше идетъ на войну денегъ и трудовъ народа, тѣмъ больше грабятъ всякіе начальники и аферисты, зная, что никто ихъ не обличитъ, потому что всѣ грабятъ. Военные, воспитанные для убійства, проведшіе десятки лѣтъ въ школѣ безчеловѣчности, грубости и праздности, радуются, несчастные, тому, что, кромѣ прибавки содержанія, убитые открываютъ вакансію для ихъ повышенія. Христіанскіе пастыри продолжаютъ призывать людей къ величайшему преступленію, продолжаютъ кощунствовать, прося у Бога помощи дѣлу войны, и не только не осуждаютъ, но оправдываютъ и восхваляютъ того изъ такихъ пастырей, который съ крестомъ въ рукахъ поощрялъ людей къ убійству на самомъ мѣстѣ преступленія. И то же происходитъ въ Японіи. Еще съ большимъ рвеніемъ, вслѣдствіе своихъ побѣдъ, набрасываются на убійство подражающіе всему скверному въ Европѣ, заблудшіе японцы. Такъ же дѣлаетъ парады, награждаетъ Микадо. Такъ же храбрятся разные генералы, воображая себѣ, что они, научившись убивать, научились просвѣщенію. Такъ же стонетъ несчастный рабочій народъ, отрываемый отъ полезнаго труда и семей. Такъ же лгутъ и радуются подпискѣ газетчики, и такъ же, вѣроятно (такъ какъ тамъ, гдѣ убійство возведено въ доблесть, должны процвѣтать всякіе пороки), такъ же, вѣроятно, ноживаютъ деньги всякіе начальники и аферисты, и японскіе богословы и религіозные учители, не отстающіе,, — какъ ихъ военные въ техникѣ вооруженія — и въ техникѣ религіознаго обмана и кощунства отъ европейцевъ, извращаютъ великое буддійское ученіе, не только допуская, но оправдывая запрещенное Буддой убійство...
Да когда же это кончится? И когда же, наконецъ, обманутые люди опомнятся и скажутъ: „Да идите вы, без
жалостные цари, микады, министры, митрополиты, аббаты, генералы, редакторы, аферисты, и какъ тамъ васъ называютъ идите вы подъ ядра и пули, а мы не хотимъ и не пойдемъ. Оставьте насъ въ покоѣ: пахать, сѣять, строить, кормить васъ же, дармоѣдовъ. Вѣдь, сказать это такъ естественно теперь, когда у насъ въ Россіи идетъ плачъ и вой сотенъ тысячъ матерей, женъ, дѣтей, отъ которыхъ отбираютъ ихъ кормильцевъ, такъ называемыхъ запасныхъ. Вѣдь, эти самые люди, большинство запасныхъ, знаютъ грамотѣ: они знаютъ, что такое Дальній Востокъ; знаютъ, что война идетъ не изъ за какого-нибудь сколько-нибудь нужнаго русскимъ людямъ дѣла, а за какую-то чужую, арендовую, какъ они говорятъ, землю, въ которой выгодно было строить дорогу и дѣлать свои дѣла какимъ-то аферистамъ ; знаютъ или могутъ знать и то, что ихъ будутъ бить, какъ овецъ на бойнѣ, потому что у японцевъ послѣднія усовершенствованныя орудія убійства, а у насъ нѣтъ ихъ, такъ какъ русское начальство, которое посылаетъ ихъ на смерть, не догадалось во-время завести такихъ же орудій, какъ у японцевъ. Вѣдь, такъ естественно, зная все это, сказать: „Да идите вы, тѣ, кто затѣялъ это дѣло, всѣ вы, кому нужна война и кто оправдываетъ ее, идите вы подъ японскія пули и мины, а мы не пойдемъ, потому что намъ не только не нужно этого, но мы не можемъ понять, зачѣмъ это кому-нибудь можетъ быть нужно.
