БУДИЛЬНИКЪ
1892 г., — 31 мая, №. 21.
годъ ххѵIII
ГОДЪ ХХѴIIІ.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ½ года — 4 р.; съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к. съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почт. союза — 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годов. подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова ВЪ лицахъˮ. По
лугодовые не имѣютъ права на премію,
у разносчиковъ — 20 к.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію
Адресъ „Будильникаˮ Москва, Тверская, домъ Гинцбурга
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ съ 3 до 5 ч. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса 30 к.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 к., послѣ 1 іюля. — 80 к.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ,
на Мясницкой, д. Спиридонова.
Къ этому N прилагается добавочный полулистъ
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Велосипедъ безповоротно занимаетъ умы нашей молодежи. Достоинство этого инструмента заключается въ томъ, что онъ занимаетъ немного мѣста: нѣчто узкое и прямолинейное — вотъ все, что нужно для того, чтобы велосипедное колесо могло весело вертѣться, пока не упрется въ стѣнку.
Такимъ образомъ, въ умѣ современнаго молодого человѣка для него мѣсто — какъ разъ!.. Человѣка въ узкихъ панталонахъ (такъ сказать, въ «бициклонахъ») скорѣе можетъ завертѣть одноколесный Свифтъ, чѣмъ двуокая барышня, будь опа хоть семи пядей во лбу. Грустно! за барышню грустно! Ей ничего болѣе не остается па земномъ шарѣ, какъ сѣсть верхомъ на того же Свифта и держать подъ башмакомъ «ножную ручку». Но можетъ ли самый «послушный» Свифтъ замѣнить преданнаго Кочерыжкина?
А въ общемъ, все таки съ велосипедомъ довольно весело! Если на резинахъ и скакунахъ наше юношество не далеко ушло отъ своихъ первобытныхъ предковъ, то кто намъ мѣшаетъ надѣяться, что на велосипедѣ оно далеко уйдетъ впередъ? Они уже собираются въ ассоціаціи, имѣютъ свой клубъ и «общественное поле дѣйствіяна Ходынкѣ! У нихъ еще нѣтъ, кажется, только девиза на знамени — предлагаемъ таковой: Одинъ умъ хорошо, а двѣ ноги лучше!
Всякій молодой человѣкъ, у котораго затылокъ еще цѣлъ и невредимъ, чувствуетъ, сидя на велосипедѣ, такой избытокъ силъ и подъемъ духа,
что готовъ раздавить всѣ препятствія и унестись въ облакѣ пыли такъ, чтобы чертямъ тошно было!
Молодые люди, которые трудятся на велосипедѣ, ставятъ нерукотворный памятникъ Свифту, а себѣ шишки. Поэтому шишки, которыя они получаютъ, «свергаясь съ колеса», суть не шишки, а камни для залога будущей славы... Авторъ «путешествія Гуливера» долженъ быть доволенъ въ гробу, вида — какъ велосипедные пигмеи карабкаются на спину бицикла. Они подрастутъ и будутъ со временемъ великанами. Великаномъ въ концѣ вѣка будетъ тотъ молодой человѣкъ, который съумѣетъ ѣздить на велосипедѣ по языку своей супруги и, имѣя колесо подъ ногами, танцовать рондо на лысинѣ «отца семейства».
— Рѣзвитесь, дѣтки!
У Петербуржцевъ голова не сходитъ съ языка! Языки болтаютъ въ безвоздушномъ пространствѣ, а головы все таки нѣтъ. Всего безнадежнѣе положеніе управцевъ. Потерявши голову, они плачутъ по волосамъ той лысины, которая у нихъ образовалась теперь на макушкѣ съ уходомъ Владиміра Ивановича. Они уповаютъ теперь на каланчу! Туда устремлены ихъ очи, и для пущей увѣренности они послѣ обѣда хотятъ чествовать голову чернильницей съ каланчей.
Насколько намъ извѣстно, въ исторіи былъ одинъ только случай, когда Лютеръ «угостилъ чернильницей» голову нечистой силы: спрашивается, современно ли управцамъ угощать теперь голову чернильницей?
