итоги...
Проходитъ постъ, какъ долгій сонъ, Въ которомъ скромно всё и скучно: Концертовъ, лекцій былъ сезонъ И сплылъ вполнѣ благополучно.
Но всё-жъ признаться мы должны, Что въ эти постныя недѣли Намъ были лекторы скучны, А концертанты надоѣли.
Декадентъ.
ВЕРБНЫЯ МЕЛОЧИШКИ.
Вербные воздушные шары похожи на банкирскія конторы: они, вообще, недолговѣчны; но шары переходятъ въ небытіе постепенно, а конторы, чаще, лопаются вдругъ...
Есть люди, пострадавшіе на желѣзнодорожныхъ катастрофахъ, пострадавшіе на пожарахъ, пострадавшіе при обвалахъ домовъ. Но мужья, кромѣ всего этого, бываютъ еще пострадавшими на вербахъ отъ женъ...
Весна — пора, когда просыпается природа и любовь, дремавшія зиму; женщины понимаютъ подъ любовью — любовь къ покупкамъ, и вербный торгъ — это первый ихъ праздникъ...
Черти вообще рѣдко попадаются на глаза; извѣстнаго «чорта въ ступѣ» нельзя, какъ извѣстно, видѣть; и только «чортикъ въ банкѣисключеніе изъ общаго правила и на каждомъ вербномъ торгѣ мозолитъ глаза...
На вербномъ торгѣ можно встрѣтить все, что угодно. И только одного не встрѣтишь ни за какія деньги: это женскаго благоразумія...
Одинъ мудрецъ такъ опредѣлилъ женщину: Женщина до вербнаго торга: это — женщина. Женщина во время вербнаго торга: это — ходячій аппетитъ къ покупкамъ.
Женщина послѣ вербнаго торга: — наглотавшійся покупокъ удавъ.
ПОСѢТИТЕЛЮ КОНЦЕРТОВЪ. Смотри налѣво и направо,
И вверхъ, и внизъ...
Кричи, изъ вѣжливости: „браво! ˮ Но... но не „бисъ! ˮ...
ВЕСНА.
Двѣ старушки примостились въ углу, за самоварчикомъ, а молодая дѣвушка у окна меланхолично смотритъ на улицу.
— И что это съ дочкой? шепчетъ одна изъ собесѣдницъ.
— Хандритъ, ходитъ задумчивая, слова не добьешься, и все вздыхаетъ тяжело...
— Ну, матушка, это ничего, надо прямо сказать: весна...
Небольшой уютный будуаръ, съ низкой мебелью и розовымъ фонаремъ. Цвѣтущая блондинка и тридцатипятилѣтній холостякъ.
— Я васъ люблю, дорогая, шепчетъ онъ ей на ухо. — Боже! какъ вы хороши. Я не знаю высшаго блаженства, какъ отдать жизнь за одинъ мигъ вашей любви...
— Милый! милый! чуть слышно отвѣчаетъ молодая женщина, склонивъ русую головку, — я чувствую сладкій трепетъ... Я не знаю, что со мною...
Ихъ руки встрѣчаются; поцѣлуи и объятія.
— Ахъ, что такое? схватывается блондинка, заслышавъ подозрительный шорохъ.
— Боже! вскакиваетъ кавалеръ.
Портьера раздвигается, и оттуда медленно выползаетъ фигура почтеннаго супруга, хозяина дома.
Молодая женщина, опомнившись, бросается къ мужу.
— Папочка, дорогой, я одна виновата.
Старикъ, медленно, выдержавъ паузу, отвѣчаетъ: — Богъ съ тобой, дитя... И ты не виновата... Это — весна...
ПО ТЕАТРАМЪ И УВЕСЕЛЕНІЯМЪ.