Но нѣтъ, они не говорятъ этого, идутъ и будутъ идти, не могутъ не идти до тѣхъ поръ, пока будутъ бояться того, что губитъ тѣло, а не того, что губитъ тѣло и Душу.
бьютъ-ли, искалѣчатъ-ли въ этихъ какихъ-то Юнампо, куда гонятъ насъ, — разсуждаютъ они. — еще неизвѣстно, можетъ быть, и цѣлы выйдемъ, да еще съ наградами и торжествомъ, какъ тѣ моряки, которыхъ такъ чествуютъ теперь по всей Россіи за то, что бомбы и пули японцевъ попали не въ нихъ, а въ другихъ; а отказаться, навѣрное посадятъ въ тюрьму, будутъ морить голодомъ, сѣчь, сошлютъ въ Якутскую область, а то и убьютъ сейчасъ-же.“ И съ отчаяніемъ въ сердцѣ, оставляя, добрую, разумную жизнь, женъ, дѣтей, они идутъ.
Вчера я встрѣтилъ провожаемаго матерью и женой запаснаго. Они втроемъ ѣхали на телѣгѣ. Онъ былъ немного выпивши, лицо жены распухло отъ слезъ. Онъ обратился ко мнѣ:
„Прощай, Левъ Николаевичъ, на Дальній Востокъ. „Что же, воевать будешь?
„Надо же кому-нибудь драться. „Никому не надо драться.
Русское правительство и политическіе ссыльные.
(Письмо изъ Сибири.)
Всю сибирскую ссылку можно раздѣлить географически на два района: западный и сѣверо-восточный, естественной границей между которыми является г. Иркутскъ. Въ западный районъ, образуемый Енисейской губерніей и Нижнеудинскимъ и Балаганскимъ уѣздами Иркутской губерніи, ссылаются обыкновенно малосрочные, т. е. на 2—3 года, въ сѣверо-восточный, составляющійся изъ Верхоленскаго и Киренскаго уѣздовъ Иркутской губерніи и всей Якутской области, ссылаются на сроки отъ 4 до 10 лѣтъ. Это дѣленіе — до извѣстной степени произвольное, такъ какъ, съ одной стороны, въ Енисейской губерніи имѣется такая трущоба, какъ Туруханскій край, тогда какъ Верхоленскій уѣздъ, съ другой стороны, мало чѣмъ отличается отъ Балаганскаго. Я буду говорить въ этомъ письмѣ о районѣ сѣверо-восточномъ и, въ частности, о знаменитомъ Якутскомъ трактѣ.
Колоніи политическихъ ссыльныхъ, расположенныя вдоль Якутскаго тракта и во всей Якутской области до Колымска включительно, живутъ одной жизнью. Ихъ связываетъ общій гнетъ и общія условія существованія, но прежде, чѣмъ приступить къ описанію полицейскихъ условій ссылки, считаю необходимымъ сказать нѣсколько словъ о матеріальномъ положеніи ссыльныхъ.
Размѣръ пособія, получаемаго ссыльными, опредѣляется экономическими условіями мѣстности, въ которой они поселены, но, каковъ бы ни былъ этотъ размѣръ, его нигдѣ. не хватаетъ на
удовлетвореніе самыхъ насущныхъ потребностей — 8 р. въ Канскомъ уѣздѣ такъ же недостаточно, какъ 15 р. въ Киренскомъ, 12 р. въ Олекминскомъ и 16 р. въ Колымскомъ. Эти суммы получаютъ ссыльные - холостые; женатые же во всей Восточной Сибири получаютъ всего 19 р., а на такія деньги существовать семьѣ въ Верхоянскѣ или Колымскѣ можно, только буквально голодая. Заработки доступны только нѣкоторымъ категоріямъ ремесленниковъ, какъ-то: столярамъ, портнымъ, малярамъ и пр. Но администрація сплошь и рядомъ поселяетъ мастеровыхъ въ такихъ мѣстахъ, гдѣ они не могутъ находить примѣненія своему труду, тогда какъ въ болѣе оживленныхъ пунктахъ ощущается недостатокъ предложенія такого труда. Напр., въ гор. Киренскѣ нѣтъ ни одного хорошаго портного, мало хорошихъ слесарей, совсѣмъ нѣтъ переплетчика, а между тѣмъ всѣ эти ремесленники живутъ подъ надзоромъ въ различныхъ селахъ Киренскаго же уѣзда. Нерѣдко обыватели сами просятъ исправника о разрѣшеніи тому или другому мастеровому жить въ городѣ, но исправникъ самъ не вправѣ удовлетворять подобныя просьбы.
