ТЕОРЕТИЧЕСКІЯ РАБОТЫ ЛЕБЛОНА,
Два первые изъ крупныхъ петроградскихъ мастеровъ, Леблонъ и Шлютеръ, прожили въ Петровскомъ Парадизѣ слишкомъ мало, чтобы успѣть что-нибудь сдѣлать. Значеніе Шлютера, благодаря тому, что онъ работалъ недолго, да и едва ли имѣлъ очень глубокіе архитектурные идеалы, было невелико— наоборотъ Леблонъ не могъ не оказать весьма сильнаго вліянія, если не непосредственно своими постройками, то своимъ руководительствомъ и вліяніемъ на помощниковъ, учениковъ и т. п. Послѣднее сказывалось, конечно, не только въ указаніяхъ и поправкахъ при составленіи проектовъ, но въ значительной степени состояло изъ передачи тѣхъ теорій и стремленій, съ которыми Леблонъ пріѣхалъ изъ Парижа. Эти теоріи, стремленія и размахъ парижскаго зодчества были гораздо болѣе значительны, чѣмъ это обыкновенно представляютъ. Еще и въ настоящее время слишкомъ силенъ гипнозъ литературы для всѣхъ историковъ искусства. Положенія, столь легко формулированныя Виньолой и Палладіо, кажутся чѣмъ то весьма важнымъ, а дѣйствительное художественное совершенство упускается изъ виду, прежде всего, потому, что оно трудно формулируется или передается словами. Каноны красоты являются безусловно вредными, если ими руководствуются
художники, а для теоретиковъ искусства они вредны уже тѣмъ, что въ нихъ съ грѣхомъ пополамъ укладывается искусство ренессанса и античности, все же остальное кажется варварскимъ, между тѣмъ XVII и XVIII вѣка жили столь сильными основами, выработанными во время готической свободы, что на каноны Виньолы и теоріи Палладіо смотрѣли, какъ на приблизительное указаніе совершенства и во всякомъ случаѣ указаніе необязательное. Вѣдь самъ Виньола очень свободно относился къ постройкамъ и скорѣе шелъ не къ античнымъ (или вѣрнѣе ложно античнымъ) идеаламъ, а отъ нихъ къ новому высшему совершенству Бернини и Боррамини, Такъ и во Франціи формы возрожденія чрезвычайно далеки отъ античныхъ и чѣмъ дальше, тѣмъ становились совершеннѣе. Въ XVI в. допускались такія смѣлыя сочетанія, какъ проламываніе карнизовъ и фризовъ наличниками оконъ, рустованные пилястры въ два этажа и т. п. Чѣмъ больше строили, тѣмъ проще и логичнѣе становились формы, тѣмъ въ первый моментъ ближе кажутся онѣ къ классицизму Палладіо или Виньолы. Разница, однако, слишкомъ велика. У французовъ стѣны или гладки, или русты проходятъ, подчиняясь ритму фасада; пилястры всегда имѣютъ значеніе укрѣповъ стѣны, тогда какъ въ
Два первые изъ крупныхъ петроградскихъ мастеровъ, Леблонъ и Шлютеръ, прожили въ Петровскомъ Парадизѣ слишкомъ мало, чтобы успѣть что-нибудь сдѣлать. Значеніе Шлютера, благодаря тому, что онъ работалъ недолго, да и едва ли имѣлъ очень глубокіе архитектурные идеалы, было невелико— наоборотъ Леблонъ не могъ не оказать весьма сильнаго вліянія, если не непосредственно своими постройками, то своимъ руководительствомъ и вліяніемъ на помощниковъ, учениковъ и т. п. Послѣднее сказывалось, конечно, не только въ указаніяхъ и поправкахъ при составленіи проектовъ, но въ значительной степени состояло изъ передачи тѣхъ теорій и стремленій, съ которыми Леблонъ пріѣхалъ изъ Парижа. Эти теоріи, стремленія и размахъ парижскаго зодчества были гораздо болѣе значительны, чѣмъ это обыкновенно представляютъ. Еще и въ настоящее время слишкомъ силенъ гипнозъ литературы для всѣхъ историковъ искусства. Положенія, столь легко формулированныя Виньолой и Палладіо, кажутся чѣмъ то весьма важнымъ, а дѣйствительное художественное совершенство упускается изъ виду, прежде всего, потому, что оно трудно формулируется или передается словами. Каноны красоты являются безусловно вредными, если ими руководствуются
художники, а для теоретиковъ искусства они вредны уже тѣмъ, что въ нихъ съ грѣхомъ пополамъ укладывается искусство ренессанса и античности, все же остальное кажется варварскимъ, между тѣмъ XVII и XVIII вѣка жили столь сильными основами, выработанными во время готической свободы, что на каноны Виньолы и теоріи Палладіо смотрѣли, какъ на приблизительное указаніе совершенства и во всякомъ случаѣ указаніе необязательное. Вѣдь самъ Виньола очень свободно относился къ постройкамъ и скорѣе шелъ не къ античнымъ (или вѣрнѣе ложно античнымъ) идеаламъ, а отъ нихъ къ новому высшему совершенству Бернини и Боррамини, Такъ и во Франціи формы возрожденія чрезвычайно далеки отъ античныхъ и чѣмъ дальше, тѣмъ становились совершеннѣе. Въ XVI в. допускались такія смѣлыя сочетанія, какъ проламываніе карнизовъ и фризовъ наличниками оконъ, рустованные пилястры въ два этажа и т. п. Чѣмъ больше строили, тѣмъ проще и логичнѣе становились формы, тѣмъ въ первый моментъ ближе кажутся онѣ къ классицизму Палладіо или Виньолы. Разница, однако, слишкомъ велика. У французовъ стѣны или гладки, или русты проходятъ, подчиняясь ритму фасада; пилястры всегда имѣютъ значеніе укрѣповъ стѣны, тогда какъ въ