«На счетъ каланчи» ничего нельзя сказать!
ГОСТИ-ХОЗЯЕВА.
(Быль).
Еслибы эту исторію разсказывалъ мнѣ не самъ герой ея, и еслибы я не зналъ его за человѣка до скучности правдиваго, я никогда бы не повѣрилъ, чтобы жизнь могла разыгрывать такіе фарсы.
Одинъ милый москвичъ недавно овдовѣлъ. Ему стало скучно въ опустѣломъ домѣ, и онъ уѣхалъ въ провинцію провѣтриться. Однако, и въ дорогѣ оказалось не много утѣшенія, и вотъ, недѣли черезъ полторы, странникъ возвратился домой, съѣздивъ не по что и не привезя ничего, и позвонилъ у порога родимыхъ пенатовъ.
Звонитъ разъ, другой, третій... не отпираютъ. Еще и еще... Дверь открывается и на порогѣ показывается недурненькая изъ себя дѣвица горничнаго званія. Она измѣряетъ пришельца недоумѣвающимъ взглядомъ, и между ними происходитъ слѣдующій діалогъ: — „Вамъ кого? ˮ — Какъ — „кого“?! — „Ежели Ивана Ивановича, такъ ихъ нѣту. Уѣхали“. — Такъ таки и уѣхали? — „Такъ таки и уѣхали“. — Куда же уѣхали, если я самъ Иванъ Ивановичъ и есть? — „Ахъ-съ“! — То то „ахъ-съˮ! Вы то кто такая? откуда взялись? — „Я новая горничная-съˮ. — Кто же тебя нанялъ! — „Господа наняли“. — Господа?! какіе? — „Которые живутъ у васъ, — извѣстно, какіе“. — Послу
шай, милая, кто изъ насъ пьянъ: ты или я? — „Я не пью-съ“ — А я сегодня еще не пилъ. — „Не могу знать-съ“. — Постой: я, можетъ быть, этажомъ ошибся. Нѣтъ, вотъ и карточка моя на
Иванъ Ивановичъ вошелъ и въ тотъ моментъ, какъ онъ снималъ съ себя пальто, въ его объятія упала дама, довольно пріятная во всѣхъ отношеніяхъ, и воскликнула: „Дядюшка! “
— Виноватъ, сударыня... но... чему обязанъ? — Какъ? вы меня не узнаете? Но я — Полина Иксъ.
— Полина Иксъ? Что такое Полина Иксъ? почему Полина Иксъ?
— Ваша троюродная племянница... вы забыли меня! какой вы, дядюшка, недобрый!
— Нѣтъ, виноватъ, какъ же забыть... припоминаю... мы съ вами давно не видались...
— Вы меня видѣли въ дѣтствѣ, дядюшка. — Съ тѣхъ поръ вы очень перемѣнились. — Ахъ, и вы тоже, дядюшка! — Чему же все таки обязанъ?
— Ахъ, дядюшка! Мы съ мужемъ слышали про ваше несчастіе. Во мнѣ все сердце за васъ изболѣло. Пріѣхала васъ утѣшать.
— Очень благодаренъ, но... какъ же это?.. вы, значитъ, съ супругомъ?
— Ахъ, нѣтъ! Онъ извергъ. Онъ матеріалистъ и въ немъ нѣтъ ничего идеальнаго. Онъ чувствъ не имѣетъ. Я, дядюшка, хочу съ нимъ развестись. Я вамъ, дядюшка, покажу избранника моей души. Ахъ, дядюшка! не судите меня строго!..
— Да помилуйте! какое мнѣ дѣло?
— Пойдемте, дядюшка, пойдемте... Да что вы все меня стѣсняетесь? не церемоньтесь, сдѣлайте милость! будьте, какъ дома!
Въ столовой возилось на полу съ полдюжины ребятъ разнаго возраста.
