что „рано или поздно принудимъ правительство капитулировать передъ „общественнымъ мнѣніемъ .
Необходимо здѣсь оговориться: авторъ снабжаетъ этотъ послѣдній политическій терминъ особаго рода эпитетомъ, на которомъ тоже слѣдуетъ остановиться. Побѣдитъ не простое, а „государственное общественное мнѣніе. Это есть мнѣніе, „исходящее изъ тѣхъ же цѣлей и задачъ, которыя должны лежать въ основѣ также и правительственной дѣятельности , тогда какъ общественное мнѣніе отдѣльныхъ классовъ (напр. рабочаго) и частей государства (напр. Польши и Финляндіи) „преслѣдуютъ неодинаковыя цѣли съ „данной правительственной машиной . Задача русскихъ конституціоналистовъ „заключается въ организаціи государственнаго общественнаго мнѣнія, этой основной страшной силы, которая въ сильной и вѣковой государственной машинѣ далеко оставляетъ за собой всѣ обычно признаваемыя за реальныя силы — терроръ, возстанія и бунты .
Мы теперь начинаемъ понимать націоналъ-либеральныя колебанія автора по главному вопросу очередной жизни. — объ отношеніи къ войнѣ русскаго общественнаго мнѣнія. Мы уясняемъ себѣ и то, почему авторъ только еще собирается выяснять „вредъ аггрессивной политики Плеве въ такой моментъ, когда повидимому, для общественнаго мнѣнія Россіи — „не столь государственнаго — этотъ вредъ давно уже сталъ основной аксіомой — не разсужденій, а дѣйствій. И мы понимаемъ, почему, несмотря на „страшную силу своего „государственнаго общественнаго мнѣнія , въ неопредѣленномъ будущемъ авторъ не ожидаетъ отъ него никакихъ дѣйствительныхъ услугъ въ настоящемъ, — и не только не ожидаетъ, но готовъ, въ угоду будущимъ сознательнымъ носителямъ этого „государственнаго мнѣнія съежиться передъ нимъ въ настоящемъ и кастрировать программу и тактику только что народившейся политической партіи. Онъ совѣтуетъ партіи „пассивность, такъ же какъ другой корреспондентъ „Освобожденія совѣтовалъ редактору „осторожность : а на пассивности, какъ на осторожности, когда они — „первое и послѣднее слово , далеко не уйдешь въ смыслѣ активнаго реагированія на событія и подготовки ихъ въ будущемъ.
Нечего и говорить, что въ основѣ политической терминологіи и классификаціи автора не лежитъ никакого глубокаго знанія ни политическихъ наукъ, ни русской политической, жизни. „Государственному общественному мнѣнію логически можно противополагать только „ противогосударственное , т. е. анархическое; но, какъ извѣстно, анархизмъ въ нашей оппозиціонной борьбѣ въ настоящее время никакой роли не играетъ, и о „разрушеніи даннаго государства (если понимать подъ „даннымъ не русское самодержавіе, а государство вообще) даже самыя крайнія партіи не думаютъ. „Мысли и желанія не одного только „государственнаго общественнаго мнѣнія , въ смыслѣ автора, а и всѣхъ остальныхъ третируемыхъ имъ свысока формъ и видовъ его — „направлены къ лучшему использованію государственныхъ средствъ, къ самосохраненію и развитію народныхъ силъ, къ возможно широкому и полному проявленію нравственныхъ, умственныхъ и общественно-строительныхъ способностей гражданъ и ихъ группъ . И даже „улучшеніе и усиленіе матеріальныхъ силъ страны, ихъ использованіе въ своихъ, а не чужихъ интересахъ, правильная и разумная организація средствъ обороны и охрана внѣшняго могущества страны, ея значенія въ міровой политикѣ вовсе не составляютъ привилегіи той разновидности „государственнаго мнѣнія, которую повидимому имѣетъ въ виду авторъ; все это совмѣстимо и съ такими взглядами, по которымъ война на востокѣ есть не „оборонительная , а наступательная, и отвѣтственность за нее лежитъ не на „сознательныхъ гражданахъ , а на легкомысленномъ и невѣжественномъ правительствѣ.
