смѣхотворному г. Соколову. Съ этими силами, очевидно, журналъ успѣха имѣть не можетъ, а другихъ въ ретроградномъ лагерѣ абсолютно не имѣется. Не менѣе печально обстоитъ для правительства дѣло и съ нашей провинціальной печатью. Въ общемъ печать эта весьма прилична, правительство знаетъ это, — редакторъ отъ полиціи г. Грингмутъ давно ему о томъ доложилъ, — выходитъ изъ себя, придумываетъ всякія мѣры „обузданія , разсыпаетъ кары направо и налѣво, и всетаки ничего не можетъ подѣлать. Взять провинціальную печать въ свои руки, правительство опять-таки, за самыми рѣдкими исключеніями, не въ состояніи, ибо способныхъ для этой роли людей у него рѣшительно нѣтъ, да если бы они и были, то и тогда всѣ попытки издавать провинціальныя газеты въ „чпсто-русскомъ направленіи кончались бы обязательнымъ фіаско. Это не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію для всякаго, кто знакомъ съ нашей провинціальной публикой и ея понятнымъ отвращеніемъ къ „истинно-русскому направленію и въ литературѣ, и въ жизни. Публика эта слишкомъ хорошо знаетъ изъ собственнаго опыта, что означаетъ на практикѣ торжество нашихъ „устоевъ . Вѣдь это означаетъ полный гнетъ надъ личностью человѣка, безпрерывныя оскорбленія ея достоинства, ничѣмъ не сдерживаемый разгулъ произвола всякаго власть имущаго, взятку, какъ единоспасающее средство для достиженія самыхъ законныхъ цѣлей, капральскій деспотизмъ всякихъ большихъ и малыхъ Держимордъ, розгу для голоднаго крестьянина, казацкую нагайку для стакнувшихся рабочихъ. . . . Провинціальный житель знаетъ все это очень хорошо и потому онъ никогда не станетъ поддерживать газеты съ „чисто-русскимъ направленіемъ. Вотъ почему такъ и живучъ „либерализмъ нашей провинціальной прессы, несмотря на всѣ репрессіи самодержавнаго правительства. То же нерасположеніе „большой публики къ нашимъ литературнымъ Мымрецовымъ чистой воды наблюдается, въ сущности, и въ столицахъ. Что было бы съ „Гражданиномъ и „Московскими Вѣдомостями , если бы правительство явно или тайно, прямо или косвенно, не помогало имъ изъ рептильныхъ фондовъ, не сдавало печатать казенныхъ объявленій, не содѣйствовало искусственно ихъ распространенію? Что было бы съ „Дружескими Рѣчами Мещерскаго, если бы губернская администрація, по приказанію Плеве, не заставляла сельское населеніе принудительными способами выписывать это пошлое изданіе, и еслибы Мещерскій не прибѣгъ къ еще небывалому способу обогащенія за счетъ развращаемаго имъ народа, состоявшему, какъ извѣстно, въ томъ, что онъ исхлопоталъ себѣ высочайшее повелѣніе объ обязательномъ выписываніи „Дружескихъ Рѣчей всѣми народными школами? Вотъ гдѣ лежитъ причина патріотизма нашихъ главныхъ патріотовъ, вотъ гдѣ корень ихъ любви къ самодержавію, ихъ слезъ по убіеннымъ рабамъ божіимъ Боголѣповѣ, Сипягинѣ, Плеве. . . .
За „Гражданиномъ и „Московскими Вѣдомостями слѣдуетъ уже не прямолинейное, а приспособляющееся къ обстоятельствамъ „Новое Время , за нимъ „Петербургскія Вѣдомости , — обѣ газеты въ полномъ смыслѣ слова съ „внезапнымъ образомъ мысли , а дальше, по крайней мѣрѣ, въ Петербургѣ, нѣтъ уже ни одной газеты, заслуживающей сколько-нибудь серьезнаго вниманія. Въ этомъ мірѣ правительство сдѣлало свое дѣло, оно сумѣло, путемъ естественнаго подбора па выворотъ создать цѣлый рядъ сточныхъ трубъ, изливающихъ ежедневно въ море русской жизни огромные потоки нечистотъ.