Съ интеллигентнымъ трудомъ дѣло обстоитъ также очень печально. Педагогическая дѣятельность безусловно воспрещается, служба въ какихъ бы то ни было учрежденіяхъ не допускается. Правда, ссыльные часто получаютъ уроки въ виду отсутствія среди мѣстныхъ учителей лицъ, хорошо знающихъ математику, иностранные языки и пр., но стоитъ полиціи или жандарму провѣдать объ этомъ и сдѣлать надлежащее внушеніе „виновному обывателю, чтобы тотъ отнялъ своихъ дѣтей отъ ссыльнаго. Впрочемъ, справедливость требуетъ замѣтить, что въ Верхоянскомъ и Колымскомъ округахъ политическимъ разрѣшена педагогическая дѣятельность, но это только потому, что тамъ совершенно нѣтъ сколько-нибудь культурныхъ людей и, слѣдовательно,
Царь, главное отвѣтственное лицо, продолжаетъ дѣлать парады войскамъ, благодарить, награждать, поощрять, издаетъ указъ о сборѣ запасныхъ. Вѣрноподданные вновь и вновь повергаютъ къ стопамъ называемаго ими обожаемымъ монарха, свои имущества и жизни, но на словахъ только. Сами же, желая отличиться другъ передъ другомъ на дѣлѣ, а не на словахъ, отрываютъ отцовъ, кормильцевъ отъ осиротѣвшихъ семействъ, приготавливая ихъ къ отправкѣ на бойню. Газетчики, чѣмъ хуже положеніе русскихъ, тѣмъ безсовѣстнѣе лгутъ, передѣлывая постыдныя пораженія въ побѣды, зная, что никто ихъ не опровергнетъ, и спокойно собираютъ деньги за подписку и продажу. Чѣмъ больше идетъ на войну денегъ и трудовъ народа, тѣмъ больше грабятъ всякіе начальники и аферисты, зная, что никто ихъ не обличитъ, потому что всѣ грабятъ. Военные, воспитанные для убійства, проведшіе десятки лѣтъ въ школѣ безчеловѣчности, грубости и праздности, радуются, несчастные, тому, что, кромѣ прибавки содержанія, убитые открываютъ вакансію для ихъ повышенія. Христіанскіе пастыри продолжаютъ призывать людей къ величайшему преступленію, продолжаютъ кощунствовать, прося у Бога помощи дѣлу войны, и не только не осуждаютъ, но оправдываютъ и восхваляютъ того изъ такихъ пастырей, который съ крестомъ въ рукахъ поощрялъ людей къ убійству на самомъ мѣстѣ преступленія. И то же происходитъ въ Японіи. Еще съ большимъ рвеніемъ, вслѣдствіе своихъ побѣдъ, набрасываются на убійство подражающіе всему скверному въ Европѣ, заблудшіе японцы. Такъ же дѣлаетъ парады, награждаетъ Микадо. Такъ же храбрятся разные генералы, воображая себѣ, что они, научившись убивать, научились просвѣщенію. Такъ же стонетъ несчастный рабочій народъ, отрываемый отъ полезнаго труда и семей. Такъ же лгутъ и радуются подпискѣ газетчики, и такъ же, вѣроятно (такъ какъ тамъ, гдѣ убійство возведено въ доблесть, должны процвѣтать всякіе пороки), такъ же, вѣроятно, ноживаютъ деньги всякіе начальники и аферисты, и японскіе богословы и религіозные учители, не отстающіе,, — какъ ихъ военные въ техникѣ вооруженія — и въ техникѣ религіознаго обмана и кощунства отъ европейцевъ, извращаютъ великое буддійское ученіе, не только допуская, но оправдывая запрещенное Буддой убійство...