Поспѣшишь — насмѣшишь... Дирекція театра «Парадизъ», чтобы предложить публикѣ «лакомый кусочекъ», назначила оперу ˮCavaleria Rusti сапаˮ съ теноромъ Арамбуро въ роли Турриду. Эта опера очень музыкальная и требуетъ серьезной срепетовки, иначе она смахиваетъ на оперетку и даетъ ложное впечатлѣніе. Мы эту оперу дватри раза слушали съ Мазини и нѣсколько разъ въ Вѣнѣ, Прагѣ и Миланѣ, поэтому совсѣмъ не узнали это граціозное музыкальное произведеніе Масканьи въ театрѣ «Парадизъ». Начиная съ оркестра, солистовъ и кончая хоромъ — всѣ пѣли и играли «по своему». Выходила совсѣмъ новая опера, за которую композитора Масканьи слѣдовало бы сильно побранить... Виновата, конечно, спѣшка постановки и храбрость г-жи Лакруа, погубившей главную роль Сантуццы... Героемъ вечера все-таки былъ Арамбуро, съумѣвшій блеснуть своимъ голосомъ и закулисной пѣсенкой...
Симфоническія собранія заканчиваютъ свой сезонъ съ трескомъ и блескомъ... Программы послѣднихъ собраній очень разнообразны и интересны и «обработанному оркестру» даются нелегкія задачи, которыя имъ разрѣшаются даже съ бисами... Серенада Чайковскаго для струннаго оркестра, въ 11 собраніи, повидимому, примирила публику съ оркестромъ. Вторымъ героемъ вечера былъ молодой композиторъ, г. Аренскій, познакомившій съ отрывкомъ своей новой оперы «Налъ и Дамаянти» при помощи хора и маленькой симпатичной солистки г-жи Эйхенвальдъ. Въ этомъ отрывкѣ, кромѣ поэтическихъ мелодій, были также оркестровые громы и молніи: получился какой то музыкальный винегретъ, но очень вкусный и пикантный. Публика «вкушала» и хвалила... Въ заключеніе угостили публику концертами Шопена, исполненными талантливой г-жей Есиповой. Продолжая такіе вечера, симфоническія собранія могутъ въ скоромъ времени воскресить свое доброе старое время... Въ добрый часъ.
Бывали ли вы на годичныхъ концертахъ московскаго нѣмецкаго общества «Liedertafel? » — Это нѣчто совсѣмъ оригинальное, совсѣмъ, къ сожалѣнію, несвойственное русской натурѣ и привычкамъ. Цѣлый годъ «московскіе нѣмцы» различныхъ профессій и спеціальностей находятъ часы досуга, чтобы посвящать себя музыкѣ и пѣнію. Приглашенъ опытный и талантливый дирижеръ, г. Эмануэль, умѣло направляющій музыкальное развитіе московскихъ нѣмцевъ. Все это дилетанты, или страстные любители, неотказы вающіеся разъ или два въ году угощать своимъ пѣніемъ своихъ женъ, дочерей и знакомыхъ... Устраивается цѣлый праздникъ-концертъ. Зала полна мечтательными женами и поэтическими «Гретхенъ», одѣтыми по праздничному, между которыми мелькаютъ кавалеры-фрачники различнаго возраста и фасона... Все очень чинно, цирлихъ-манирлихъ и довольно... натянуто, чтобы не сказать скучно. На концертной эстрадѣ, въ парадной формѣ «съ яркими значками», хоръ изъ сѣдовласыхъ отцовъ, молодыхъ мужей и совсѣмъ юныхъ кавалеровъ. Исполняется нѣчто очень поэтическое, тягучее, высокомузыкальное и сердце-щипательное. Дамы и фрейлейнъ закатываютъ глазки и глубоко вздыхаютъ. Предѣлъ высшаго блаженства... мелодичный финалъ на рояли Л. Штюрцваге вызываетъ общій восторгъ и громкое одобреніе по адресу концертантовъ. Это большой «семейный концертъ» московскихъ нѣмцевъ, умѣющихъ и на русской почвѣ быть вѣрными своей поэзіи, своей музыкѣ и своимъ привычкамъ. Даже вчужѣ завидно: въ то время, когда коренные москвичи весь свой досугъ убиваютъ «за винтомъ», лишеннымъ всякаго смысла и разбивающимъ нервы, московскіе нѣмцы признаютъ въ себѣ людей, способныхъ на болѣе возвышенныя
развлеченія и «культивируютъ» искусство въ усладу себѣ, своимъ чадамъ и домочадцамъ...
