Да, я была дурой — и повѣрила, что меня вылѣчитъ отъ порока сердца этотъ сухой рецептмейстеръ съ изношенной душой въ новомъ костюмѣ!!
А онъ теперь, можетъ быть, справляетъ классическій шабашъ гдѣ нибудь за городомъ и варитъ «съ вѣдьмами» жженку или играетъ въ винтъ въ докторскомъ клубѣ...
Напечатайте, г. редакторъ, жалобу бѣдной женщины, похороненной судьбой въ «семейной тюрьмѣ». «Руки у меня связаны» цѣпями Гименея, и я не могу даже вырвать ему «публично» его рыжую бороду и снять съ него фальшивый докторскій парикъ.
Маргарита.
Господинъ Редакторъ!
Ругать, поди, докторовъ будешь? Вотъ, ужъ, это напрасно. Лучше докторовъ, по моему, и людей на свѣтѣ нѣту. Я, вотъ, тебѣ про себя скажу: до сорока пяти лѣтъ дожила, а смерти до смерти боюсь. Захвораешь иной разъ, свалишься, ну, думаешь: смерть! А докторъ пріѣдетъ и сичасъ тебя ободритъ. Пропишетъ микстуру, глядишь, хворь какъ рукой и сниметъ. Хвалить ихъ надо, а не ругать. Конечно, бываютъ и такіе доктора, что живымъ манеромъ тебя на тотъ свѣтъ отправятъ, а ты такого не бери, бери настоящаго Доктора тоже разные бываютъ. Который настоящій то, такъ тотъ тебя цѣлый часъ промучаетъ: и стучитъ, и слушаетъ, и каждую въ тебѣ косточку разберетъ, а другой — посмотритъ на тебя издали и сичасъ за рецептъ ухватится. Ну, ужъ отъ этого пользы настоящей не жди: либо уморитъ, либо болѣзнь еще дальше въ нутро вгонитъ. Нашъ домъ сичасъ три доктора пользуютъ: нутряной Палъ Палычъ, дѣтскій Андрей Андреичъ и по женской части Семенъ Иванычъ. Нутренымъ я, признаться, не оченно довольна: въ пищіи и питіѣ сокращаетъ. Чѣмъ не захворай, у него одинъ сужетъ: «объѣлись», говоритъ, «на діету садитесь»!.. Не люблю я его за это. Чѣмъ-бы микстуру хорошенькую прописать, а онъ, сичасъ, голодомъ морить. Такъ, ужъ, больше по привычкѣ его приглашаешь. Дѣтскій, вотъ, хорошъ: и съ дѣтьми обходителенъ и съ нами простъ. Про Семена Иваныча и говорить нечего: докторъ на рѣдкость. Чѣмъ ты не захворай, онъ первымъ долгомъ у тебя сердце выслушаетъ. Намедни у меня мозоль разболѣлась, такъ онъ какъ пріѣхалъ, сичасъ за сердце ухватился. Сурьезный докторъ! Никакую болѣзнь не упуститъ. А главное, чѣмъ хорошъ: какой ты пустяковиной не захворай, прилетитъ и цѣлый часъ возлѣ тебя сидитъ. Сидитъ и разные анекдоты смѣшные... ну, какъ такого доктора не обожать?.. Мой Сидоръ Григорьичъ докторовъ не уважаетъ и постоянный мнѣ черезъ нихъ выговоръ: что ты, говоритъ, съ эстими съ Примочкиными безперечь хороводишься? Дня того въ году нѣту, чтобы безъ доктора обошлось!.. Они у насъ замѣсто нахлѣбниковъ завсегда!.. Господи! Да какъ же не хороводиться, коли я смерти ежечасно пужаюсь? Нонче смерть-то, вонъ, безъ стыда, безъ совѣсти гуляетъ: то инфлюенціей пройдется, то тифомъ... Намедни у меня вдругъ голова разболѣлась... болитъ и болитъ... я ее и ладеколономъ-то, и нашатырнымъ спиртомъ — болитъ!.. Отецъ, говорю, какъ ты тамъ хочешь, а я за Семенъ Иванычемъ пошлю. Да, хоть, за Чортомъ Иванычемъ, говоритъ, только отъ меня отстань! Извѣстно, это глупость съ его стороны, невѣжество къ медицинѣ... послала... а Семенъ то Иванычъ, какъ пріѣхалъ, такъ и говоритъ: хорошо, говоритъ, сдѣлали, что за мной прислали, вѣдь, у васъ сурьезная болѣзнь начиналась! Вотъ и не пошли послѣ этого за докторомъ: живо помрешь. И не думаешь, а по мрешь. Мужу что: схоронитъ тебя да и пойдетъ по «Стрѣльнамъ» да по «Ярамъ» по тебѣ поминки съ пѣвицами справлять, а ты лежи въ землѣ да гляди на эту музыку... «дура, молъ, ты, дура... бить-бы тебя, дуру, за это надо!.. »
Похвали, милый, Семенъ Иваныча-то, ужь оченно онъ по нашей, по женской, части хорошъ.