Да когда же это кончится? И когда же, наконецъ, обманутые люди опомнятся и скажутъ: „Да идите вы, без
жалостные цари, микады, министры, митрополиты, аббаты, генералы, редакторы, аферисты, и какъ тамъ васъ называютъ идите вы подъ ядра и пули, а мы не хотимъ и не пойдемъ. Оставьте насъ въ покоѣ: пахать, сѣять, строить, кормить васъ же, дармоѣдовъ. Вѣдь, сказать это такъ естественно теперь, когда у насъ въ Россіи идетъ плачъ и вой сотенъ тысячъ матерей, женъ, дѣтей, отъ которыхъ отбираютъ ихъ кормильцевъ, такъ называемыхъ запасныхъ. Вѣдь, эти самые люди, большинство запасныхъ, знаютъ грамотѣ: они знаютъ, что такое Дальній Востокъ; знаютъ, что война идетъ не изъ за какого-нибудь сколько-нибудь нужнаго русскимъ людямъ дѣла, а за какую-то чужую, арендовую, какъ они говорятъ, землю, въ которой выгодно было строить дорогу и дѣлать свои дѣла какимъ-то аферистамъ ; знаютъ или могутъ знать и то, что ихъ будутъ бить, какъ овецъ на бойнѣ, потому что у японцевъ послѣднія усовершенствованныя орудія убійства, а у насъ нѣтъ ихъ, такъ какъ русское начальство, которое посылаетъ ихъ на смерть, не догадалось во-время завести такихъ же орудій, какъ у японцевъ. Вѣдь, такъ естественно, зная все это, сказать: „Да идите вы, тѣ, кто затѣялъ это дѣло, всѣ вы, кому нужна война и кто оправдываетъ ее, идите вы подъ японскія пули и мины, а мы не пойдемъ, потому что намъ не только не нужно этого, но мы не можемъ понять, зачѣмъ это кому-нибудь можетъ быть нужно.
Но нѣтъ, они не говорятъ этого, идутъ и будутъ идти, не могутъ не идти до тѣхъ поръ, пока будутъ бояться того, что губитъ тѣло, а не того, что губитъ тѣло и Душу.
бьютъ-ли, искалѣчатъ-ли въ этихъ какихъ-то Юнампо, куда гонятъ насъ, — разсуждаютъ они. — еще неизвѣстно, можетъ быть, и цѣлы выйдемъ, да еще съ наградами и торжествомъ, какъ тѣ моряки, которыхъ такъ чествуютъ теперь по всей Россіи за то, что бомбы и пули японцевъ попали не въ нихъ, а въ другихъ; а отказаться, навѣрное посадятъ въ тюрьму, будутъ морить голодомъ, сѣчь, сошлютъ въ Якутскую область, а то и убьютъ сейчасъ-же.“ И съ отчаяніемъ въ сердцѣ, оставляя, добрую, разумную жизнь, женъ, дѣтей, они идутъ.
Вчера я встрѣтилъ провожаемаго матерью и женой запаснаго. Они втроемъ ѣхали на телѣгѣ. Онъ былъ немного выпивши, лицо жены распухло отъ слезъ. Онъ обратился ко мнѣ:
„Прощай, Левъ Николаевичъ, на Дальній Востокъ. „Что же, воевать будешь?
„Надо же кому-нибудь драться. „Никому не надо драться.
Русское правительство и политическіе ссыльные.
(Письмо изъ Сибири.)