Неприсяжный рецензентъ. ПРОЩАЛЬНЫЙ ЭКСПРОМТЪ АРАМБУРО.
Прощайте! Васъ я долго помнить буду И не забуду милыхъ москвичей:
Я увожу восторговъ вашихъ груду
И груду вашихъ трудовыхъ рублей!...
МАЛЕНЬКАЯ ЭКСКУРСІЯ.
(Отъ нашего безшабашнаго корреспондента).
Пріѣхалъ въ Петербургъ. Только-что съ вокзала, вдругъ какой-то оборванецъ:
— Мосье, перметэ муа келькъ-шозъ. Банкиромъ былъ, актрисъ шампанскимъ поилъ, науку, искусства поощрялъ, танцовщицу держалъ, да не одну, — трехъ разомъ. Все презиралъ, законы, совѣсть, вѣру!!! И вотъ теперь въ этакомъ, можно сказать, кліентскомъ видѣ принужденъ ходить.
Далъ пятачекъ и записалъ въ счетъ потерянныхъ денегъ: «дано банкиру пять копѣекъ».
Гребенкина защищалъ, который невѣсту рѣзалъ. Защитилъ сразу.
— Господа, — говорю, — присяжные засѣдатели! Да, вѣдь, эта невѣста все-таки за него замужъ выходитъ. Неужели ему мало этого наказанія???
Присяжные въ слезы.
Не только оправдали, но даже 15 рублей денегъ собрали, въ виду сожалѣнія къ судьбѣ обвиняемаго. Поцѣловалъ присяжныхъ и дернулъ въ Парижъ
Золяшу Эмилія посѣтилъ. «Разгромъ» пишетъ. — Какъ дѣла?
— Жалѣю, что у меня такого таланта нѣтъ, какъ у г. Ясинскаго.
— Какого таланта?
— Да вотъ — лѣвой рукой писать. Поцѣлуй его отъ меня. Мачтету Гришѣ кланяйся. А теперь, братъ, некогда. Нѣмцевъ лупить надо. И застрочилъ.
Пошелъ домой.
— Батюшки! Дома нѣтъ! Гдѣ мой домъ? — Извините, динамитомъ взорвали. Отправился въ участокъ. — Гдѣ участокъ?
— Извините, динамитомъ взорвали.
Тутъ меня самого взорвало и я удралъ въ Берлинъ прямо къ Каприви.
— Слышалъ, — говорю, — что въ Парижѣ-то дѣлается?
— А, ну ихъ! — говоритъ, — у меня самого дѣла похуже, чѣмъ въ Парижѣ. Вѣришь-ли, самъ словно на бочкѣ съ динамитомъ сигару курю.
— Что такое!
— Житья нѣтъ. Ни одна каналья не слушается. Прямо, словно, на смѣхъ! Бисмарку цѣлыя оваціи устраиваютъ, корзины съ цвѣтами подносятъ, — а мнѣ ну хоть бы одинъ букетъ подали! Рѣшительно никакимъ успѣхомъ не пользуюсь. На первое амплуа приглашали, а заставляютъ безсловесныя роли играть.
— Что-жь ты?
— Ходилъ разсчетъ просить. Не дали, только на слабую порцію перевели. — Какъ такъ?
— Должность министра-президента отняли. И жалованье на половину убавили. Впрочемъ, обѣщали бенефисъ дать. «Мы», — говорятъ, — «вамъ овацію устроимъ и серебряный портсигаръ поднесемъ». Дожидайся! А какъ-же я до тѣхъ поръ на половинное жалованье буду жить?
Пожалѣлъ его и съ удовольствіемъ отправился въ обратный путь. До скораго свиданья!