Племянницу, сичасъ, родную я тоже за доктора замужъ выдала. Не нахвалится. «Не жизнь, гово
ритъ, тетенька, а масляница: кажный день хвораю!.. » Да чего жъ ей не хворать то, спрашивается: мужъ завсегда подъ бокомъ и аптека черезъ домъ. Хворай, да лѣчись для скуки... и мужу практика и тебѣ развлеченье...
Ужли, опосля этого, ругать докторовъ станешь?.. Даже безсовѣстно, по моему.
Съ почтеніемъ московская купчиха
Аграфена В.
ОТЪ АРТИСТКИ МАРЬИ АМУРОВНЫ ФЛЕРЪ
д‘ОРАНЖЕВОЙ.
Вы спрашиваете моего мнѣнія о докторахъ и адвокатахъ. Съ послѣдними я не знаюсь, а что касается первыхъ... скажу вамъ откровенно, по секрету, — только, пожалуйста, не говорите моему антрепренеру! — вѣдь, я никогда не бываю больна и здорова, какъ лошадь, хоть это сравненіе ко мнѣ и не идетъ: я такъ изящна и граціозна! Слѣдовательно, настоящіе доктора мнѣ никогда не нужны. За то я въ большой дружбѣ съ докторами театральными. Это совсѣмъ особенные доктора. Если бы мнѣ не жаль ихъ было обидѣть — они, но большей части, такіе милые люди! — я назвала бы ихъ докторами бутафорскими, какъ бываютъ бутафорскіе ордена. Когда мерзавецъ-антрепренеръ отдаетъ мою роль дру
гой артисткѣ, заставляетъ меня самоё играть какую нибудь гадость да еще — чего Боже сохрани! — въ утреннемъ спектаклѣ, я ложусь въ постель и посылаю за нашимъ милымъ Иваномъ Ивановичемъ: это бутафорскій докторъ нашего театра. Онъ влетаетъ въ мою спальню — веселый, румяный, раздушенный, напѣвая мотивчикъ изъ „Бельмана“... Онъ знаетъ, что если кто боленъ серьезно, такъ его не позовутъ: вѣдь, единственный идіотъ, который въ него вѣритъ, это нашъ антрепренеръ! — и не церемонится:
— Bonjour! Bonjour, прелестная! Вашу ручку! Ну-съ, что съ вами?.. «Я Б-б-бельманъ!.. »
— Видите: лежу... больна... лихорадка...
— Лихор... А какъ вамъ нравится Вѣрина въ „Цыганскихъ пѣсняхъ “?
— Какая тамъ Вѣрина! я совсѣмъ больна... вы мнѣ свидѣтельство дайте, что я играть не могу.
— Лихорадка... да!.. „Но-о, если скрипка громко гудитъ“... Хотите порошочки?
— Порошочки порошочками, а свидѣтельство свидѣтельствомъ.
— А ручку дадите поцѣловать? — На те!
— Ручка-то! Ручка-то! Сахаръ! (у меня, дѣйствительно, очень красивая ручка: это мнѣ въ свое время говорили сто семьдесятъ четыре гусара, шестьсотъ улановъ, а про другіе виды оружія и о штатской мелюзгѣ и говорить не стоитъ! )... За этакую ручку...
— Можно и написать свидѣтельство!
— Можно! — соглашается онъ и пишетъ: „симъ удостовѣряю, что артистка Флеръ д’Оранжева, будучи одержима злокачественной лихорадкой (Febris Otvilalis), впредь до избавленія отъ оной лихорадки, участвовать въ спектакляхъ N—го
театра не можетъ безъ послѣдствій, вредныхъ для общаго физическаго состоянія артистки Флеръд’Оранжевойˮ.
Затѣмъ онъ искусно получаетъ изъ руки въ руку синенькую, еще разъ цѣлуетъ ручку и исчезаетъ, напѣвая:
„Быстро ногами засѣмени-и-итъˮ...