— Мои малютки! умиленно вздохнула Полина. — Вы, дядюшка, не въ претензіи, что я ихъ привезла? Мой извергъ сказалъ: если ты сама
отъ меня уходишь, то и щенятъ своихъ забирай... Я ихъ кормить не намѣренъ!.. Они премилыя дѣтки, дядюшка, нѣжныя, скромныя.
Одно скромное дитя въ это время вцѣпилось въ волосы другому нѣжному дитяти. Ревъ, сапъ, вой. Дядюшка имѣлъ желаніе заткнуть уши, но руками его завладѣла, налетѣвъ откуда то съ бока, другая дама, — просто пріятная, безъ всякихъ отношеній.
— Дядюшка! Какая Полина счастливая, что встрѣтила васъ первая! А я, представьте, спала. Ну, каково проѣхались?
— Благодарю... съ кѣмъ имѣю честь?
— Полина! вотъ смѣшно! онъ меня не узнаетъ! Ха-ха-ха! Да я же Лиза Игрэкъ, подруга Полины. Неужели не помните?
— Кажется, никогда не имѣлъ удовольствія васъ видѣть.
— Нѣтъ, имѣли.
— Гдѣ же, наконецъ?
— Почемъ я знаю? Ха-ха-ха! У меня памяти нѣтъ. — Во снѣ, быть можетъ, видѣлъ?
— Можетъ быть, и во снѣ... невозмутимо согласилась Лиза.
— А теперь то, по вашему, мы съ вами — какъ? спимъ или наяву другъ друга видимъ?
— Что за вопросъ? разумѣется, наяву, дядюшка. Вы не сердитесь, что я называю васъ дядюшкой, хоть и не родная?
— Нѣтъ, что же, называйте... Называть — это можно... Отъ слова не станется... бормоталъ дядюшка, пятясь.
Трахъ! какая то клѣтка летитъ на полъ! Визгъ, пискъ, женскіе охи, ахи и прочіе аксессуары.
— Дадюшка! что вы сдѣлали? Можно ли быть
такимъ неловкимъ? Вы клѣтку опрокинули.
1892 г., — 31 мая, №. 21.
годъ ххѵIII
ГОДЪ ХХѴIIІ.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ½ года — 4 р.; съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к. съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почт. союза — 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годов. подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова ВЪ лицахъˮ. По
лугодовые не имѣютъ права на премію,
у разносчиковъ — 20 к.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію
Адресъ „Будильникаˮ Москва, Тверская, домъ Гинцбурга
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ съ 3 до 5 ч. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса 30 к.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 к., послѣ 1 іюля. — 80 к.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ,
на Мясницкой, д. Спиридонова.
Къ этому N прилагается добавочный полулистъ
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Велосипедъ безповоротно занимаетъ умы нашей молодежи. Достоинство этого инструмента заключается въ томъ, что онъ занимаетъ немного мѣста: нѣчто узкое и прямолинейное — вотъ все, что нужно для того, чтобы велосипедное колесо могло весело вертѣться, пока не упрется въ стѣнку.
Такимъ образомъ, въ умѣ современнаго молодого человѣка для него мѣсто — какъ разъ!.. Человѣка въ узкихъ панталонахъ (такъ сказать, въ «бициклонахъ») скорѣе можетъ завертѣть одноколесный Свифтъ, чѣмъ двуокая барышня, будь опа хоть семи пядей во лбу. Грустно! за барышню грустно! Ей ничего болѣе не остается па земномъ шарѣ, какъ сѣсть верхомъ на того же Свифта и держать подъ башмакомъ «ножную ручку». Но можетъ ли самый «послушный» Свифтъ замѣнить преданнаго Кочерыжкина?
А въ общемъ, все таки съ велосипедомъ довольно весело! Если на резинахъ и скакунахъ наше юношество не далеко ушло отъ своихъ первобытныхъ предковъ, то кто намъ мѣшаетъ надѣяться, что на велосипедѣ оно далеко уйдетъ впередъ? Они уже собираются въ ассоціаціи, имѣютъ свой клубъ и «общественное поле дѣйствіяна Ходынкѣ! У нихъ еще нѣтъ, кажется, только девиза на знамени — предлагаемъ таковой: Одинъ умъ хорошо, а двѣ ноги лучше!