Wlas.
Проходитъ постъ, какъ долгій сонъ, Въ которомъ скромно всё и скучно: Концертовъ, лекцій былъ сезонъ И сплылъ вполнѣ благополучно.
Но всё-жъ признаться мы должны, Что въ эти постныя недѣли Намъ были лекторы скучны, А концертанты надоѣли.
Декадентъ.
ВЕРБНЫЯ МЕЛОЧИШКИ.
Вербные воздушные шары похожи на банкирскія конторы: они, вообще, недолговѣчны; но шары переходятъ въ небытіе постепенно, а конторы, чаще, лопаются вдругъ...
Есть люди, пострадавшіе на желѣзнодорожныхъ катастрофахъ, пострадавшіе на пожарахъ, пострадавшіе при обвалахъ домовъ. Но мужья, кромѣ всего этого, бываютъ еще пострадавшими на вербахъ отъ женъ...
Весна — пора, когда просыпается природа и любовь, дремавшія зиму; женщины понимаютъ подъ любовью — любовь къ покупкамъ, и вербный торгъ — это первый ихъ праздникъ...
Черти вообще рѣдко попадаются на глаза; извѣстнаго «чорта въ ступѣ» нельзя, какъ извѣстно, видѣть; и только «чортикъ въ банкѣисключеніе изъ общаго правила и на каждомъ вербномъ торгѣ мозолитъ глаза...
На вербномъ торгѣ можно встрѣтить все, что угодно. И только одного не встрѣтишь ни за какія деньги: это женскаго благоразумія...
Одинъ мудрецъ такъ опредѣлилъ женщину: Женщина до вербнаго торга: это — женщина. Женщина во время вербнаго торга: это — ходячій аппетитъ къ покупкамъ.
Женщина послѣ вербнаго торга: — наглотавшійся покупокъ удавъ.
ПОСѢТИТЕЛЮ КОНЦЕРТОВЪ. Смотри налѣво и направо,
И вверхъ, и внизъ...
Кричи, изъ вѣжливости: „браво! ˮ Но... но не „бисъ! ˮ...
ВЕСНА.
Двѣ старушки примостились въ углу, за самоварчикомъ, а молодая дѣвушка у окна меланхолично смотритъ на улицу.
— И что это съ дочкой? шепчетъ одна изъ собесѣдницъ.
— Хандритъ, ходитъ задумчивая, слова не добьешься, и все вздыхаетъ тяжело...
— Ну, матушка, это ничего, надо прямо сказать: весна...
Небольшой уютный будуаръ, съ низкой мебелью и розовымъ фонаремъ. Цвѣтущая блондинка и тридцатипятилѣтній холостякъ.
— Я васъ люблю, дорогая, шепчетъ онъ ей на ухо. — Боже! какъ вы хороши. Я не знаю высшаго блаженства, какъ отдать жизнь за одинъ мигъ вашей любви...
— Милый! милый! чуть слышно отвѣчаетъ молодая женщина, склонивъ русую головку, — я чувствую сладкій трепетъ... Я не знаю, что со мною...
Ихъ руки встрѣчаются; поцѣлуи и объятія.
— Ахъ, что такое? схватывается блондинка, заслышавъ подозрительный шорохъ.
— Боже! вскакиваетъ кавалеръ.
Портьера раздвигается, и оттуда медленно выползаетъ фигура почтеннаго супруга, хозяина дома.
Молодая женщина, опомнившись, бросается къ мужу.
— Папочка, дорогой, я одна виновата.
Старикъ, медленно, выдержавъ паузу, отвѣчаетъ: — Богъ съ тобой, дитя... И ты не виновата... Это — весна...
ПО ТЕАТРАМЪ И УВЕСЕЛЕНІЯМЪ.