А я лежу въ постели со свидѣтельствомъ подъ подушкой и жду антрепренера. Приходи теперь, старый хрычъ! Я тебѣ покажу, какъ передавать мои роли Гименеевой... Цѣлую недѣлю не стану выходить на сцену на законномъ основаніи: у меня свидѣтельство! Душка — докторъ! милка — докторъ! прелесть — докторъ! нѣтъ ничего па свѣтѣ лучше нашихъ бутафорскихъ докторовъ!
II. ОБЪ АДВОКАТАХЪ.
Адвокатъ нашихъ дней очень
милъ несомнѣнно,
Я хвалить адвоката готовъ не
измѣнно;
Только жить такъ старайся, чи татель, мои другъ,
Чтобы вѣкъ безъ его обходиться
услугъ... А. отъ мужчинъ.
ПИСЬМО «ПОПАДАВШАГО».
Вы, журналъ «Будильникъ», спрашиваете, нельзя-ли написать чего-нибудь объ адвокатахъ?
Съ большимъ удовольствіемъ: я не разъ «попадалъ» на адвокатскій зубокъ и знаю эту крючковатую братію вдоль и поперекъ.
Первый вопросъ: какіе бываютъ адвокаты?
Отвѣтъ: мало порядочныхъ, больше алчныхъ. Второй вопросъ: возможно-ли въ окружномъ судѣ обойтись безъ адвоката?
Отвѣтъ: возможно. Только вся суть въ томъ, что у противной стороны есть свой адвокатъ, и волей неволей прійдется нанять своего, чтобы, по пословицѣ: клинъ вышибать клиномъ, адвоката бить адвокатомъ.
NB. Впрочемъ, болѣе другихъ, все таки, будетъ битъ вашъ несчастный карманъ.
Травленный волкъ. Милостивый Государь,
Господинъ Редакторъ!
На счетъ докторовъ я, признаться сказать, вамъ своего мнѣнія высказать не могу, потому я въ ихнюю пауку не вѣрю. У нихъ наука одна: пріѣхать къ больному и взять съ него за то, что онъ захворалъ, пять цѣлковыхъ, а у меня своя наука: какъ мало-мальски простудился, сичасъ первымъ дѣломъ въ баню пропотѣть, а потомъ, на сонъ грядущій, цѣлый самоваръ съ ямайскимъ ромомъ усидѣть. Не знаю, какъ другимъ, а мнѣ моя наука всегда помогала, такъ что по этому случаю я совсѣмъ и съ докторами не знакомъ. Жена, вонъ, къ докторамъ слабость чувствуетъ, а во мнѣ этой слабости нѣтъ. Вотъ на счетъ адвоката — это дѣло десятое. Безъ адвоката нашему брату — все одно, что безъ аршина. Да, я такъ думаю, что, не будь на свѣтѣ купца, и адвоката не было-бы. Главный ихъ хлѣбъ кто? Купецъ. Безъ купца-бы адвокатъ завсегда пензенскимъ голодающимъ мотался. А почему? Потому, что, во-первыхъ, у купца и деньги настоящія есть, и дѣла безперечь: нонче гражданское, завтрашняго числа уголовное. Адвокатъ и кормится. Прилипнетъ къ купцу и деретъ съ него дивидендъ до скончанія купеческаго живота. А купцу безъ кляузныхъ дѣлъ прожить никакимъ манеромъ невозможно: коммерческое дѣло того требуетъ. Продалъ ты товаръ въ кредитъ, а кредиторъ, глядишь, платить и соскучился. Гдѣ тебѣ самому по разнымъ тамъ судамъ да сенатамъ канитель тянуть, слава тебѣ Господи, и безъ эвтого дѣла полонъ ротъ, ну, и передаешь взысканіе адвокату. Хлопочи, юстиція!.. Тоже вотъ и на счетъ уголовщины они намъ частенько требуются... развеселишься иной разъ по случаю какого нибудь торжества, а тамъ, глядишь, послѣ и пойдутъ со стороны мирового судьи придирки: тому зубъ вышибъ, другому пятое ребро подъ седьмое загналъ... конечно, это все отъ нашей неаккуратности происходитъ: при свидѣтеляхъ веселишься... а мировому это и на руку: садитесь, говоритъ этакъ вѣжливо, въ Титы, будьте любезны!.. Ну, и берешь изъ за этой вѣжливости уголовнаго адвоката. Обѣляй, юстиція!..