Статья наша растянулась, а мы хотѣли сказать еще нѣсколько словъ объ отношеніи нашихъ газетъ къ событію 15 іюля, т. е. убійству министра внутреннихъ дѣлъ Плеве.
Въ „Новомъ Времени на событіе это откликнулся самъ г. Суворинъ. Повѣдавши изумленному міру, что „въ первой половинѣ XIX вѣка политическихъ убійствъ почти не знали (не надо быть историкомъ, чтобы видѣть всю нелѣпость этого утвержденія), г. Суворинъ не дѣлаетъ далѣе никакого различія между политическими убійствами въ Россіи и Европѣ. Само собою разумѣется, что такъ можетъ говорить лишь человѣкъ, которому по существу сказать рѣшительно нечего, ибо не можетъ же быть, чтобы сѣдовласому Суворину были неизвѣстны многочисленныя заявленія русскихъ террористовъ, въ которыхъ они отвергали свою солидарность съ „парлефетизмомъ европейскихъ и американскихъ анархистовъ и признавали терроризмъ явленіемъ правомѣрнымъ лишь для странъ съ самовластнымъ режимомъ, основываясь на томъ, что въ такихъ странахъ не только не существуетъ условій для свободнаго исповѣданія каждымъ своихъ убѣжденій, но существуетъ, напротивъ, строжайшее преслѣдованіе по закону и безъ закона всякаго, обращающагося лично или печатно къ аудиторіи съ публичнымъ выраженіемъ этихъ убѣжденій. Въ этомъ и только въ этомъ случаѣ, — говорили много разъ русскіе террористы, — они считаютъ себя вправѣ противопоставлять насиліе насилію. Неужели г. Суворинъ этого
и въ самомъ дѣлѣ не зналъ? Не можетъ быть. Такъ зачѣмъ же онъ тогда лжетъ? Неужели только затѣмъ, чтобы ослабить еще болѣе впечатлѣніе отъ жалкихъ и заплетающимся перомъ изложенныхъ въ томъ же „маленькомъ письмѣ мыслей о необходимости „кабинета , да такого положенія печати, при которомъ она, „служа обществу, помогла бы и обществу, и правительству въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ, а не отписывалась бы, какъ отписываются въ извѣстныхъ случаяхъ въ канцеляріи? . . .
Петербургскій корреспондентъ „Освобожденія уже сообщалъ, что въ день убійства Плеве всѣ редакторы петербургскихъ газетъ удостоились лицезрѣть г. Звѣрева, отъ котораго и получили приказаніе написать статьи на заданную самою жизнью тему. И вотъ подъяремнымъ газетчикамъ пришлось именно „отписываться, какъ отписываются въ извѣстныхъ случаяхъ канцеляріи.
Цѣпное признаніе, г. Суворинъ, очень цѣнное. Оно до извѣстной степени все же дѣлаетъ понятнымъ ужъ очень неумное содержаніе „отписки за № 517.
Вздумали „отписываться и „Петербургскія Вѣдомости , но тутъ сказалась, видимо, такая растерянность газетчиковъ, что изъ ихъ „отписки получилась, — простите за выраженіе, — одна сплошная галиматья. Мы были всегда невысокаго мнѣнія о талантахъ исконныхъ журналистовъ „Петербургскихъ Вѣдомостей , но всетаки мы никакъ не предполагали, чтобы на страницахъ газеты князя Ухтомскаго можно было встрѣтить слѣдующія, написанныя слогомъ какого-нибудь содержателя ссудной кассы подъ залогъ движимостей (говорятъ, что они пишутъ именно такимъ образомъ) строки:
„Вѣримъ, что Россія потому и считается источникомъ блага и свѣта (да кто же это ее такою считаетъ?!), что лучшіе наши дѣятели, начиная отъ верховныхъ вождей (и до кого — до урядниковъ?), всегда исповѣдовали гуманнѣйшіе принципы къ безчисленнымъ инородно-иновѣрнымъ элементамъ, входящимъ въ составъ нашего государственнаго организма (напр., въ Кишиневѣ. Да?), что всякая нетерпимость, всякое насиліе и церкви и правительству нашему чужды.