Всякій молодой человѣкъ, у котораго затылокъ еще цѣлъ и невредимъ, чувствуетъ, сидя на велосипедѣ, такой избытокъ силъ и подъемъ духа,
что готовъ раздавить всѣ препятствія и унестись въ облакѣ пыли такъ, чтобы чертямъ тошно было!
Молодые люди, которые трудятся на велосипедѣ, ставятъ нерукотворный памятникъ Свифту, а себѣ шишки. Поэтому шишки, которыя они получаютъ, «свергаясь съ колеса», суть не шишки, а камни для залога будущей славы... Авторъ «путешествія Гуливера» долженъ быть доволенъ въ гробу, вида — какъ велосипедные пигмеи карабкаются на спину бицикла. Они подрастутъ и будутъ со временемъ великанами. Великаномъ въ концѣ вѣка будетъ тотъ молодой человѣкъ, который съумѣетъ ѣздить на велосипедѣ по языку своей супруги и, имѣя колесо подъ ногами, танцовать рондо на лысинѣ «отца семейства».
— Рѣзвитесь, дѣтки!
У Петербуржцевъ голова не сходитъ съ языка! Языки болтаютъ въ безвоздушномъ пространствѣ, а головы все таки нѣтъ. Всего безнадежнѣе положеніе управцевъ. Потерявши голову, они плачутъ по волосамъ той лысины, которая у нихъ образовалась теперь на макушкѣ съ уходомъ Владиміра Ивановича. Они уповаютъ теперь на каланчу! Туда устремлены ихъ очи, и для пущей увѣренности они послѣ обѣда хотятъ чествовать голову чернильницей съ каланчей.
Насколько намъ извѣстно, въ исторіи былъ одинъ только случай, когда Лютеръ «угостилъ чернильницей» голову нечистой силы: спрашивается, современно ли управцамъ угощать теперь голову чернильницей?
«На счетъ каланчи» ничего нельзя сказать!
ГОСТИ-ХОЗЯЕВА.
(Быль).
Еслибы эту исторію разсказывалъ мнѣ не самъ герой ея, и еслибы я не зналъ его за человѣка до скучности правдиваго, я никогда бы не повѣрилъ, чтобы жизнь могла разыгрывать такіе фарсы.
Одинъ милый москвичъ недавно овдовѣлъ. Ему стало скучно въ опустѣломъ домѣ, и онъ уѣхалъ въ провинцію провѣтриться. Однако, и въ дорогѣ оказалось не много утѣшенія, и вотъ, недѣли черезъ полторы, странникъ возвратился домой, съѣздивъ не по что и не привезя ничего, и позвонилъ у порога родимыхъ пенатовъ.
Звонитъ разъ, другой, третій... не отпираютъ. Еще и еще... Дверь открывается и на порогѣ показывается недурненькая изъ себя дѣвица горничнаго званія. Она измѣряетъ пришельца недоумѣвающимъ взглядомъ, и между ними происходитъ слѣдующій діалогъ: — „Вамъ кого? ˮ — Какъ — „кого“?! — „Ежели Ивана Ивановича, такъ ихъ нѣту. Уѣхали“. — Такъ таки и уѣхали? — „Такъ таки и уѣхали“. — Куда же уѣхали, если я самъ Иванъ Ивановичъ и есть? — „Ахъ-съ“! — То то „ахъ-съˮ! Вы то кто такая? откуда взялись? — „Я новая горничная-съˮ. — Кто же тебя нанялъ! — „Господа наняли“. — Господа?! какіе? — „Которые живутъ у васъ, — извѣстно, какіе“. — Послу
шай, милая, кто изъ насъ пьянъ: ты или я? — „Я не пью-съ“ — А я сегодня еще не пилъ. — „Не могу знать-съ“. — Постой: я, можетъ быть, этажомъ ошибся. Нѣтъ, вотъ и карточка моя на
Иванъ Ивановичъ вошелъ и въ тотъ моментъ, какъ онъ снималъ съ себя пальто, въ его объятія упала дама, довольно пріятная во всѣхъ отношеніяхъ, и воскликнула: „Дядюшка! “
— Виноватъ, сударыня... но... чему обязанъ? — Какъ? вы меня не узнаете? Но я — Полина Иксъ.