Формы и пріемы политической борьбы также не могутъ положить рѣзкой и принципіальной границы между „государственнымъ и какимъ-то другимъ общественнымъ мнѣніемъ. Пока оно только „мнѣніе , оно, конечно, ни къ какимъ пріемамъ „борьбы прибѣгать не будетъ; но когда рѣчь заходитъ объ „организованныхъ проявленіяхъ этого самого мнѣнія, вопросъ уже сильно мѣняется. И мы хотѣли бы знать, причисляетъ ли авторъ статьи Евгенія Шаумана — этого лояльнаго и вѣрноподданнаго террориста — къ выразителямъ „государственнаго или антигосударственнаго общественнаго мнѣнія? Потому что не считаетъ же онъ Шаумана сумасшедшимъ и его дѣло — совершенно индивидуальнымъ и случайнымъ поступкомъ? Бываютъ, очевидно, въ политической жизни положенія, къ которымъ классификація политическихъ пріемовъ, сдѣланная нашимъ авторомъ, совсѣмъ не подходитъ. И въ эти самые дни, когда мы пишемъ эти строки, въ Кенигсбергѣ передъ глазами всего образованнаго міра развертывается процессъ, въ которомъ истинный подсудимый — русское самодержавіе — и въ которомъ противъ этого подсудимаго доказывается съ безпощадной ясностью, что русскіе аттентаты есть не результатъ какой-либо политической тео
ріи, а лишь судорожные акты самозащиты противъ вопіющихъ насилій людей, издѣвающихся надъ человѣческимъ достоинствомъ, — правительства, топчущаго подъ ногами священнѣйшія человѣческія права. Мы не думаемъ призывать русскихъ конституціоналистовъ къ „террору и вмѣстѣ съ авторомъ надѣемся, что оно, какъ организованное мнѣніе интеллигенціи, останется чуждо „классовой борьбѣ ; но мы не можемъ не признать, что лишь активная борьба, какова бы она ни была по своимъ формамъ, расчищаетъ дорогу той группѣ, которая готовится эксплуатировать побѣду отъ имени „государственнаго общественнаго мнѣнія; и мы не можемъ не считать верхомъ неблагодарности и непониманія со стороны представителей этой группы, кому и чему они будутъ обязаны своимъ торжествомъ. Авторъ разбираемой статьи и по этому вопросу держится не совсѣмъ опредѣленныхъ, а поскольку опредѣленныхъ . . . нѣсколько странныхъ мнѣній. По его мнѣнію, „либеральная партія „можетъ быть увѣрена въ близкомъ достиженіи своихъ цѣлей, ибо это достиженіе тѣсно и неразрывно связано съ существованіемъ Россіи, опирающемся на неистощимые родники русскаго народа, полнаго могущественныхъ доблестей, талантовъ и вѣковой выработанной тяжелой исторіей стойкости (авторъ вѣрно хочетъ сказать: „выносливости ?) Этотъ народъ теперь просыпается. Мы, правда, съ сомнѣніемъ останавливаемся въ этой цитатѣ передъ „могущественными доблестями и „неистощимыми родниками , но — все хорошо, что хорошо кончается — мы готовы бы были облегченно вздохнуть и помириться на послѣдней фразѣ : „народъ просыпается , когда авторъ вдругъ озадачиваетъ насъ новой оговоркой: „Конечно, общественное мнѣніе не можетъ и не должно захватить всѣхъ русскихъ людей . . .“ Почему же „не должно ? И тѣмъ болѣе „почему , — что тѣ, которыхъ оно „должно захватить, „въ которыхъ такъ или иначе живетъ сознательное гражданское чувство, которые во время всякаго государственнаго испытанія являются живой силой страны, — эти самые сознательные люди русской земли при нынѣшнемъ испытаніи „всецѣло отвлечены , и „конституціонная организація теперь не можетъ на нихъ расчитывать . Если это правда, если дѣйствительно наши носители сознательнаго гражданскаго чувства своего испытанія не выдержали, то на чемъ же основана надежда автора на близкое достиженіе цѣлей, — оставляя, разумѣется, въ сторонѣ тѣ краснорѣчивыя тирады, которымъ самъ авторъ, судя по сдѣланной имъ оговоркѣ, придаетъ значеніе простого риторическаго украшенія?
Но, полно, не клевета ли все это на „сознательныхъ русскихъ гражданъ ? Вѣдь совѣтуетъ же самъ авторъ, вмѣсто пассивной политики, всетаки нѣкоторую активную дѣятельность конституціоннымъ кружкамъ и организаціямъ. Вѣдь критикуетъ же онъ и самъ тѣ нелѣпыя дѣйствія русскаго правительства, за которыя готовъ, повидимому, принять на себя отвѣтственность передъ внѣшнимъ міромъ! Вѣдь остается же онъ конституціоналистомъ, хотя и соглашается прекратить „въ виду войны всякія провозглашенія конституціонныхъ требованій и заявленій !
