ОСВОБОЖДЕНІЕ
Издается подъ редакціей Петра Струве.
Освобожденіе выходитъ два раза въ мѣсяцъ въ размѣрѣ 10 страницъ въ четвертую долю листа. Подписная цѣна на четврть года (3 мѣсяца) 5 марокъ = 6 франковъ 25 с., съ пересылкой 5 марокъ 60 пф. = 7 франковъ. Цѣна отдѣльнаго номера безъ пересылки 80 пф. = 1 фр., съ пересылкой 90 пф. = 1 фр. 10 с. для Россіи (изданіе на тонкой бумагѣ для пересылки въ конверахъ) — на четверть года 3 руб. = 6 М. 50 Pf. — Подписка принимается въ конторѣ изданія у Дитца въ Штутгартѣ (J. H. W. Dietz Nachf. in Stuttgart, Furtbachstrasse 12) и y всѣхъ книгопродавцевъ.
Письма и рукописи въ редакцію просятъ изъ заграницы направлять по вышеуказанному адресу конторы изданія, причемъ необходимо, во избѣжаніе какихъ-либо недоразумѣній, дѣлать на внутреннемъ конвертѣ или на самомъ письмѣ (рукописи) четкую надпись „для Освобожденія .
Изъ Россіи письма и рукописи должны быть посылаемы отправителями на имя живущихъ заграницей знакомыхъ для дальнѣйшей пересылки по адресу конторы изданія, опять таки съ обязательной надписью „для Освобожденія .
№ 52. Штутгартъ, 19-го іюля (1-го августа) 1904 г. Годъ третій.
Конецъ ф.-Плеве.
Ф.-Плеве убитъ. Вѣроятность этого событія — съ первыхъ же шаговъ назначеннаго два года тому назадъ преемника убитаго Сипягина — была такъ велика, что люди, понимающіе политическое положеніе и политическую атмосферу Россіи, говорили: жизнь министра внутреннихъ дѣлъ застрахована лишь въ мѣру техническихъ трудностей его умерщвленія. Политически и психологически это убійство было неизбѣжно, и физически громкимъ, но полицейски заглушеннымъ предвозвѣстникомъ этой неизбѣжности, повидимому, былъ тщательно скрываемый петербургскимъ правительствомъ отъ русскаго общества взрывъ въ Сѣверной Гостинницѣ.
Значительно ли и знаменательно ли въ политическомъ отношеніи это новое кровавое событіе? Указаніе на его неизбѣжность заключаетъ въ себѣ отвѣтъ на этотъ вопросъ. Неизбѣжность — при политикѣ сохраненія и упроченія самодержавія — политическихъ убійствъ придаетъ этимъ событіямъ огромный смыслъ и значеніе. Трупы Боголѣпова, Сипягина, Богдановича, Бобрикова, Андреева и ф.-Плеве не мелодраматическіе капризы и не романтическія случайности русской исторіи ; этими трупами обозначается логическое развитіе отжившаго самодержавія. Русское самодержавіе въ лицѣ двухъ послѣднихъ императоровъ и ихъ министровъ упорно отрѣзывало и отрѣзываетъ странѣ всѣ пути къ легальному и постепенному политическому развитію, и, наконецъ, стало лицомъ къ лицу съ ужасающей дѣйствительностью неизбѣжныхъ, одно за другимъ слѣдующихъ политическихъ убійствъ. Страшно для правительства не физическое устраненіе Сипягиныхъ и ф.-Плеве, а та создаваемая этими носителями власти общественная атмосфера негодованія и возмущенія, которая раждаетъ изъ рядовъ русскаго общества одного мстителя за другимъ. Политическій заговоръ и террористическую организацію можно изловить и задушить. Напряженную политическую атмосферу, раждающую убійцъ, нельзя разрѣдить и обезвредить никакой полиціей. Ровно два года тому назадъ фонъ-Плеве хвалился, что мѣрами умѣлой полиціи онъ быстро подавитъ русскую смуту. И что же оказалось? Онъ даже технически, для своей собственной особы на огромныя средства департамента полиціи не сумѣлъ разрѣшить задачи внѣшней охраны. При назначеніи ф.