Поспѣшишь — насмѣшишь... Дирекція театра «Парадизъ», чтобы предложить публикѣ «лакомый кусочекъ», назначила оперу ˮCavaleria Rusti сапаˮ съ теноромъ Арамбуро въ роли Турриду. Эта опера очень музыкальная и требуетъ серьезной срепетовки, иначе она смахиваетъ на оперетку и даетъ ложное впечатлѣніе. Мы эту оперу дватри раза слушали съ Мазини и нѣсколько разъ въ Вѣнѣ, Прагѣ и Миланѣ, поэтому совсѣмъ не узнали это граціозное музыкальное произведеніе Масканьи въ театрѣ «Парадизъ». Начиная съ оркестра, солистовъ и кончая хоромъ — всѣ пѣли и играли «по своему». Выходила совсѣмъ новая опера, за которую композитора Масканьи слѣдовало бы сильно побранить... Виновата, конечно, спѣшка постановки и храбрость г-жи Лакруа, погубившей главную роль Сантуццы... Героемъ вечера все-таки былъ Арамбуро, съумѣвшій блеснуть своимъ голосомъ и закулисной пѣсенкой...
Симфоническія собранія заканчиваютъ свой сезонъ съ трескомъ и блескомъ... Программы послѣднихъ собраній очень разнообразны и интересны и «обработанному оркестру» даются нелегкія задачи, которыя имъ разрѣшаются даже съ бисами... Серенада Чайковскаго для струннаго оркестра, въ 11 собраніи, повидимому, примирила публику съ оркестромъ. Вторымъ героемъ вечера былъ молодой композиторъ, г. Аренскій, познакомившій съ отрывкомъ своей новой оперы «Налъ и Дамаянти» при помощи хора и маленькой симпатичной солистки г-жи Эйхенвальдъ. Въ этомъ отрывкѣ, кромѣ поэтическихъ мелодій, были также оркестровые громы и молніи: получился какой то музыкальный винегретъ, но очень вкусный и пикантный. Публика «вкушала» и хвалила... Въ заключеніе угостили публику концертами Шопена, исполненными талантливой г-жей Есиповой. Продолжая такіе вечера, симфоническія собранія могутъ въ скоромъ времени воскресить свое доброе старое время... Въ добрый часъ.
Бывали ли вы на годичныхъ концертахъ московскаго нѣмецкаго общества «Liedertafel? » — Это нѣчто совсѣмъ оригинальное, совсѣмъ, къ сожалѣнію, несвойственное русской натурѣ и привычкамъ. Цѣлый годъ «московскіе нѣмцы» различныхъ профессій и спеціальностей находятъ часы досуга, чтобы посвящать себя музыкѣ и пѣнію. Приглашенъ опытный и талантливый дирижеръ, г. Эмануэль, умѣло направляющій музыкальное развитіе московскихъ нѣмцевъ. Все это дилетанты, или страстные любители, неотказы вающіеся разъ или два въ году угощать своимъ пѣніемъ своихъ женъ, дочерей и знакомыхъ... Устраивается цѣлый праздникъ-концертъ. Зала полна мечтательными женами и поэтическими «Гретхенъ», одѣтыми по праздничному, между которыми мелькаютъ кавалеры-фрачники различнаго возраста и фасона... Все очень чинно, цирлихъ-манирлихъ и довольно... натянуто, чтобы не сказать скучно. На концертной эстрадѣ, въ парадной формѣ «съ яркими значками», хоръ изъ сѣдовласыхъ отцовъ, молодыхъ мужей и совсѣмъ юныхъ кавалеровъ. Исполняется нѣчто очень поэтическое, тягучее, высокомузыкальное и сердце-щипательное. Дамы и фрейлейнъ закатываютъ глазки и глубоко вздыхаютъ. Предѣлъ высшаго блаженства... мелодичный финалъ на рояли Л. Штюрцваге вызываетъ общій восторгъ и громкое одобреніе по адресу концертантовъ. Это большой «семейный концертъ» московскихъ нѣмцевъ, умѣющихъ и на русской почвѣ быть вѣрными своей поэзіи, своей музыкѣ и своимъ привычкамъ. Даже вчужѣ завидно: въ то время, когда коренные москвичи весь свой досугъ убиваютъ «за винтомъ», лишеннымъ всякаго смысла и разбивающимъ нервы, московскіе нѣмцы признаютъ въ себѣ людей, способныхъ на болѣе возвышенныя
развлеченія и «культивируютъ» искусство въ усладу себѣ, своимъ чадамъ и домочадцамъ...
