ДНЕВНИКА
случае, если бы Морщихин и Люце были в состоянии создать Большому драматическому театру некое самостоятельное постановочное лицо. На самом же деле эти режиссеры в большой степени противоположны друг другу, и если для Люце характерно тяготение к острому и изощренному сценическому рисунку, то Морщихин, наоборот, делает ставку на актера, на внутреннее раскрытие образа, на создание реалистической атмосферы на сцене.
Что касается Федорова, то о его постановочном лице по Большому драматическому театру судить очень трудно, ибо единственный спектакль, сделанный им, — «Не сдадимся» Семенова, — оказался для театра не характерным. Самый сценический жанр, предложенный Большим драматическим театром в этом спектакле, до сих пор не нашел своего продолжения на его сцене. Трудно поэтому считать приемы, использованные в этом спектакле, характерными для театра в целом.
Не меньшие опасения вызывает и работа театра с драматургами. На афишах Большого драматического мирно сосуществуют Николай Погодин и Алексей Файко, Горький и Семенов. Театр по-настоящему не определил своих драматургических симпатий и продолжает свою политику массовых заготовок репертуара.
Сказала ли обо всем этом критика? Поняла ли она своевременно свой голос по всем насущнейшим вопросам, связанным с производственной жизнью этого театра? Нет! Она регистрировала его отдельные удачи и неудачи и этим считала свое дело выполненным.
Любопытен другой пример. Театр комедии получил в этом сезоне новое художественное руководство. Первой заявкой этого руководства была постановка пьесы Вернейля «Мое преступление». Спектакль получил положительную оценку критики, было сказано немало теплых слов о том, что Комедия отныне решительно перестроилась, что театр находится на верном пути и т. д. и т. п. Второй постановкой, показанной театром в этом сезоне, была пьеса молодого драматурга Симукова «Свадьба». Театр выпустил спектакль беспредметный и мало убедительный. На страницах нашей печати появились даже статьи, в которых этот спектакль был объявлен карикатурой на колхозную деревню. Один из критиков счел необходимым неудачу театра провозгласить его идейным поражением. Думается, что в таких поспешных обобщениях нет никакой нужды. Много существеннее были бы живые попытки помочь театру в определении его репертуарных путей и в поисках своего постановочного стиля. Нужно было объяснить ав
торам спектакля, что неплохой юмор молодого драматурга, наличие в пьесе смешных положений сводятся на-нет отсутствием в пьесе персонажей, типических для социалистической деревни, отсутствием в ней центрального героя, характер и существо которого воплощали бы солнечную жизнерадостность, трудовой героизм и социалистическую устремленность людей колхозной деревни. И драматург и театр оказались в плену мелочных частных задач, и за этими частными задачами они потеряли ту широкую идейную перспективу, которая одинаково обязательна и для театра драмы и для театра комедии.
Со всей силой и резкостью нужно поставить вопрос о творческой принципиальности нашей критики. Акимов оформил «Свадьбу» формально очень интересным и неожиданным приемом. Художник попытался представить советскую деревню в обобщенных зрительных образах. Критика обязана была сказать просто и недвусмысленно, в какой степени оформление Акимова укрепляет реалистические тенденции театра. Когда тот же Акимов в «Моем преступлении» с настоящим блеском и выдумкой показал пример подлинно сатирической живописи в театре, критика его поддержала и не поставила художнику в вину ни нарушение реалистических пропорций, ни выход за пределы декоративного стандарта в нашем театре. Работа Акимова была признана отвечающей самому духу пьесы, раскрывающей и подчеркивающей ее внутренний смысл. В какой степени работа Акимова над «Свадьбой» отвечает тем стилистическим тенденциям, которые театр в этом спектакле утверждает? В какой степени новизна и принципиальная смелость этой работы обогащают живописную культуру советского театра? — Поставила ли эти вопросы наша критика, сумела ли она именно с этих позиций правильно ориентировать художника?
Государственный академический театр драмы показал в этом сезоне «Женитьбу Фигаров постановке молодого режиссера Дудина. Спектакль показал, что способный режиссер еще не созрел настолько, чтобы самостоятельно ставить классиков в одном из крупнейших театров страны. Зато в нашей печати по поводу «Женитьбы Фигаро» было сказано немало снисходительных слов о способностях молодого режиссера, об отдельных удачах спектакля. Но ничего решительно не было сказано о том, что спектакль по самому уровню своей режиссерской мысли оказался вне масштабов театра, в котором поставлен.
Не к лицу нашей критике кислосладкие половинчатые оценки! Вещи должны называться своими именами, только прямое и честное отношение критики к работе театров сможет поднять ее живой практический авторитет, сделать большое дело, которое критике поручено, подлинно действенным и насущным.