Что это — сознательное лицемѣріе высшей марки или такая степень растерянности, которая уже граничитъ съ умопомраченіемъ? Пожалуй, и душа самого Плеве приняла строки „Петербургскихъ Вѣдомостей за иронію, положимъ, высказанную человѣкомъ, писать абсолютно не умѣющимъ, но все же иронію. А, впрочемъ, вѣдь, возложилъ же Валь на гробъ Плеве вѣнокъ съ надписью „лучшему изъ лучшихъ , такъ отчего бы и журнальнымъ Валямъ не писать о кончинѣ Плеве самыхъ безподобныхъ благоглупостей?... Кто же какъ не одинъ изъ такихъ Валей могъ писать и въ „Гражданинѣ такія по поводу убійства Плеве строки: „Для чего же все это они (революціонеры) дѣлаютъ, — спрашиваетъ въ статьѣ „Кто они и что имъ надо? какой-то „Русскій человѣкъ , и отвѣчаетъ на этотъ вопросъ такъ: „только для смуты, для общаго вреда, для общаго непорядка, для общаго смущенія .
Есть же такіе русскіе человѣки, отъ которыхъ, видимо, отлетѣла всякая тѣнь человѣческаго смысла, всякій намекъ на присутствіе чутья жизненной правды. Или и это „отписка ? Но, вѣдь, такой отпиской останется недоволенъ, пожалуй, и самъ г. Звѣревъ.
Перейдемъ къ „Московскимъ Вѣдомостямъ . По своему обыкновенію, газета поспѣшила взять за общую скобку всѣ „подпольные и „надпольные элементы русскаго общества. Изъ разсужденій „Московскихъ Вѣдомостей на эту тему получились очень интересные и, по существу дѣла, совершенно вѣрные — хотя газета, разумѣется, отнюдь не имѣла ихъ въ виду — выводы. Они состоятъ въ томъ, что если „подпольные и „надпольные дѣлаютъ совершенно одно и то же дѣло, стремятся, хотя и различными средствами, но къ одной и той же цѣли — а это, по крайней мѣрѣ, для даннаго момента не можетъ подлежать сомнѣнію, такъ какъ стремленіе къ политической свободѣ, упраздненію самодержавія и созыву учредительнаго собранія является, одинаково, цѣлью всѣхъ революціонныхъ и оппозиціонныхъ элементовъ въ Россіи —, то значитъ и источникъ терроризма лежитъ ни въ чемъ другомъ, какъ именно въ самодержавіи, стоящемъ на пути нормальнаго развитія жизни страны и провоцирующемъ своимъ нестерпимымъ гнетомъ террористическіе акты. Повторяемъ, газета, разумѣется, безконечно далека отъ этихъ выводовъ, но они не становятся отъ этого менѣе вѣрными, ибо логически вытекаютъ изъ даваемыхъ „Моск. Вѣд.“ предпосылокъ. Въ самомъ дѣлѣ, если вѣрно, что „надпольные стремятся не къ тѣмъ или инымъ частичнымъ реформамъ, а къ полному упраздненію самодержавія, — а съ этимъ мы совершенно согласны — и если вѣрно — какъ утверждаютъ „Моск. Вѣд“. —: что „надпольные эти заполонили собою и земства, и университеты, и печать, и частныя общества, и пр., и пр., то, вѣдь, это и обозначаетъ, что мы имѣемъ предъ собою широкое освободительное движеніе, что страна безусловно нуждается въ полномъ обновленіи всего ея бытія животворными
За „Гражданиномъ и „Московскими Вѣдомостями слѣдуетъ уже не прямолинейное, а приспособляющееся къ обстоятельствамъ „Новое Время , за нимъ „Петербургскія Вѣдомости , — обѣ газеты въ полномъ смыслѣ слова съ „внезапнымъ образомъ мысли , а дальше, по крайней мѣрѣ, въ Петербургѣ, нѣтъ уже ни одной газеты, заслуживающей сколько-нибудь серьезнаго вниманія. Въ этомъ мірѣ правительство сдѣлало свое дѣло, оно сумѣло, путемъ естественнаго подбора па выворотъ создать цѣлый рядъ сточныхъ трубъ, изливающихъ ежедневно въ море русской жизни огромные потоки нечистотъ.