Неприсяжный рецензентъ. ПРОЩАЛЬНЫЙ ЭКСПРОМТЪ АРАМБУРО.
Прощайте! Васъ я долго помнить буду И не забуду милыхъ москвичей:
Я увожу восторговъ вашихъ груду
И груду вашихъ трудовыхъ рублей!...
МАЛЕНЬКАЯ ЭКСКУРСІЯ.
(Отъ нашего безшабашнаго корреспондента).
Пріѣхалъ въ Петербургъ. Только-что съ вокзала, вдругъ какой-то оборванецъ:
— Мосье, перметэ муа келькъ-шозъ. Банкиромъ былъ, актрисъ шампанскимъ поилъ, науку, искусства поощрялъ, танцовщицу держалъ, да не одну, — трехъ разомъ. Все презиралъ, законы, совѣсть, вѣру!!! И вотъ теперь въ этакомъ, можно сказать, кліентскомъ видѣ принужденъ ходить.
Далъ пятачекъ и записалъ въ счетъ потерянныхъ денегъ: «дано банкиру пять копѣекъ».
Гребенкина защищалъ, который невѣсту рѣзалъ. Защитилъ сразу.
— Господа, — говорю, — присяжные засѣдатели! Да, вѣдь, эта невѣста все-таки за него замужъ выходитъ. Неужели ему мало этого наказанія???
Присяжные въ слезы.
Не только оправдали, но даже 15 рублей денегъ собрали, въ виду сожалѣнія къ судьбѣ обвиняемаго. Поцѣловалъ присяжныхъ и дернулъ въ Парижъ
Золяшу Эмилія посѣтилъ. «Разгромъ» пишетъ. — Какъ дѣла?
— Жалѣю, что у меня такого таланта нѣтъ, какъ у г. Ясинскаго.
— Какого таланта?
— Да вотъ — лѣвой рукой писать. Поцѣлуй его отъ меня. Мачтету Гришѣ кланяйся. А теперь, братъ, некогда. Нѣмцевъ лупить надо. И застрочилъ.
Пошелъ домой.
— Батюшки! Дома нѣтъ! Гдѣ мой домъ? — Извините, динамитомъ взорвали. Отправился въ участокъ. — Гдѣ участокъ?
— Извините, динамитомъ взорвали.
Тутъ меня самого взорвало и я удралъ въ Берлинъ прямо къ Каприви.
— Слышалъ, — говорю, — что въ Парижѣ-то дѣлается?
— А, ну ихъ! — говоритъ, — у меня самого дѣла похуже, чѣмъ въ Парижѣ. Вѣришь-ли, самъ словно на бочкѣ съ динамитомъ сигару курю.
— Что такое!
— Житья нѣтъ. Ни одна каналья не слушается. Прямо, словно, на смѣхъ! Бисмарку цѣлыя оваціи устраиваютъ, корзины съ цвѣтами подносятъ, — а мнѣ ну хоть бы одинъ букетъ подали! Рѣшительно никакимъ успѣхомъ не пользуюсь. На первое амплуа приглашали, а заставляютъ безсловесныя роли играть.
— Что-жь ты?
— Ходилъ разсчетъ просить. Не дали, только на слабую порцію перевели. — Какъ такъ?
— Должность министра-президента отняли. И жалованье на половину убавили. Впрочемъ, обѣщали бенефисъ дать. «Мы», — говорятъ, — «вамъ овацію устроимъ и серебряный портсигаръ поднесемъ». Дожидайся! А какъ-же я до тѣхъ поръ на половинное жалованье буду жить?
Пожалѣлъ его и съ удовольствіемъ отправился въ обратный путь. До скораго свиданья!
Wlas.