Разумѣется, все это такъ. Разумѣется и та скромная и урѣзанная программа, которую онъ рекомендуетъ, заражена, въ концѣ концовъ, тѣми же элементами, которые почему-то въ ихъ настоящемъ видѣ и въ неприкрытой формѣ онъ считаетъ слишкомъ сильной дозой для современнаго „граждански-сознательнаго обывателя.
Зачѣмъ же, однако, обижать и обманывать этого самаго обывателя? Зачѣмъ считать, что Плеве — „союзникъ японцевъ для этого обывателя станетъ противнѣе и преступнѣе, чѣмъ Плеве — „врагъ русскаго прогресса ? И не вправѣ ли послѣ этого обыватель сказать автору статьи: чего хочетъ Плеве, это мнѣ слишкомъ хорошо извѣстно, къ сожалѣнію, и безъ вашей запоздалой помощи; но мнѣ бы очень хотѣлось знать, чего собственно вы хотите? Что значитъ ваше государственное общественное мнѣніе и насколько далеко пойдете вы на пути соглашенія съ „данной государственной машиной ? Общее мнѣніе и въ Россіи и заграницей — что война не задержала, а приблизила развязку общественной борьбы, и что обнаружившееся банкротство государственнаго механизма сдѣлало политическія уступки неизбѣжными для правительства. Что предпримете вы, чтобы подготовиться достойно встрѣтить этотъ моментъ и умѣло воспользоваться имъ, — вы, которые не только не сумѣли до сихъ поръ сами создать никакого подходящаго момента, но отказываетесь воспользоваться теперь даже и плодами чужихъ усилій, которыя вы отрицаете, и исключительно благопріятнымъ для васъ стеченіемъ обстоятельствъ, которыя вы, по особаго рода политическому лицемѣрію, всѣми силами оплакиваете?
Вотъ вопросы, которые, несомнѣнно, задаетъ мыслящій обыватель и отвѣчать на которые — ему и самимъ себѣ — для насъ, несомнѣнно, безконечно важнѣе и полезнѣе, чѣмъ критиковать раскритикованное и дискредитировать дискредитированное. Авторъ разбираемой статьи испытываетъ, какъ видно, страшное затрудненіе, — чѣмъ бы занять „кружки и организаціи взрос
Необходимо здѣсь оговориться: авторъ снабжаетъ этотъ послѣдній политическій терминъ особаго рода эпитетомъ, на которомъ тоже слѣдуетъ остановиться. Побѣдитъ не простое, а „государственное общественное мнѣніе. Это есть мнѣніе, „исходящее изъ тѣхъ же цѣлей и задачъ, которыя должны лежать въ основѣ также и правительственной дѣятельности , тогда какъ общественное мнѣніе отдѣльныхъ классовъ (напр. рабочаго) и частей государства (напр. Польши и Финляндіи) „преслѣдуютъ неодинаковыя цѣли съ „данной правительственной машиной . Задача русскихъ конституціоналистовъ „заключается въ организаціи государственнаго общественнаго мнѣнія, этой основной страшной силы, которая въ сильной и вѣковой государственной машинѣ далеко оставляетъ за собой всѣ обычно признаваемыя за реальныя силы — терроръ, возстанія и бунты .
Мы теперь начинаемъ понимать націоналъ-либеральныя колебанія автора по главному вопросу очередной жизни. — объ отношеніи къ войнѣ русскаго общественнаго мнѣнія. Мы уясняемъ себѣ и то, почему авторъ только еще собирается выяснять „вредъ аггрессивной политики Плеве въ такой моментъ, когда повидимому, для общественнаго мнѣнія Россіи — „не столь государственнаго — этотъ вредъ давно уже сталъ основной аксіомой — не разсужденій, а дѣйствій. И мы понимаемъ, почему, несмотря на „страшную силу своего „государственнаго общественнаго мнѣнія , въ неопредѣленномъ будущемъ авторъ не ожидаетъ отъ него никакихъ дѣйствительныхъ услугъ въ настоящемъ, — и не только не ожидаетъ, но готовъ, въ угоду будущимъ сознательнымъ носителямъ этого „государственнаго мнѣнія съежиться передъ нимъ въ настоящемъ и кастрировать программу и тактику только что народившейся политической партіи. Онъ совѣтуетъ партіи „пассивность, такъ же какъ другой корреспондентъ „Освобожденія совѣтовалъ редактору „осторожность : а на пассивности, какъ на осторожности, когда они — „первое и послѣднее слово , далеко не уйдешь въ смыслѣ активнаго реагированія на событія и подготовки ихъ въ будущемъ.
