„Такимъ образомъ, русское правительство имѣетъ передъ собою, въ дѣйствительности, революцію въ скрытомъ состояніи. Изъ этого съ каждымъ днемъ ухудшающагося положенія есть лишь два выхода: или не ввести, ибо она — увы! — ужъ слишкомъ давно существуетъ, а усилить политику репрессалій и тираніи, сдѣлавшую изъ Россіи самую отсталую изъ всѣхъ такъ называемыхъ европейскихъ націй, — или — другое рѣшеніе, самое благоразумное и мудрое, — уступить, наконецъ, непреодолимому движенію, несущему всѣ современные народы въ сторону политическаго, экономическаго и соціальнаго прогресса— Чего больше всего можно было бы желать, съ точки зрѣнія успѣховъ цивилизаціи — читаемъ мы немного дальше — это того, чтобы ставшая неизбѣжною революція свершилась скорѣе, чтобы она произошла сверху, т. е. по иниціативѣ самого царя. . . .“ Газета высказываетъ предположеніе, что, „если бы царя можно было ознакомить съ истиннымъ положеніемъ вещей, внушить ему, какими средствами лучше всего можно произвести скорыя и настоятельныя реформы, было бы еще не поздно устранить опасности, которыми, по мнѣнію всѣхъ неослѣпленныхъ умовъ, чревато близкое и весьма мрачное будущее ....
Осуждая политику ф.-Плеве, большинство европейской печати отнеслось въ то же время съ порицаніемъ и къ акту убійства. Для выросшаго въ строѣ правового государства, имѣющаго возможность съ дѣтства свободно проявлять свою личность законными путями европейца уничтоженіе политическаго противника бомбой есть nonsens, моральный и логическій абсурдъ. Онъ не жилъ во времена Коцебу въ Германіи — ему чуждо душевное состояніе человѣка или цѣлаго народа, переросшаго политическій строй, подчиняться которому его вынуждаетъ сравнительно съ нимъ ничтожная группа лицъ, стянувшихъ въ своихъ рукахъ нити управленія. Въ лучшемъ случаѣ онъ можетъ понять, но отнюдь не одобрить политическое убійство. Выше мы отмѣтили, что швейцарская печать составляетъ въ данномъ отношеніи какъ бы исключеніе. Замѣчательную въ этомъ смыслѣ статью находимъ мы на столбцахъ радикальнаго органа „Le Genèvois . Ея заглавіе „Необходимая оборона само по себѣ уже краснорѣчиво.
„Преступленіе противъ ф.-Плеве — пишетъ авторъ статьи — вызвало осужденіе лишь у нѣкоторыхъ публицистовъ, продавшихся царскому правительству, да еще у тѣхъ, кто отказывается признать законность убійства, при какихъ бы обстоятельствахъ оно ни свершилось. Они скорѣе готовы допустить гибель человѣка, чѣмъ принципа. Этотъ принципъ — „не убій“. Они не допускаютъ никакихъ исключеній. А, между тѣмъ, даже законы признаютъ извинительность убійства въ извѣстныхъ случаяхъ. Одинъ изъ такихъ случаевъ, предусмотрѣнный всѣми кодексами, есть случай необходимой обороны. Почему же необходимая оборона, признаваемая въ отношеніяхъ между отдѣльными индивидами, не можетъ имѣть мѣсто, когда провокаторомъ является тиранъ, а провоцируемыми — его подданные?
„Вѣдь, вполнѣ допускаютъ, напримѣръ, что, еслибы ф.-Плеве былъ простымъ смертнымъ, онъ бы кончилъ свои дни, какъ обыкновенный преступникъ, въ рудникахъ Сибири или на висѣлицѣ. Никто не думаетъ отрицать, что сознательный виновникъ подстроенныхъ кишиневскихъ убійствъ — преступникъ. Но такъ какъ этотъ преступникъ занималъ видное положеніе, обладалъ властью, его особа становится священной, репрессаліи по отношенію къ ней запрещаются моралью и закономъ. Народъ, котораго душатъ, не вправѣ ссылаться на необходимую оборону и уничтожить жестокаго бандита, давящаго его своими человѣкоубійственными законами.
