лась теперь громче, отчетливѣе и страшнѣе.
Приклонскій сдѣлалъ шагъ впередъ, потомъ попятился и прижался къ стѣнѣ спиной. Онъ ничего не могъ разсмотрѣть впереди въ томъ углу, гдѣ стояло піанино. Одной рукой онъ держалъ за руку жену, прижавшую къ его плечу разгоряченное, мокрое лицо, а другою шарилъ по стѣнѣ, нащупывая выключатель, долго не могъ его найти и еще дольше, не умѣлъ повернуть. Потомъ вдругъ щелкнулъ и зажегъ свѣтъ.
Теперь мурашки побѣжали у него со спины по головѣ.
Прямо впереди блестѣло чернымъ матовымъ отсвѣтомъ піанино. Передъ нимъ стоялъ стулъ на винтовой ножкѣ, но стулъ былъ пустъ. Въ комнатѣ никого не было, не было и у піанино никакихъ механическихъ приспособленій, да и кто могъ бы ихъ завести? Но клавиши явственно прыгали подъ чьими-то руками, наглый, издѣвающійся напѣвъ теперь уже громче, торжествовалъ какуюто гнусную побѣду.
Шатаясь, Приклонскій подошелъ къ
піанино и схватился за край его. Музыка оборвалась на полутактѣ.
Онъ постоялъ, схватившись руками за голову. Теперь онъ не зналъ, гдѣ онъ, что съ нимъ. Онъ боялся, онъ ждалъ чего-то страшнаго, но это ничего было страшнѣе, ужаснѣе всего, что подсказывало воображеніе.
И вдругъ Максимъ Петровичъ услышалъ звукъ поцѣлуя. Онъ обернулся.
Софья Людвиговна стояла съ поднятымъ кверху лицомъ, съ вытянутыми впередъ, хватающими воздухъ, руками. Потомъ Приклонскій почему-то перевелъ ошалѣлый взглядъ въ уголъ, за піанино, туда, гдѣ стояло зеркало, и вскрикнулъ, вскрикнулъ дикимъ, срывающимся голосомъ, безъ словъ и смысла. Въ зеркалѣ онъ увидѣлъ въ профиль жену и передъ ней высокаго, знакомаго по мимолетнымъ встрѣчамъ, человѣка съ длинной, холеной, русой бородой. Прижимая къ себѣ Софью Людвиговну, онъ впился въ ея губы безконечнымъ поцѣлуемъ, а она, дрожа и вытягиваясь, отдавалась этому поцѣлую и прижима
лась къ его странной, однобортной сѣрой тужуркѣ со стоячимъ отложнымъ воротникомъ и, обезсиленная, готова была упасть, если бы ее не поддерживалъ онъ, нагло прижавъ къ ней ногу въ короткомъ сапогѣ.
Не понимая, что дѣлаетъ, Приклонскій схватилъ что-то, что было у него подъ рукой, и бросилъ въ зеркало.
Мѣдное остріе каски мелькнуло въ воздухѣ. Посыпались осколки разбитаго стекла.
Потомъ Максимъ Петровичъ бросился впередъ. Туманъ застлалъ ему глаза. Онъ помнилъ только, что грохнулся вмѣстѣ съ ними на полъ, и что его сильныя, узловатыя руки долго и безумно давили попавшееся въ нихъ чье-то мягкое горло.
Утромъ его нашли въ безпамятствѣ. Софья Людвиговна лежала, раскинувшись, съ темными кровоподтеками на исцарапанной шеѣ.
Зеркало было разбито, и возлѣ него лежала исковерканная кожаная каска съ мѣднымъ одноглавымъ орломъ.
Н. Николаевъ.
ФІАЛКИ.
Первой любви спутницы нѣжныя, Золушки чистыя—робко прекрасныя, Знали вы встрѣчи и рѣчи мятежныя, Очи влюбленныя, трепетно—ясныя...
Звѣзды—вы тайну любви освѣтившія. (Не было ярче весны и побѣднѣе)
Счастья такого—съ весной схоронившаго Сердца изжитаго грезы послѣднія...
Сергѣй Михѣевъ.
Пулеметчики.