случае, если бы Морщихин и Люце были в состоянии создать Большому драматическому театру некое самостоятельное постановочное лицо. На самом же деле эти режиссеры в большой степени противоположны друг другу, и если для Люце характерно тяготение к острому и изощренному сценическому рисунку, то Морщихин, наоборот, делает ставку на актера, на внутреннее раскрытие образа, на создание реалистической атмосферы на сцене.
Что касается Федорова, то о его постановочном лице по Большому драматическому театру судить очень трудно, ибо единственный спектакль, сделанный им, — «Не сдадимся» Семенова, — оказался для театра не характерным. Самый сценический жанр, предложенный Большим драматическим театром в этом спектакле, до сих пор не нашел своего продолжения на его сцене. Трудно поэтому считать приемы, использованные в этом спектакле, характерными для театра в целом.
Не меньшие опасения вызывает и работа театра с драматургами. На афишах Большого драматического мирно сосуществуют Николай Погодин и Алексей Файко, Горький и Семенов. Театр по-настоящему не определил своих драматургических симпатий и продолжает свою политику массовых заготовок репертуара.
Сказала ли обо всем этом критика? Поняла ли она своевременно свой голос по всем насущнейшим вопросам, связанным с производственной жизнью этого театра? Нет! Она регистрировала его отдельные удачи и неудачи и этим считала свое дело выполненным.
Любопытен другой пример. Театр комедии получил в этом сезоне новое художественное руководство. Первой заявкой этого руководства была постановка пьесы Вернейля «Мое преступление». Спектакль получил положительную оценку критики, было сказано немало теплых слов о том, что Комедия отныне решительно перестроилась, что театр находится на верном пути и т. д. и т. п. Второй постановкой, показанной театром в этом сезоне, была пьеса молодого драматурга Симукова «Свадьба». Театр выпустил спектакль беспредметный и мало убедительный. На страницах нашей печати появились даже статьи, в которых этот спектакль был объявлен карикатурой на колхозную деревню. Один из критиков счел необходимым неудачу театра провозгласить его идейным поражением. Думается, что в таких поспешных обобщениях нет никакой нужды. Много существеннее были бы живые попытки помочь театру в определении его репертуарных путей и в поисках своего постановочного стиля. Нужно было объяснить ав
торам спектакля, что неплохой юмор молодого драматурга, наличие в пьесе смешных положений сводятся на-нет отсутствием в пьесе персонажей, типических для социалистической деревни, отсутствием в ней центрального героя, характер и существо которого воплощали бы солнечную жизнерадостность, трудовой героизм и социалистическую устремленность людей колхозной деревни. И драматург и театр оказались в плену мелочных частных задач, и за этими частными задачами они потеряли ту широкую идейную перспективу, которая одинаково обязательна и для театра драмы и для театра комедии.
Со всей силой и резкостью нужно поставить вопрос о творческой принципиальности нашей критики. Акимов оформил «Свадьбу» формально очень интересным и неожиданным приемом. Художник попытался представить советскую деревню в обобщенных зрительных образах. Критика обязана была сказать просто и недвусмысленно, в какой степени оформление Акимова укрепляет реалистические тенденции театра. Когда тот же Акимов в «Моем преступлении» с настоящим блеском и выдумкой показал пример подлинно сатирической живописи в театре, критика его поддержала и не поставила художнику в вину ни нарушение реалистических пропорций, ни выход за пределы декоративного стандарта в нашем театре. Работа Акимова была признана отвечающей самому духу пьесы, раскрывающей и подчеркивающей ее внутренний смысл. В какой степени работа Акимова над «Свадьбой» отвечает тем стилистическим тенденциям, которые театр в этом спектакле утверждает? В какой степени новизна и принципиальная смелость этой работы обогащают живописную культуру советского театра? — Поставила ли эти вопросы наша критика, сумела ли она именно с этих позиций правильно ориентировать художника?
Государственный академический театр драмы показал в этом сезоне «Женитьбу Фигаров постановке молодого режиссера Дудина. Спектакль показал, что способный режиссер еще не созрел настолько, чтобы самостоятельно ставить классиков в одном из крупнейших театров страны. Зато в нашей печати по поводу «Женитьбы Фигаро» было сказано немало снисходительных слов о способностях молодого режиссера, об отдельных удачах спектакля. Но ничего решительно не было сказано о том, что спектакль по самому уровню своей режиссерской мысли оказался вне масштабов театра, в котором поставлен.
Не к лицу нашей критике кислосладкие половинчатые оценки! Вещи должны называться своими именами, только прямое и честное отношение критики к работе театров сможет поднять ее живой практический авторитет, сделать большое дело, которое критике поручено, подлинно действенным и насущным.