„Что касается меня, то я не могу допустить подобнаго изъятія. Я утверждаю, что на какой бы ступени общественной лѣстницы не находился отвѣчающій за свои поступки человѣкъ, разъ онъ сталъ убійцей, онъ тѣмъ самымъ поставилъ себя внѣ условій морали, и нельзя угрожающимъ его жизни указывать на требованіе совѣсти, которое онъ же первый отвергнулъ. Предположимъ, что, гуляя по лѣсу, вы внезапно наткнулись на знаменитаго разбойника, вѣдь, вы, даже если онъ непосредственно и не угрожаетъ вашей жизни, вы постараетесь завладѣть имъ и, не обладая для этого достаточными силами, рѣшите, безъ малѣйшаго колебанія, убить опаснаго субъекта. Я хотѣлъ бы знать, кто будетъ порицать подобный актъ.
„А между тѣмъ, — я говорю безъ преувеличеній, — всѣ документы, опубликованные относительно ф.-Плеве, его собственныя и весьма знаменательныя признанія, — докательствомъ можетъ служить его письмо къ редактору „Review of Reviews , въ которомъ онъ писалъ дословно слѣдующее: „мѣры, примѣняемыя русской политикой, и ея характеръ имѣютъ случайную и временную форму (другими словами, г. ф.-Плеве признается въ совершенныхъ преступленіяхъ, но утверждаетъ, что они составляютъ лишь эпизодъ, а не систему) — всѣ оффиціальные и оффиціозные документы ясно свидѣтельствуютъ, что бывшимъ министромъ внутреннихъ дѣлъ Россіи были совершены ужасныя
преступленія и что не менѣе страшныя должны были еще совершиться, дабы обезпечить торжество равно ненавистнаго и заслуживающаго осужденіе самодержавія.
„Ф.-Плеве не признавалъ ни принциповъ нравственности, ни русскихъ законовъ, которые, насколько мнѣ извѣстно, не разрѣшаютъ убійство въ качествѣ правительственной мѣры. Его никоимъ образомъ нельзя сравнивать съ простымъ министромъдеспотомъ, потому что деспотизмъ отнюдь не предполагаетъ необходимой мѣрою привычку къ убійствамъ. Ф.-Плеве же походилъ на бандита съ большой дороги. . . .
„Рѣчь идетъ вовсе не объ апологіи политическаго убійства, вообще, или даннаго преступленія, въ частности. Когда судьи оправдываютъ человѣка, который, защищая свою жизнь, убилъ нападавшаго на него, они не воздаютъ ему въ то же время геройскихъ почестей. Мы вовсе не требуемъ, чтобы убійцѣ фонъ-Плеве воздвигали памятникъ на подобіе того, какъ афиняне недавно воздвигли памятникъ въ честь Гармодія и Аристогитона. Мы хотимъ только сказать, что жалкими софизмами не удастся изобразить жертвой всемогущаго министра, который съ сатанинской радостью рядился въ костюмъ палача.
Цитированная статья, изъ которой мы, впрочемъ, не привели самыхъ сильныхъ мѣстъ, вызвала ожесточенныя нападки со стороны клерикальнаго листка „Courrier de Genève , назвавшаго статью „Genèvois вслѣдъ за парижской „La Libre Parole „провокаціей къ убійству . „Le Genèvois отвѣчалъ замѣткой подъ заглавіемъ: „Слезы лакеевъ и куртизановъ , въ которой писалъ: „Пускай русское правительство придетъ къ намъ, въ Швейцарію, оно убѣдится, что, въ сущности, вся Швейцарія, за исключеніемъ лишь одного „Courrier de Genève , придерживается одного и того же мнѣнія. И въ подтвержденіе своихъ словъ о томъ, что его мнѣніе раздѣляется всѣми слоями швейцарскаго населенія, газета привела цитату изъ консервативнаго органа „Nouvelliste Vaudois , который писалъ по поводу убійства фонъ-Плеве:
„Вся европейская печать комментировала петербургскія извѣстія, и почти полное единодушіе ея сужденій — знаменательно. Если бы русскій царь не былъ плѣнникомъ своего правительства, и если бы изъ-за стѣны, воздвигнутой вокругъ него его обычными совѣтниками, до него могли доходить звуки изъ внѣшняго міра, онъ былъ бы пораженъ мнѣніемъ всего міра о режимѣ, главой котораго онъ себя считаетъ. Выть можетъ, онъ бы понялъ, что этотъ режимъ далекъ отъ того, который онъ себѣ воображаетъ.