А онъ теперь, можетъ быть, справляетъ классическій шабашъ гдѣ нибудь за городомъ и варитъ «съ вѣдьмами» жженку или играетъ въ винтъ въ докторскомъ клубѣ...
Напечатайте, г. редакторъ, жалобу бѣдной женщины, похороненной судьбой въ «семейной тюрьмѣ». «Руки у меня связаны» цѣпями Гименея, и я не могу даже вырвать ему «публично» его рыжую бороду и снять съ него фальшивый докторскій парикъ.
Маргарита.
Господинъ Редакторъ!
Ругать, поди, докторовъ будешь? Вотъ, ужъ, это напрасно. Лучше докторовъ, по моему, и людей на свѣтѣ нѣту. Я, вотъ, тебѣ про себя скажу: до сорока пяти лѣтъ дожила, а смерти до смерти боюсь. Захвораешь иной разъ, свалишься, ну, думаешь: смерть! А докторъ пріѣдетъ и сичасъ тебя ободритъ. Пропишетъ микстуру, глядишь, хворь какъ рукой и сниметъ. Хвалить ихъ надо, а не ругать. Конечно, бываютъ и такіе доктора, что живымъ манеромъ тебя на тотъ свѣтъ отправятъ, а ты такого не бери, бери настоящаго Доктора тоже разные бываютъ. Который настоящій то, такъ тотъ тебя цѣлый часъ промучаетъ: и стучитъ, и слушаетъ, и каждую въ тебѣ косточку разберетъ, а другой — посмотритъ на тебя издали и сичасъ за рецептъ ухватится. Ну, ужъ отъ этого пользы настоящей не жди: либо уморитъ, либо болѣзнь еще дальше въ нутро вгонитъ. Нашъ домъ сичасъ три доктора пользуютъ: нутряной Палъ Палычъ, дѣтскій Андрей Андреичъ и по женской части Семенъ Иванычъ. Нутренымъ я, признаться, не оченно довольна: въ пищіи и питіѣ сокращаетъ. Чѣмъ не захворай, у него одинъ сужетъ: «объѣлись», говоритъ, «на діету садитесь»!.. Не люблю я его за это. Чѣмъ-бы микстуру хорошенькую прописать, а онъ, сичасъ, голодомъ морить. Такъ, ужъ, больше по привычкѣ его приглашаешь. Дѣтскій, вотъ, хорошъ: и съ дѣтьми обходителенъ и съ нами простъ. Про Семена Иваныча и говорить нечего: докторъ на рѣдкость. Чѣмъ ты не захворай, онъ первымъ долгомъ у тебя сердце выслушаетъ. Намедни у меня мозоль разболѣлась, такъ онъ какъ пріѣхалъ, сичасъ за сердце ухватился. Сурьезный докторъ! Никакую болѣзнь не упуститъ. А главное, чѣмъ хорошъ: какой ты пустяковиной не захворай, прилетитъ и цѣлый часъ возлѣ тебя сидитъ. Сидитъ и разные анекдоты смѣшные... ну, какъ такого доктора не обожать?.. Мой Сидоръ Григорьичъ докторовъ не уважаетъ и постоянный мнѣ черезъ нихъ выговоръ: что ты, говоритъ, съ эстими съ Примочкиными безперечь хороводишься? Дня того въ году нѣту, чтобы безъ доктора обошлось!.. Они у насъ замѣсто нахлѣбниковъ завсегда!.. Господи! Да какъ же не хороводиться, коли я смерти ежечасно пужаюсь? Нонче смерть-то, вонъ, безъ стыда, безъ совѣсти гуляетъ: то инфлюенціей пройдется, то тифомъ... Намедни у меня вдругъ голова разболѣлась... болитъ и болитъ... я ее и ладеколономъ-то, и нашатырнымъ спиртомъ — болитъ!.. Отецъ, говорю, какъ ты тамъ хочешь, а я за Семенъ Иванычемъ пошлю. Да, хоть, за Чортомъ Иванычемъ, говоритъ, только отъ меня отстань! Извѣстно, это глупость съ его стороны, невѣжество къ медицинѣ... послала... а Семенъ то Иванычъ, какъ пріѣхалъ, такъ и говоритъ: хорошо, говоритъ, сдѣлали, что за мной прислали, вѣдь, у васъ сурьезная болѣзнь начиналась! Вотъ и не пошли послѣ этого за докторомъ: живо помрешь. И не думаешь, а по мрешь. Мужу что: схоронитъ тебя да и пойдетъ по «Стрѣльнамъ» да по «Ярамъ» по тебѣ поминки съ пѣвицами справлять, а ты лежи въ землѣ да гляди на эту музыку... «дура, молъ, ты, дура... бить-бы тебя, дуру, за это надо!.. »
Похвали, милый, Семенъ Иваныча-то, ужь оченно онъ по нашей, по женской, части хорошъ.