Нечего и говорить, что въ основѣ политической терминологіи и классификаціи автора не лежитъ никакого глубокаго знанія ни политическихъ наукъ, ни русской политической, жизни. „Государственному общественному мнѣнію логически можно противополагать только „ противогосударственное , т. е. анархическое; но, какъ извѣстно, анархизмъ въ нашей оппозиціонной борьбѣ въ настоящее время никакой роли не играетъ, и о „разрушеніи даннаго государства (если понимать подъ „даннымъ не русское самодержавіе, а государство вообще) даже самыя крайнія партіи не думаютъ. „Мысли и желанія не одного только „государственнаго общественнаго мнѣнія , въ смыслѣ автора, а и всѣхъ остальныхъ третируемыхъ имъ свысока формъ и видовъ его — „направлены къ лучшему использованію государственныхъ средствъ, къ самосохраненію и развитію народныхъ силъ, къ возможно широкому и полному проявленію нравственныхъ, умственныхъ и общественно-строительныхъ способностей гражданъ и ихъ группъ . И даже „улучшеніе и усиленіе матеріальныхъ силъ страны, ихъ использованіе въ своихъ, а не чужихъ интересахъ, правильная и разумная организація средствъ обороны и охрана внѣшняго могущества страны, ея значенія въ міровой политикѣ вовсе не составляютъ привилегіи той разновидности „государственнаго мнѣнія, которую повидимому имѣетъ въ виду авторъ; все это совмѣстимо и съ такими взглядами, по которымъ война на востокѣ есть не „оборонительная , а наступательная, и отвѣтственность за нее лежитъ не на „сознательныхъ гражданахъ , а на легкомысленномъ и невѣжественномъ правительствѣ.
Формы и пріемы политической борьбы также не могутъ положить рѣзкой и принципіальной границы между „государственнымъ и какимъ-то другимъ общественнымъ мнѣніемъ. Пока оно только „мнѣніе , оно, конечно, ни къ какимъ пріемамъ „борьбы прибѣгать не будетъ; но когда рѣчь заходитъ объ „организованныхъ проявленіяхъ этого самого мнѣнія, вопросъ уже сильно мѣняется. И мы хотѣли бы знать, причисляетъ ли авторъ статьи Евгенія Шаумана — этого лояльнаго и вѣрноподданнаго террориста — къ выразителямъ „государственнаго или антигосударственнаго общественнаго мнѣнія? Потому что не считаетъ же онъ Шаумана сумасшедшимъ и его дѣло — совершенно индивидуальнымъ и случайнымъ поступкомъ? Бываютъ, очевидно, въ политической жизни положенія, къ которымъ классификація политическихъ пріемовъ, сдѣланная нашимъ авторомъ, совсѣмъ не подходитъ. И въ эти самые дни, когда мы пишемъ эти строки, въ Кенигсбергѣ передъ глазами всего образованнаго міра развертывается процессъ, въ которомъ истинный подсудимый — русское самодержавіе — и въ которомъ противъ этого подсудимаго доказывается съ безпощадной ясностью, что русскіе аттентаты есть не результатъ какой-либо политической тео
ріи, а лишь судорожные акты самозащиты противъ вопіющихъ насилій людей, издѣвающихся надъ человѣческимъ достоинствомъ, — правительства, топчущаго подъ ногами священнѣйшія человѣческія права. Мы не думаемъ призывать русскихъ конституціоналистовъ къ „террору и вмѣстѣ съ авторомъ надѣемся, что оно, какъ организованное мнѣніе интеллигенціи, останется чуждо „классовой борьбѣ ; но мы не можемъ не признать, что лишь активная борьба, какова бы она ни была по своимъ формамъ, расчищаетъ дорогу той группѣ, которая готовится эксплуатировать побѣду отъ имени „государственнаго общественнаго мнѣнія; и мы не можемъ не считать верхомъ неблагодарности и непониманія со стороны представителей этой группы, кому и чему они будутъ обязаны своимъ торжествомъ. Авторъ разбираемой статьи и по этому вопросу держится не совсѣмъ опредѣленныхъ, а поскольку опредѣленныхъ . . . нѣсколько странныхъ мнѣній. По его мнѣнію, „либеральная партія „можетъ быть увѣрена въ близкомъ достиженіи своихъ цѣлей, ибо это достиженіе тѣсно и неразрывно связано съ существованіемъ Россіи, опирающемся