„Рѣдко когда осужденіе преступленія сопровождалось такой снисходительностью и такимъ признаніемъ смягчающихъ обстоятельствъ. Нѣтъ почти газеты, которая такъ или иначе — однѣ дипломатически, употребляя всѣ описательные обороты, какіе только реторика предоставляетъ писателямъ, желающимъ, чтобы у нихъ читали между строкъ противоположное тому, что онѣ написали, другія съ прямотой твердаго характера, не боящагося сказать то, что онъ думаетъ, — нѣтъ такой газеты, которая не признала бы, что убійца былъ лишь орудіемъ судьбы. Такъ или иначе, всѣ газеты писали въ сущности одно и то же. Г. ф.- Плеве, злоупотребляя своей реакціоннной политикой, навлекъ на себя бомбу.
Процитировавъ этотъ отрывокъ и замѣтивъ, что „между лицами, борющимися съ русскимъ правительствомъ, и этимъ правительствомъ, преступленія, тиранія, несправедливости и жестокости котораго извѣстны, выборъ не труденъ , „Genèvois продолжалъ:
„Мы питаемъ самую глубокую симпатію къ тѣмъ мужественнымъ и сердечнымъ людямъ, которые, не имѣя возможности бороться на родинѣ перомъ и словомъ, — потому что первое въ Россіи ломаютъ, а второе душатъ, — жертвуютъ своей жизнью и проливаютъ свою кровь ради идеи.
„О, безъ сомнѣнія, ихъ пріемы насильственны! Но кто тому виной? Развѣ у нихъ есть изъ чего выбирать? И неужели вы думаете, что они не предпочли бы заниматься мирной пропагандой, если бы имъ дали къ тому возможность?
Замѣтивъ, что въ странахъ съ конституціоннымъ режимомъ политическія убійства заслуживаютъ всяческаго порицанія, газета писала: „Но что прикажете дѣлать въ странѣ, гдѣ, какъ въ Россіи, не существуетъ свободы печати, слова, даже мысли? И поневолѣ приходится признать, что тамъ, гдѣ никакая пропаганда не дозволяется, всѣ средства хороши, что тамъ самыя худшія изъ нихъ не только извинительны, но допустимы.
Въ кіевской тюрьмѣ.
Изъ дневника заключеннаго. 1
Политическіе заключенные въ Лукьяновской тюрьмѣ размѣщаются въ 3-хъ мѣстахъ: въ двухъ корпусахъ, женскомъ и муж1 Запоздало по недостатку мѣста.
Осуждая политику ф.-Плеве, большинство европейской печати отнеслось въ то же время съ порицаніемъ и къ акту убійства. Для выросшаго въ строѣ правового государства, имѣющаго возможность съ дѣтства свободно проявлять свою личность законными путями европейца уничтоженіе политическаго противника бомбой есть nonsens, моральный и логическій абсурдъ. Онъ не жилъ во времена Коцебу въ Германіи — ему чуждо душевное состояніе человѣка или цѣлаго народа, переросшаго политическій строй, подчиняться которому его вынуждаетъ сравнительно съ нимъ ничтожная группа лицъ, стянувшихъ въ своихъ рукахъ нити управленія. Въ лучшемъ случаѣ онъ можетъ понять, но отнюдь не одобрить политическое убійство. Выше мы отмѣтили, что швейцарская печать составляетъ въ данномъ отношеніи какъ бы исключеніе. Замѣчательную въ этомъ смыслѣ статью находимъ мы на столбцахъ радикальнаго органа „Le Genèvois . Ея заглавіе „Необходимая оборона само по себѣ уже краснорѣчиво.