Статья наша растянулась, а мы хотѣли сказать еще нѣсколько словъ объ отношеніи нашихъ газетъ къ событію 15 іюля, т. е. убійству министра внутреннихъ дѣлъ Плеве.
Въ „Новомъ Времени на событіе это откликнулся самъ г. Суворинъ. Повѣдавши изумленному міру, что „въ первой половинѣ XIX вѣка политическихъ убійствъ почти не знали (не надо быть историкомъ, чтобы видѣть всю нелѣпость этого утвержденія), г. Суворинъ не дѣлаетъ далѣе никакого различія между политическими убійствами въ Россіи и Европѣ. Само собою разумѣется, что такъ можетъ говорить лишь человѣкъ, которому по существу сказать рѣшительно нечего, ибо не можетъ же быть, чтобы сѣдовласому Суворину были неизвѣстны многочисленныя заявленія русскихъ террористовъ, въ которыхъ они отвергали свою солидарность съ „парлефетизмомъ европейскихъ и американскихъ анархистовъ и признавали терроризмъ явленіемъ правомѣрнымъ лишь для странъ съ самовластнымъ режимомъ, основываясь на томъ, что въ такихъ странахъ не только не существуетъ условій для свободнаго исповѣданія каждымъ своихъ убѣжденій, но существуетъ, напротивъ, строжайшее преслѣдованіе по закону и безъ закона всякаго, обращающагося лично или печатно къ аудиторіи съ публичнымъ выраженіемъ этихъ убѣжденій. Въ этомъ и только въ этомъ случаѣ, — говорили много разъ русскіе террористы, — они считаютъ себя вправѣ противопоставлять насиліе насилію. Неужели г. Суворинъ этого
и въ самомъ дѣлѣ не зналъ? Не можетъ быть. Такъ зачѣмъ же онъ тогда лжетъ? Неужели только затѣмъ, чтобы ослабить еще болѣе впечатлѣніе отъ жалкихъ и заплетающимся перомъ изложенныхъ въ томъ же „маленькомъ письмѣ мыслей о необходимости „кабинета , да такого положенія печати, при которомъ она, „служа обществу, помогла бы и обществу, и правительству въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ, а не отписывалась бы, какъ отписываются въ извѣстныхъ случаяхъ въ канцеляріи? . . .
Петербургскій корреспондентъ „Освобожденія уже сообщалъ, что въ день убійства Плеве всѣ редакторы петербургскихъ газетъ удостоились лицезрѣть г. Звѣрева, отъ котораго и получили приказаніе написать статьи на заданную самою жизнью тему. И вотъ подъяремнымъ газетчикамъ пришлось именно „отписываться, какъ отписываются въ извѣстныхъ случаяхъ канцеляріи.
Цѣпное признаніе, г. Суворинъ, очень цѣнное. Оно до извѣстной степени все же дѣлаетъ понятнымъ ужъ очень неумное содержаніе „отписки за № 517.
Вздумали „отписываться и „Петербургскія Вѣдомости , но тутъ сказалась, видимо, такая растерянность газетчиковъ, что изъ ихъ „отписки получилась, — простите за выраженіе, — одна сплошная галиматья. Мы были всегда невысокаго мнѣнія о талантахъ исконныхъ журналистовъ „Петербургскихъ Вѣдомостей , но всетаки мы никакъ не предполагали, чтобы на страницахъ газеты князя Ухтомскаго можно было встрѣтить слѣдующія, написанныя слогомъ какого-нибудь содержателя ссудной кассы подъ залогъ движимостей (говорятъ, что они пишутъ именно такимъ образомъ) строки:
„Вѣримъ, что Россія потому и считается источникомъ блага и свѣта (да кто же это ее такою считаетъ?!), что лучшіе наши дѣятели, начиная отъ верховныхъ вождей (и до кого — до урядниковъ?), всегда исповѣдовали гуманнѣйшіе принципы къ безчисленнымъ инородно-иновѣрнымъ элементамъ, входящимъ въ составъ нашего государственнаго организма (напр., въ Кишиневѣ. Да?), что всякая нетерпимость, всякое насиліе и церкви и правительству нашему чужды.