на неистощимые родники русскаго народа, полнаго могущественныхъ доблестей, талантовъ и вѣковой выработанной тяжелой исторіей стойкости (авторъ вѣрно хочетъ сказать: „выносливости ?) Этотъ народъ теперь просыпается. Мы, правда, съ сомнѣніемъ останавливаемся въ этой цитатѣ передъ „могущественными доблестями и „неистощимыми родниками , но — все хорошо, что хорошо кончается — мы готовы бы были облегченно вздохнуть и помириться на послѣдней фразѣ : „народъ просыпается , когда авторъ вдругъ озадачиваетъ насъ новой оговоркой: „Конечно, общественное мнѣніе не можетъ и не должно захватить всѣхъ русскихъ людей . . .“ Почему же „не должно ? И тѣмъ болѣе „почему , — что тѣ, которыхъ оно „должно захватить, „въ которыхъ такъ или иначе живетъ сознательное гражданское чувство, которые во время всякаго государственнаго испытанія являются живой силой страны, — эти самые сознательные люди русской земли при нынѣшнемъ испытаніи „всецѣло отвлечены , и „конституціонная организація теперь не можетъ на нихъ расчитывать . Если это правда, если дѣйствительно наши носители сознательнаго гражданскаго чувства своего испытанія не выдержали, то на чемъ же основана надежда автора на близкое достиженіе цѣлей, — оставляя, разумѣется, въ сторонѣ тѣ краснорѣчивыя тирады, которымъ самъ авторъ, судя по сдѣланной имъ оговоркѣ, придаетъ значеніе простого риторическаго украшенія?
Но, полно, не клевета ли все это на „сознательныхъ русскихъ гражданъ ? Вѣдь совѣтуетъ же самъ авторъ, вмѣсто пассивной политики, всетаки нѣкоторую активную дѣятельность конституціоннымъ кружкамъ и организаціямъ. Вѣдь критикуетъ же онъ и самъ тѣ нелѣпыя дѣйствія русскаго правительства, за которыя готовъ, повидимому, принять на себя отвѣтственность передъ внѣшнимъ міромъ! Вѣдь остается же онъ конституціоналистомъ, хотя и соглашается прекратить „въ виду войны всякія провозглашенія конституціонныхъ требованій и заявленій !
Разумѣется, все это такъ. Разумѣется и та скромная и урѣзанная программа, которую онъ рекомендуетъ, заражена, въ концѣ концовъ, тѣми же элементами, которые почему-то въ ихъ настоящемъ видѣ и въ неприкрытой формѣ онъ считаетъ слишкомъ сильной дозой для современнаго „граждански-сознательнаго обывателя.
Зачѣмъ же, однако, обижать и обманывать этого самаго обывателя? Зачѣмъ считать, что Плеве — „союзникъ японцевъ для этого обывателя станетъ противнѣе и преступнѣе, чѣмъ Плеве — „врагъ русскаго прогресса ? И не вправѣ ли послѣ этого обыватель сказать автору статьи: чего хочетъ Плеве, это мнѣ слишкомъ хорошо извѣстно, къ сожалѣнію, и безъ вашей запоздалой помощи; но мнѣ бы очень хотѣлось знать, чего собственно вы хотите? Что значитъ ваше государственное общественное мнѣніе и насколько далеко пойдете вы на пути соглашенія съ „данной государственной машиной ? Общее мнѣніе и въ Россіи и заграницей — что война не задержала, а приблизила развязку общественной борьбы, и что обнаружившееся банкротство государственнаго механизма сдѣлало политическія уступки неизбѣжными для правительства. Что предпримете вы, чтобы подготовиться достойно встрѣтить этотъ моментъ и умѣло воспользоваться имъ, — вы, которые не только не сумѣли до сихъ поръ сами создать никакого подходящаго момента, но отказываетесь воспользоваться теперь даже и плодами чужихъ усилій, которыя вы отрицаете, и исключительно благопріятнымъ для васъ стеченіемъ обстоятельствъ, которыя вы, по особаго рода политическому лицемѣрію, всѣми силами оплакиваете?
Вотъ вопросы, которые, несомнѣнно, задаетъ мыслящій обыватель и отвѣчать на которые — ему и самимъ себѣ — для насъ, несомнѣнно, безконечно важнѣе и полезнѣе, чѣмъ критиковать раскритикованное и дискредитировать дискредитированное. Авторъ разбираемой статьи испытываетъ, какъ видно, страшное затрудненіе, — чѣмъ бы занять „кружки и организаціи взрос