„Преступленіе противъ ф.-Плеве — пишетъ авторъ статьи — вызвало осужденіе лишь у нѣкоторыхъ публицистовъ, продавшихся царскому правительству, да еще у тѣхъ, кто отказывается признать законность убійства, при какихъ бы обстоятельствахъ оно ни свершилось. Они скорѣе готовы допустить гибель человѣка, чѣмъ принципа. Этотъ принципъ — „не убій“. Они не допускаютъ никакихъ исключеній. А, между тѣмъ, даже законы признаютъ извинительность убійства въ извѣстныхъ случаяхъ. Одинъ изъ такихъ случаевъ, предусмотрѣнный всѣми кодексами, есть случай необходимой обороны. Почему же необходимая оборона, признаваемая въ отношеніяхъ между отдѣльными индивидами, не можетъ имѣть мѣсто, когда провокаторомъ является тиранъ, а провоцируемыми — его подданные?
„Вѣдь, вполнѣ допускаютъ, напримѣръ, что, еслибы ф.-Плеве былъ простымъ смертнымъ, онъ бы кончилъ свои дни, какъ обыкновенный преступникъ, въ рудникахъ Сибири или на висѣлицѣ. Никто не думаетъ отрицать, что сознательный виновникъ подстроенныхъ кишиневскихъ убійствъ — преступникъ. Но такъ какъ этотъ преступникъ занималъ видное положеніе, обладалъ властью, его особа становится священной, репрессаліи по отношенію къ ней запрещаются моралью и закономъ. Народъ, котораго душатъ, не вправѣ ссылаться на необходимую оборону и уничтожить жестокаго бандита, давящаго его своими человѣкоубійственными законами.
„Что касается меня, то я не могу допустить подобнаго изъятія. Я утверждаю, что на какой бы ступени общественной лѣстницы не находился отвѣчающій за свои поступки человѣкъ, разъ онъ сталъ убійцей, онъ тѣмъ самымъ поставилъ себя внѣ условій морали, и нельзя угрожающимъ его жизни указывать на требованіе совѣсти, которое онъ же первый отвергнулъ. Предположимъ, что, гуляя по лѣсу, вы внезапно наткнулись на знаменитаго разбойника, вѣдь, вы, даже если онъ непосредственно и не угрожаетъ вашей жизни, вы постараетесь завладѣть имъ и, не обладая для этого достаточными силами, рѣшите, безъ малѣйшаго колебанія, убить опаснаго субъекта. Я хотѣлъ бы знать, кто будетъ порицать подобный актъ.
„А между тѣмъ, — я говорю безъ преувеличеній, — всѣ документы, опубликованные относительно ф.-Плеве, его собственныя и весьма знаменательныя признанія, — докательствомъ можетъ служить его письмо къ редактору „Review of Reviews , въ которомъ онъ писалъ дословно слѣдующее: „мѣры, примѣняемыя русской политикой, и ея характеръ имѣютъ случайную и временную форму (другими словами, г. ф.-Плеве признается въ совершенныхъ преступленіяхъ, но утверждаетъ, что они составляютъ лишь эпизодъ, а не систему) — всѣ оффиціальные и оффиціозные документы ясно свидѣтельствуютъ, что бывшимъ министромъ внутреннихъ дѣлъ Россіи были совершены ужасныя
преступленія и что не менѣе страшныя должны были еще совершиться, дабы обезпечить торжество равно ненавистнаго и заслуживающаго осужденіе самодержавія.
„Ф.-Плеве не признавалъ ни принциповъ нравственности, ни русскихъ законовъ, которые, насколько мнѣ извѣстно, не разрѣшаютъ убійство въ качествѣ правительственной мѣры. Его никоимъ образомъ нельзя сравнивать съ простымъ министромъдеспотомъ, потому что деспотизмъ отнюдь не предполагаетъ необходимой мѣрою привычку къ убійствамъ. Ф.-Плеве же походилъ на бандита съ большой дороги. . . .
„Рѣчь идетъ вовсе не объ апологіи политическаго убійства, вообще, или даннаго преступленія, въ частности. Когда судьи оправдываютъ человѣка, который, защищая свою жизнь, убилъ нападавшаго на него, они не воздаютъ ему въ то же время геройскихъ почестей. Мы вовсе не требуемъ, чтобы убійцѣ фонъ-Плеве воздвигали памятникъ на подобіе того, какъ афиняне недавно воздвигли памятникъ въ честь Гармодія и Аристогитона. Мы хотимъ только сказать, что жалкими софизмами не удастся изобразить жертвой всемогущаго министра, который съ сатанинской радостью рядился въ костюмъ палача.