-Плеве его встрѣтили, какъ умнаго человѣка. На самомъ же дѣлѣ, сколь велика была полицейская ограниченность этого всемогущаго министра! Онъ думалъ, что, истязая инородцевъ на потѣху безсмысленнаго націонализма, предавая разгрому конституціонную Финляндію, подавляя русскую печать, систематически подкапываясь подъ земство и снова настежь раскрывъ полиціи двери въ университетъ и среднюю школу, — онъ раздавитъ ненавистную „смуту . Онъ думалъ, что, подмѣнивъ настоящую программу коренныхъ реформъ тщательно обдуманными реакціонными предначертаніями и обольстительными неясностями пресловутаго
манифеста 26 февраля 1903 года, онъ, какъ великій реформаторъ русскаго самодержавія, начнетъ собой новый періодъ его исторіи, откроетъ его несмущаемое ничѣмъ торжественное шествіе. Онъ думалъ, что самодержавіе, которое ввело полицію во все и все: законодательство, управленіе, науку, церковь, школу и семью превращаетъ въ полицію, сможетъ предписывать великому народу законы его историческаго развитія. А полиція ф.-Плеве не сумѣла даже предотвратить бомбы. Какой онъ былъ жалкій безумецъ!
Не горсть смѣльчаковъ, идущихъ на вѣрную смерть, физическими своими ударами разитъ самодержавіе въ лицѣ его сановниковъ. Самодержавіе разитъ та политическая атмосфера, которая неизбѣжно раждаетъ этихъ убійцъ, и тотъ морально-политическій резонансъ, который ихъ акты находятъ въ странѣ. Чувство радости и удовлетворенія, охватывающее русское общество при извѣстіи объ убійствахъ вершащихъ его судьбы сановниковъ, конечно, указываетъ на глубокую ненормальность во всемъ положеніи общества и народа. Но гдѣ же источникъ этихъ ненормальныхъ чувствъ, какъ не въ самомъ самодержавіи? И выставляя политическихъ убійцъ, и покрывая ихъ дѣйствія санкціей своего сочувствія, русское общество болѣзненно и въ то же время — увы! — недостаточно сильно реагируетъ на ужасную язву самодержавія.
Выходъ изъ этого трагическаго положенія только въ томъ, чтобы болѣзненную реакцію замѣнить нормальной, чтобы, наконецъ, громко и отчетливо потребовать политическаго освобожденія.
Въ обществѣ, которое можетъ силою своего мнѣнія и энергіей своей воли смѣщать министровъ, — немыслимы политическія убійства русскаго типа. Безотвѣтственности самодержавія, сопровождаемой рабьей покорностью общества, какъ обычнымъ состояніемъ послѣдняго, соотвѣтствуютъ политическія убійства, какъ ненормальный суррогатъ отвѣтственности, какъ патологическая реакція общественнаго организма противъ мучительной хронической болѣзни. Русское общество отвѣтственно за политическія убійства, потому что оно допускаетъ существованіе безотвѣтственнаго самодержавнаго правительства. Редакторъ.
Подъ впечатлѣніемъ газетной телеграммы.
Плеве убитъ! ... Какое сильное впечатлѣніе производятъ эти два слова, а, между тѣмъ, кто можетъ сказать, положа руку на сердце, что событіе 15 іюля явилось для него полною ноожиданностью, что все содержаніе двухлѣтняго царствованія временщика не носило въ нѣдрахъ своихъ возможности, нѣтъ — болѣе того, — вѣроятности подобной развязки и что при извѣстіи о ней сердца многаго множества русскихъ людей — будемъ откровенны, господа, — не наполнились морально противоестественнымъ, но при
Издается подъ редакціей Петра Струве.