— Полина Иксъ? Что такое Полина Иксъ? почему Полина Иксъ?
— Ваша троюродная племянница... вы забыли меня! какой вы, дядюшка, недобрый!
— Нѣтъ, виноватъ, какъ же забыть... припоминаю... мы съ вами давно не видались...
— Вы меня видѣли въ дѣтствѣ, дядюшка. — Съ тѣхъ поръ вы очень перемѣнились. — Ахъ, и вы тоже, дядюшка! — Чему же все таки обязанъ?
— Ахъ, дядюшка! Мы съ мужемъ слышали про ваше несчастіе. Во мнѣ все сердце за васъ изболѣло. Пріѣхала васъ утѣшать.
— Очень благодаренъ, но... какъ же это?.. вы, значитъ, съ супругомъ?
— Ахъ, нѣтъ! Онъ извергъ. Онъ матеріалистъ и въ немъ нѣтъ ничего идеальнаго. Онъ чувствъ не имѣетъ. Я, дядюшка, хочу съ нимъ развестись. Я вамъ, дядюшка, покажу избранника моей души. Ахъ, дядюшка! не судите меня строго!..
— Да помилуйте! какое мнѣ дѣло?
— Пойдемте, дядюшка, пойдемте... Да что вы все меня стѣсняетесь? не церемоньтесь, сдѣлайте милость! будьте, какъ дома!
Въ столовой возилось на полу съ полдюжины ребятъ разнаго возраста.
— Мои малютки! умиленно вздохнула Полина. — Вы, дядюшка, не въ претензіи, что я ихъ привезла? Мой извергъ сказалъ: если ты сама
отъ меня уходишь, то и щенятъ своихъ забирай... Я ихъ кормить не намѣренъ!.. Они премилыя дѣтки, дядюшка, нѣжныя, скромныя.
Одно скромное дитя въ это время вцѣпилось въ волосы другому нѣжному дитяти. Ревъ, сапъ, вой. Дядюшка имѣлъ желаніе заткнуть уши, но руками его завладѣла, налетѣвъ откуда то съ бока, другая дама, — просто пріятная, безъ всякихъ отношеній.
— Дядюшка! Какая Полина счастливая, что встрѣтила васъ первая! А я, представьте, спала. Ну, каково проѣхались?
— Благодарю... съ кѣмъ имѣю честь?
— Полина! вотъ смѣшно! онъ меня не узнаетъ! Ха-ха-ха! Да я же Лиза Игрэкъ, подруга Полины. Неужели не помните?
— Кажется, никогда не имѣлъ удовольствія васъ видѣть.
— Нѣтъ, имѣли.
— Гдѣ же, наконецъ?
— Почемъ я знаю? Ха-ха-ха! У меня памяти нѣтъ. — Во снѣ, быть можетъ, видѣлъ?
— Можетъ быть, и во снѣ... невозмутимо согласилась Лиза.
— А теперь то, по вашему, мы съ вами — какъ? спимъ или наяву другъ друга видимъ?
— Что за вопросъ? разумѣется, наяву, дядюшка. Вы не сердитесь, что я называю васъ дядюшкой, хоть и не родная?
— Нѣтъ, что же, называйте... Называть — это можно... Отъ слова не станется... бормоталъ дядюшка, пятясь.
Трахъ! какая то клѣтка летитъ на полъ! Визгъ, пискъ, женскіе охи, ахи и прочіе аксессуары.
— Дадюшка! что вы сдѣлали? Можно ли быть
такимъ неловкимъ? Вы клѣтку опрокинули.