Цитированная статья, изъ которой мы, впрочемъ, не привели самыхъ сильныхъ мѣстъ, вызвала ожесточенныя нападки со стороны клерикальнаго листка „Courrier de Genève , назвавшаго статью „Genèvois вслѣдъ за парижской „La Libre Parole „провокаціей къ убійству . „Le Genèvois отвѣчалъ замѣткой подъ заглавіемъ: „Слезы лакеевъ и куртизановъ , въ которой писалъ: „Пускай русское правительство придетъ къ намъ, въ Швейцарію, оно убѣдится, что, въ сущности, вся Швейцарія, за исключеніемъ лишь одного „Courrier de Genève , придерживается одного и того же мнѣнія. И въ подтвержденіе своихъ словъ о томъ, что его мнѣніе раздѣляется всѣми слоями швейцарскаго населенія, газета привела цитату изъ консервативнаго органа „Nouvelliste Vaudois , который писалъ по поводу убійства фонъ-Плеве:
„Вся европейская печать комментировала петербургскія извѣстія, и почти полное единодушіе ея сужденій — знаменательно. Если бы русскій царь не былъ плѣнникомъ своего правительства, и если бы изъ-за стѣны, воздвигнутой вокругъ него его обычными совѣтниками, до него могли доходить звуки изъ внѣшняго міра, онъ былъ бы пораженъ мнѣніемъ всего міра о режимѣ, главой котораго онъ себя считаетъ. Выть можетъ, онъ бы понялъ, что этотъ режимъ далекъ отъ того, который онъ себѣ воображаетъ.
„Рѣдко когда осужденіе преступленія сопровождалось такой снисходительностью и такимъ признаніемъ смягчающихъ обстоятельствъ. Нѣтъ почти газеты, которая такъ или иначе — однѣ дипломатически, употребляя всѣ описательные обороты, какіе только реторика предоставляетъ писателямъ, желающимъ, чтобы у нихъ читали между строкъ противоположное тому, что онѣ написали, другія съ прямотой твердаго характера, не боящагося сказать то, что онъ думаетъ, — нѣтъ такой газеты, которая не признала бы, что убійца былъ лишь орудіемъ судьбы. Такъ или иначе, всѣ газеты писали въ сущности одно и то же. Г. ф.- Плеве, злоупотребляя своей реакціоннной политикой, навлекъ на себя бомбу.
Процитировавъ этотъ отрывокъ и замѣтивъ, что „между лицами, борющимися съ русскимъ правительствомъ, и этимъ правительствомъ, преступленія, тиранія, несправедливости и жестокости котораго извѣстны, выборъ не труденъ , „Genèvois продолжалъ:
„Мы питаемъ самую глубокую симпатію къ тѣмъ мужественнымъ и сердечнымъ людямъ, которые, не имѣя возможности бороться на родинѣ перомъ и словомъ, — потому что первое въ Россіи ломаютъ, а второе душатъ, — жертвуютъ своей жизнью и проливаютъ свою кровь ради идеи.
„О, безъ сомнѣнія, ихъ пріемы насильственны! Но кто тому виной? Развѣ у нихъ есть изъ чего выбирать? И неужели вы думаете, что они не предпочли бы заниматься мирной пропагандой, если бы имъ дали къ тому возможность?
Замѣтивъ, что въ странахъ съ конституціоннымъ режимомъ политическія убійства заслуживаютъ всяческаго порицанія, газета писала: „Но что прикажете дѣлать въ странѣ, гдѣ, какъ въ Россіи, не существуетъ свободы печати, слова, даже мысли? И поневолѣ приходится признать, что тамъ, гдѣ никакая пропаганда не дозволяется, всѣ средства хороши, что тамъ самыя худшія изъ нихъ не только извинительны, но допустимы.
Въ кіевской тюрьмѣ.
Изъ дневника заключеннаго. 1
Политическіе заключенные въ Лукьяновской тюрьмѣ размѣщаются въ 3-хъ мѣстахъ: въ двухъ корпусахъ, женскомъ и муж1 Запоздало по недостатку мѣста.