Puс. Е. Лансере.
Приклонскій сдѣлалъ шагъ впередъ, потомъ попятился и прижался къ стѣнѣ спиной. Онъ ничего не могъ разсмотрѣть впереди въ томъ углу, гдѣ стояло піанино. Одной рукой онъ держалъ за руку жену, прижавшую къ его плечу разгоряченное, мокрое лицо, а другою шарилъ по стѣнѣ, нащупывая выключатель, долго не могъ его найти и еще дольше, не умѣлъ повернуть. Потомъ вдругъ щелкнулъ и зажегъ свѣтъ.
Теперь мурашки побѣжали у него со спины по головѣ.
Прямо впереди блестѣло чернымъ матовымъ отсвѣтомъ піанино. Передъ нимъ стоялъ стулъ на винтовой ножкѣ, но стулъ былъ пустъ. Въ комнатѣ никого не было, не было и у піанино никакихъ механическихъ приспособленій, да и кто могъ бы ихъ завести? Но клавиши явственно прыгали подъ чьими-то руками, наглый, издѣвающійся напѣвъ теперь уже громче, торжествовалъ какуюто гнусную побѣду.
Шатаясь, Приклонскій подошелъ къ
піанино и схватился за край его. Музыка оборвалась на полутактѣ.
Онъ постоялъ, схватившись руками за голову. Теперь онъ не зналъ, гдѣ онъ, что съ нимъ. Онъ боялся, онъ ждалъ чего-то страшнаго, но это ничего было страшнѣе, ужаснѣе всего, что подсказывало воображеніе.
И вдругъ Максимъ Петровичъ услышалъ звукъ поцѣлуя. Онъ обернулся.
Софья Людвиговна стояла съ поднятымъ кверху лицомъ, съ вытянутыми впередъ, хватающими воздухъ, руками. Потомъ Приклонскій почему-то перевелъ ошалѣлый взглядъ въ уголъ, за піанино, туда, гдѣ стояло зеркало, и вскрикнулъ, вскрикнулъ дикимъ, срывающимся голосомъ, безъ словъ и смысла. Въ зеркалѣ онъ увидѣлъ въ профиль жену и передъ ней высокаго, знакомаго по мимолетнымъ встрѣчамъ, человѣка съ длинной, холеной, русой бородой. Прижимая къ себѣ Софью Людвиговну, онъ впился въ ея губы безконечнымъ поцѣлуемъ, а она, дрожа и вытягиваясь, отдавалась этому поцѣлую и прижима
лась къ его странной, однобортной сѣрой тужуркѣ со стоячимъ отложнымъ воротникомъ и, обезсиленная, готова была упасть, если бы ее не поддерживалъ онъ, нагло прижавъ къ ней ногу въ короткомъ сапогѣ.
Не понимая, что дѣлаетъ, Приклонскій схватилъ что-то, что было у него подъ рукой, и бросилъ въ зеркало.
Мѣдное остріе каски мелькнуло въ воздухѣ. Посыпались осколки разбитаго стекла.
Потомъ Максимъ Петровичъ бросился впередъ. Туманъ застлалъ ему глаза. Онъ помнилъ только, что грохнулся вмѣстѣ съ ними на полъ, и что его сильныя, узловатыя руки долго и безумно давили попавшееся въ нихъ чье-то мягкое горло.
Утромъ его нашли въ безпамятствѣ. Софья Людвиговна лежала, раскинувшись, съ темными кровоподтеками на исцарапанной шеѣ.
Зеркало было разбито, и возлѣ него лежала исковерканная кожаная каска съ мѣднымъ одноглавымъ орломъ.
Н. Николаевъ.
ФІАЛКИ.
Первой любви спутницы нѣжныя, Золушки чистыя—робко прекрасныя, Знали вы встрѣчи и рѣчи мятежныя, Очи влюбленныя, трепетно—ясныя...
Звѣзды—вы тайну любви освѣтившія. (Не было ярче весны и побѣднѣе)
Счастья такого—съ весной схоронившаго Сердца изжитаго грезы послѣднія...
Сергѣй Михѣевъ.
Пулеметчики.
Puс. Е. Лансере.