Освобожденіе выходитъ два раза въ мѣсяцъ въ размѣрѣ 10 страницъ въ четвертую долю листа. Подписная цѣна на четврть года (3 мѣсяца) 5 марокъ = 6 франковъ 25 с., съ пересылкой 5 марокъ 60 пф. = 7 франковъ. Цѣна отдѣльнаго номера безъ пересылки 80 пф. = 1 фр., съ пересылкой 90 пф. = 1 фр. 10 с. для Россіи (изданіе на тонкой бумагѣ для пересылки въ конверахъ) — на четверть года 3 руб. = 6 М. 50 Pf. — Подписка принимается въ конторѣ изданія у Дитца въ Штутгартѣ (J. H. W. Dietz Nachf. in Stuttgart, Furtbachstrasse 12) и y всѣхъ книгопродавцевъ.
Письма и рукописи въ редакцію просятъ изъ заграницы направлять по вышеуказанному адресу конторы изданія, причемъ необходимо, во избѣжаніе какихъ-либо недоразумѣній, дѣлать на внутреннемъ конвертѣ или на самомъ письмѣ (рукописи) четкую надпись „для Освобожденія .
Изъ Россіи письма и рукописи должны быть посылаемы отправителями на имя живущихъ заграницей знакомыхъ для дальнѣйшей пересылки по адресу конторы изданія, опять таки съ обязательной надписью „для Освобожденія .
№ 52. Штутгартъ, 19-го іюля (1-го августа) 1904 г. Годъ третій.
Конецъ ф.-Плеве.
Ф.-Плеве убитъ. Вѣроятность этого событія — съ первыхъ же шаговъ назначеннаго два года тому назадъ преемника убитаго Сипягина — была такъ велика, что люди, понимающіе политическое положеніе и политическую атмосферу Россіи, говорили: жизнь министра внутреннихъ дѣлъ застрахована лишь въ мѣру техническихъ трудностей его умерщвленія. Политически и психологически это убійство было неизбѣжно, и физически громкимъ, но полицейски заглушеннымъ предвозвѣстникомъ этой неизбѣжности, повидимому, былъ тщательно скрываемый петербургскимъ правительствомъ отъ русскаго общества взрывъ въ Сѣверной Гостинницѣ.
Значительно ли и знаменательно ли въ политическомъ отношеніи это новое кровавое событіе? Указаніе на его неизбѣжность заключаетъ въ себѣ отвѣтъ на этотъ вопросъ. Неизбѣжность — при политикѣ сохраненія и упроченія самодержавія — политическихъ убійствъ придаетъ этимъ событіямъ огромный смыслъ и значеніе. Трупы Боголѣпова, Сипягина, Богдановича, Бобрикова, Андреева и ф.-Плеве не мелодраматическіе капризы и не романтическія случайности русской исторіи ; этими трупами обозначается логическое развитіе отжившаго самодержавія. Русское самодержавіе въ лицѣ двухъ послѣднихъ императоровъ и ихъ министровъ упорно отрѣзывало и отрѣзываетъ странѣ всѣ пути къ легальному и постепенному политическому развитію, и, наконецъ, стало лицомъ къ лицу съ ужасающей дѣйствительностью неизбѣжныхъ, одно за другимъ слѣдующихъ политическихъ убійствъ. Страшно для правительства не физическое устраненіе Сипягиныхъ и ф.-Плеве, а та создаваемая этими носителями власти общественная атмосфера негодованія и возмущенія, которая раждаетъ изъ рядовъ русскаго общества одного мстителя за другимъ. Политическій заговоръ и террористическую организацію можно изловить и задушить. Напряженную политическую атмосферу, раждающую убійцъ, нельзя разрѣдить и обезвредить никакой полиціей. Ровно два года тому назадъ фонъ-Плеве хвалился, что мѣрами умѣлой полиціи онъ быстро подавитъ русскую смуту. И что же оказалось? Онъ даже технически, для своей собственной особы на огромныя средства департамента полиціи не сумѣлъ разрѣшить задачи внѣшней охраны. При назначеніи ф.