Что это — сознательное лицемѣріе высшей марки или такая степень растерянности, которая уже граничитъ съ умопомраченіемъ? Пожалуй, и душа самого Плеве приняла строки „Петербургскихъ Вѣдомостей за иронію, положимъ, высказанную человѣкомъ, писать абсолютно не умѣющимъ, но все же иронію. А, впрочемъ, вѣдь, возложилъ же Валь на гробъ Плеве вѣнокъ съ надписью „лучшему изъ лучшихъ , такъ отчего бы и журнальнымъ Валямъ не писать о кончинѣ Плеве самыхъ безподобныхъ благоглупостей?... Кто же какъ не одинъ изъ такихъ Валей могъ писать и въ „Гражданинѣ такія по поводу убійства Плеве строки: „Для чего же все это они (революціонеры) дѣлаютъ, — спрашиваетъ въ статьѣ „Кто они и что имъ надо? какой-то „Русскій человѣкъ , и отвѣчаетъ на этотъ вопросъ такъ: „только для смуты, для общаго вреда, для общаго непорядка, для общаго смущенія .
Есть же такіе русскіе человѣки, отъ которыхъ, видимо, отлетѣла всякая тѣнь человѣческаго смысла, всякій намекъ на присутствіе чутья жизненной правды. Или и это „отписка ? Но, вѣдь, такой отпиской останется недоволенъ, пожалуй, и самъ г. Звѣревъ.
Перейдемъ къ „Московскимъ Вѣдомостямъ . По своему обыкновенію, газета поспѣшила взять за общую скобку всѣ „подпольные и „надпольные элементы русскаго общества. Изъ разсужденій „Московскихъ Вѣдомостей на эту тему получились очень интересные и, по существу дѣла, совершенно вѣрные — хотя газета, разумѣется, отнюдь не имѣла ихъ въ виду — выводы. Они состоятъ въ томъ, что если „подпольные и „надпольные дѣлаютъ совершенно одно и то же дѣло, стремятся, хотя и различными средствами, но къ одной и той же цѣли — а это, по крайней мѣрѣ, для даннаго момента не можетъ подлежать сомнѣнію, такъ какъ стремленіе къ политической свободѣ, упраздненію самодержавія и созыву учредительнаго собранія является, одинаково, цѣлью всѣхъ революціонныхъ и оппозиціонныхъ элементовъ въ Россіи —, то значитъ и источникъ терроризма лежитъ ни въ чемъ другомъ, какъ именно въ самодержавіи, стоящемъ на пути нормальнаго развитія жизни страны и провоцирующемъ своимъ нестерпимымъ гнетомъ террористическіе акты. Повторяемъ, газета, разумѣется, безконечно далека отъ этихъ выводовъ, но они не становятся отъ этого менѣе вѣрными, ибо логически вытекаютъ изъ даваемыхъ „Моск. Вѣд.“ предпосылокъ. Въ самомъ дѣлѣ, если вѣрно, что „надпольные стремятся не къ тѣмъ или инымъ частичнымъ реформамъ, а къ полному упраздненію самодержавія, — а съ этимъ мы совершенно согласны — и если вѣрно — какъ утверждаютъ „Моск. Вѣд“. —: что „надпольные эти заполонили собою и земства, и университеты, и печать, и частныя общества, и пр., и пр., то, вѣдь, это и обозначаетъ, что мы имѣемъ предъ собою широкое освободительное движеніе, что страна безусловно нуждается въ полномъ обновленіи всего ея бытія животворными