Племянницу, сичасъ, родную я тоже за доктора замужъ выдала. Не нахвалится. «Не жизнь, гово
ритъ, тетенька, а масляница: кажный день хвораю!.. » Да чего жъ ей не хворать то, спрашивается: мужъ завсегда подъ бокомъ и аптека черезъ домъ. Хворай, да лѣчись для скуки... и мужу практика и тебѣ развлеченье...
Ужли, опосля этого, ругать докторовъ станешь?.. Даже безсовѣстно, по моему.
Съ почтеніемъ московская купчиха
Аграфена В.
ОТЪ АРТИСТКИ МАРЬИ АМУРОВНЫ ФЛЕРЪ
д‘ОРАНЖЕВОЙ.
Вы спрашиваете моего мнѣнія о докторахъ и адвокатахъ. Съ послѣдними я не знаюсь, а что касается первыхъ... скажу вамъ откровенно, по секрету, — только, пожалуйста, не говорите моему антрепренеру! — вѣдь, я никогда не бываю больна и здорова, какъ лошадь, хоть это сравненіе ко мнѣ и не идетъ: я такъ изящна и граціозна! Слѣдовательно, настоящіе доктора мнѣ никогда не нужны. За то я въ большой дружбѣ съ докторами театральными. Это совсѣмъ особенные доктора. Если бы мнѣ не жаль ихъ было обидѣть — они, но большей части, такіе милые люди! — я назвала бы ихъ докторами бутафорскими, какъ бываютъ бутафорскіе ордена. Когда мерзавецъ-антрепренеръ отдаетъ мою роль дру
гой артисткѣ, заставляетъ меня самоё играть какую нибудь гадость да еще — чего Боже сохрани! — въ утреннемъ спектаклѣ, я ложусь въ постель и посылаю за нашимъ милымъ Иваномъ Ивановичемъ: это бутафорскій докторъ нашего театра. Онъ влетаетъ въ мою спальню — веселый, румяный, раздушенный, напѣвая мотивчикъ изъ „Бельмана“... Онъ знаетъ, что если кто боленъ серьезно, такъ его не позовутъ: вѣдь, единственный идіотъ, который въ него вѣритъ, это нашъ антрепренеръ! — и не церемонится:
— Bonjour! Bonjour, прелестная! Вашу ручку! Ну-съ, что съ вами?.. «Я Б-б-бельманъ!.. »
— Видите: лежу... больна... лихорадка...
— Лихор... А какъ вамъ нравится Вѣрина въ „Цыганскихъ пѣсняхъ “?
— Какая тамъ Вѣрина! я совсѣмъ больна... вы мнѣ свидѣтельство дайте, что я играть не могу.
— Лихорадка... да!.. „Но-о, если скрипка громко гудитъ“... Хотите порошочки?
— Порошочки порошочками, а свидѣтельство свидѣтельствомъ.
— А ручку дадите поцѣловать? — На те!
— Ручка-то! Ручка-то! Сахаръ! (у меня, дѣйствительно, очень красивая ручка: это мнѣ въ свое время говорили сто семьдесятъ четыре гусара, шестьсотъ улановъ, а про другіе виды оружія и о штатской мелюзгѣ и говорить не стоитъ! )... За этакую ручку...
— Можно и написать свидѣтельство!
— Можно! — соглашается онъ и пишетъ: „симъ удостовѣряю, что артистка Флеръ д’Оранжева, будучи одержима злокачественной лихорадкой (Febris Otvilalis), впредь до избавленія отъ оной лихорадки, участвовать въ спектакляхъ N—го
театра не можетъ безъ послѣдствій, вредныхъ для общаго физическаго состоянія артистки Флеръд’Оранжевойˮ.
Затѣмъ онъ искусно получаетъ изъ руки въ руку синенькую, еще разъ цѣлуетъ ручку и исчезаетъ, напѣвая:
„Быстро ногами засѣмени-и-итъˮ...