-Плеве его встрѣтили, какъ умнаго человѣка. На самомъ же дѣлѣ, сколь велика была полицейская ограниченность этого всемогущаго министра! Онъ думалъ, что, истязая инородцевъ на потѣху безсмысленнаго націонализма, предавая разгрому конституціонную Финляндію, подавляя русскую печать, систематически подкапываясь подъ земство и снова настежь раскрывъ полиціи двери въ университетъ и среднюю школу, — онъ раздавитъ ненавистную „смуту . Онъ думалъ, что, подмѣнивъ настоящую программу коренныхъ реформъ тщательно обдуманными реакціонными предначертаніями и обольстительными неясностями пресловутаго
манифеста 26 февраля 1903 года, онъ, какъ великій реформаторъ русскаго самодержавія, начнетъ собой новый періодъ его исторіи, откроетъ его несмущаемое ничѣмъ торжественное шествіе. Онъ думалъ, что самодержавіе, которое ввело полицію во все и все: законодательство, управленіе, науку, церковь, школу и семью превращаетъ въ полицію, сможетъ предписывать великому народу законы его историческаго развитія. А полиція ф.-Плеве не сумѣла даже предотвратить бомбы. Какой онъ былъ жалкій безумецъ!
Не горсть смѣльчаковъ, идущихъ на вѣрную смерть, физическими своими ударами разитъ самодержавіе въ лицѣ его сановниковъ. Самодержавіе разитъ та политическая атмосфера, которая неизбѣжно раждаетъ этихъ убійцъ, и тотъ морально-политическій резонансъ, который ихъ акты находятъ въ странѣ. Чувство радости и удовлетворенія, охватывающее русское общество при извѣстіи объ убійствахъ вершащихъ его судьбы сановниковъ, конечно, указываетъ на глубокую ненормальность во всемъ положеніи общества и народа. Но гдѣ же источникъ этихъ ненормальныхъ чувствъ, какъ не въ самомъ самодержавіи? И выставляя политическихъ убійцъ, и покрывая ихъ дѣйствія санкціей своего сочувствія, русское общество болѣзненно и въ то же время — увы! — недостаточно сильно реагируетъ на ужасную язву самодержавія.
Выходъ изъ этого трагическаго положенія только въ томъ, чтобы болѣзненную реакцію замѣнить нормальной, чтобы, наконецъ, громко и отчетливо потребовать политическаго освобожденія.
Въ обществѣ, которое можетъ силою своего мнѣнія и энергіей своей воли смѣщать министровъ, — немыслимы политическія убійства русскаго типа. Безотвѣтственности самодержавія, сопровождаемой рабьей покорностью общества, какъ обычнымъ состояніемъ послѣдняго, соотвѣтствуютъ политическія убійства, какъ ненормальный суррогатъ отвѣтственности, какъ патологическая реакція общественнаго организма противъ мучительной хронической болѣзни. Русское общество отвѣтственно за политическія убійства, потому что оно допускаетъ существованіе безотвѣтственнаго самодержавнаго правительства. Редакторъ.
Подъ впечатлѣніемъ газетной телеграммы.
Плеве убитъ! ... Какое сильное впечатлѣніе производятъ эти два слова, а, между тѣмъ, кто можетъ сказать, положа руку на сердце, что событіе 15 іюля явилось для него полною ноожиданностью, что все содержаніе двухлѣтняго царствованія временщика не носило въ нѣдрахъ своихъ возможности, нѣтъ — болѣе того, — вѣроятности подобной развязки и что при извѣстіи о ней сердца многаго множества русскихъ людей — будемъ откровенны, господа, — не наполнились морально противоестественнымъ, но при