Всю сибирскую ссылку можно раздѣлить географически на два района: западный и сѣверо-восточный, естественной границей между которыми является г. Иркутскъ. Въ западный районъ, образуемый Енисейской губерніей и Нижнеудинскимъ и Балаганскимъ уѣздами Иркутской губерніи, ссылаются обыкновенно малосрочные, т. е. на 2—3 года, въ сѣверо-восточный, составляющійся изъ Верхоленскаго и Киренскаго уѣздовъ Иркутской губерніи и всей Якутской области, ссылаются на сроки отъ 4 до 10 лѣтъ. Это дѣленіе — до извѣстной степени произвольное, такъ какъ, съ одной стороны, въ Енисейской губерніи имѣется такая трущоба, какъ Туруханскій край, тогда какъ Верхоленскій уѣздъ, съ другой стороны, мало чѣмъ отличается отъ Балаганскаго. Я буду говорить въ этомъ письмѣ о районѣ сѣверо-восточномъ и, въ частности, о знаменитомъ Якутскомъ трактѣ.
Колоніи политическихъ ссыльныхъ, расположенныя вдоль Якутскаго тракта и во всей Якутской области до Колымска включительно, живутъ одной жизнью. Ихъ связываетъ общій гнетъ и общія условія существованія, но прежде, чѣмъ приступить къ описанію полицейскихъ условій ссылки, считаю необходимымъ сказать нѣсколько словъ о матеріальномъ положеніи ссыльныхъ.
Размѣръ пособія, получаемаго ссыльными, опредѣляется экономическими условіями мѣстности, въ которой они поселены, но, каковъ бы ни былъ этотъ размѣръ, его нигдѣ. не хватаетъ на
удовлетвореніе самыхъ насущныхъ потребностей — 8 р. въ Канскомъ уѣздѣ такъ же недостаточно, какъ 15 р. въ Киренскомъ, 12 р. въ Олекминскомъ и 16 р. въ Колымскомъ. Эти суммы получаютъ ссыльные - холостые; женатые же во всей Восточной Сибири получаютъ всего 19 р., а на такія деньги существовать семьѣ въ Верхоянскѣ или Колымскѣ можно, только буквально голодая. Заработки доступны только нѣкоторымъ категоріямъ ремесленниковъ, какъ-то: столярамъ, портнымъ, малярамъ и пр. Но администрація сплошь и рядомъ поселяетъ мастеровыхъ въ такихъ мѣстахъ, гдѣ они не могутъ находить примѣненія своему труду, тогда какъ въ болѣе оживленныхъ пунктахъ ощущается недостатокъ предложенія такого труда. Напр., въ гор. Киренскѣ нѣтъ ни одного хорошаго портного, мало хорошихъ слесарей, совсѣмъ нѣтъ переплетчика, а между тѣмъ всѣ эти ремесленники живутъ подъ надзоромъ въ различныхъ селахъ Киренскаго же уѣзда. Нерѣдко обыватели сами просятъ исправника о разрѣшеніи тому или другому мастеровому жить въ городѣ, но исправникъ самъ не вправѣ удовлетворять подобныя просьбы.
Съ интеллигентнымъ трудомъ дѣло обстоитъ также очень печально. Педагогическая дѣятельность безусловно воспрещается, служба въ какихъ бы то ни было учрежденіяхъ не допускается. Правда, ссыльные часто получаютъ уроки въ виду отсутствія среди мѣстныхъ учителей лицъ, хорошо знающихъ математику, иностранные языки и пр., но стоитъ полиціи или жандарму провѣдать объ этомъ и сдѣлать надлежащее внушеніе „виновному обывателю, чтобы тотъ отнялъ своихъ дѣтей отъ ссыльнаго. Впрочемъ, справедливость требуетъ замѣтить, что въ Верхоянскомъ и Колымскомъ округахъ политическимъ разрѣшена педагогическая дѣятельность, но это только потому, что тамъ совершенно нѣтъ сколько-нибудь культурныхъ людей и, слѣдовательно,