А я лежу въ постели со свидѣтельствомъ подъ подушкой и жду антрепренера. Приходи теперь, старый хрычъ! Я тебѣ покажу, какъ передавать мои роли Гименеевой... Цѣлую недѣлю не стану выходить на сцену на законномъ основаніи: у меня свидѣтельство! Душка — докторъ! милка — докторъ! прелесть — докторъ! нѣтъ ничего па свѣтѣ лучше нашихъ бутафорскихъ докторовъ!
II. ОБЪ АДВОКАТАХЪ.
Адвокатъ нашихъ дней очень
милъ несомнѣнно,
Я хвалить адвоката готовъ не
измѣнно;
Только жить такъ старайся, чи татель, мои другъ,
Чтобы вѣкъ безъ его обходиться
услугъ... А. отъ мужчинъ.
ПИСЬМО «ПОПАДАВШАГО».
Вы, журналъ «Будильникъ», спрашиваете, нельзя-ли написать чего-нибудь объ адвокатахъ?
Съ большимъ удовольствіемъ: я не разъ «попадалъ» на адвокатскій зубокъ и знаю эту крючковатую братію вдоль и поперекъ.
Первый вопросъ: какіе бываютъ адвокаты?
Отвѣтъ: мало порядочныхъ, больше алчныхъ. Второй вопросъ: возможно-ли въ окружномъ судѣ обойтись безъ адвоката?
Отвѣтъ: возможно. Только вся суть въ томъ, что у противной стороны есть свой адвокатъ, и волей неволей прійдется нанять своего, чтобы, по пословицѣ: клинъ вышибать клиномъ, адвоката бить адвокатомъ.
NB. Впрочемъ, болѣе другихъ, все таки, будетъ битъ вашъ несчастный карманъ.
Травленный волкъ. Милостивый Государь,
Господинъ Редакторъ!
На счетъ докторовъ я, признаться сказать, вамъ своего мнѣнія высказать не могу, потому я въ ихнюю пауку не вѣрю. У нихъ наука одна: пріѣхать къ больному и взять съ него за то, что онъ захворалъ, пять цѣлковыхъ, а у меня своя наука: какъ мало-мальски простудился, сичасъ первымъ дѣломъ въ баню пропотѣть, а потомъ, на сонъ грядущій, цѣлый самоваръ съ ямайскимъ ромомъ усидѣть. Не знаю, какъ другимъ, а мнѣ моя наука всегда помогала, такъ что по этому случаю я совсѣмъ и съ докторами не знакомъ. Жена, вонъ, къ докторамъ слабость чувствуетъ, а во мнѣ этой слабости нѣтъ. Вотъ на счетъ адвоката — это дѣло десятое. Безъ адвоката нашему брату — все одно, что безъ аршина. Да, я такъ думаю, что, не будь на свѣтѣ купца, и адвоката не было-бы. Главный ихъ хлѣбъ кто? Купецъ. Безъ купца-бы адвокатъ завсегда пензенскимъ голодающимъ мотался. А почему? Потому, что, во-первыхъ, у купца и деньги настоящія есть, и дѣла безперечь: нонче гражданское, завтрашняго числа уголовное. Адвокатъ и кормится. Прилипнетъ къ купцу и деретъ съ него дивидендъ до скончанія купеческаго живота. А купцу безъ кляузныхъ дѣлъ прожить никакимъ манеромъ невозможно: коммерческое дѣло того требуетъ. Продалъ ты товаръ въ кредитъ, а кредиторъ, глядишь, платить и соскучился. Гдѣ тебѣ самому по разнымъ тамъ судамъ да сенатамъ канитель тянуть, слава тебѣ Господи, и безъ эвтого дѣла полонъ ротъ, ну, и передаешь взысканіе адвокату. Хлопочи, юстиція!.. Тоже вотъ и на счетъ уголовщины они намъ частенько требуются... развеселишься иной разъ по случаю какого нибудь торжества, а тамъ, глядишь, послѣ и пойдутъ со стороны мирового судьи придирки: тому зубъ вышибъ, другому пятое ребро подъ седьмое загналъ... конечно, это все отъ нашей неаккуратности происходитъ: при свидѣтеляхъ веселишься... а мировому это и на руку: садитесь, говоритъ этакъ вѣжливо, въ Титы, будьте любезны!.. Ну, и берешь изъ за этой вѣжливости уголовнаго адвоката. Обѣляй, юстиція!..