Будильникъ
1892 г., — 14 іюня, №. 23.
ГОДЪ XXVIII.
ГОДЪ XXVIII.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ,
на Мясницкой, д. Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 p. ½ года — 4 р.; съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к.; съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почт. союза — 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годов. подписчики, до
бавляющіе ОДИНЪ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова вЪ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ у разносчиковъ — 20 к.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильникаˮ: Москва, Тверская, домъ Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ съ 3 до 5 ч. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо к сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 к.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 к., послѣ 1 іюля — 80 к.
Къ этому № прилагается добавочный полулистъ
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Изъ всѣхъ союзовъ самый модный, среди «европейской публики», тройственный. По французски это называется «Ménage à trois», по русски — «домашнее благополучіе», «король, дама, валетъ самъ-третей», въ политикѣ — «обезпеченіе мира», а въ «басняхъ» — лебедь, щука и ракъ.
Роль политическаго лебедя въ «тройственномъ союзѣ» играетъ нѣмецъ, тотъ самый, который въ оперѣ «разъѣзжаетъ по сценѣ» рыцаремъ Лоэнгриномъ и заставляетъ проливать слезы недоумѣнія бѣдную Эльзу! Нынѣшній нѣмецкій рыцарь, онъ же бранденбургскій гренадеръ, заставляетъ плакать всю Германію «тройственно»: — одни плачутъ отъ умиленія, другіе — отъ его тумаковъ, а большинство — отъ непосильныхъ расходовъ на его содержаніе. Тѣмъ не менѣе, онъ «рвется въ облака» и надѣется современемъ бомбардировать Венеру, Юпитера и даже вышибить мимоходомъ три единственныхъ зуба у Нептуна.
Такова политика тройственнаго союза въ Германіи!
Другая «союзница», Австрія — щука.
Она дружно поддерживаетъ стремленія своего сосѣда и Крупповскіе заводы, но тянетъ больше въ воду. Она очень любитъ «Дунайскія волны», и надо отдать ей справедливость: по части вальсовъ ей равной нѣтъ въ поднебесьи. Достаточно «закрыть глаза» и представить себѣ Штрауса, чтобы провальсировать безъ остановки всю Европу и опомниться только въ Салоникахъ... Она и танцуетъ, такимъ манеромъ, съ «нѣмцемъ» и
ей самой неизвѣстно — гдѣ то она сядетъ! Шлепнется ли въ воду или попадетъ на завтракъ въ утробу Калхаса??
Самый капризный коллега — это «Итальянскій ракъ», По всему побережью Средиземнаго моря въ Италіи можно видѣть, какъ «знатные иностранцы» тщетно стараются удержать въ своихъ рукахъ маленькое, юркое и пылкаго темперамента ракообразное итальянское созданіе, нѣчто въ родѣ «Экролисса». Пока она попадетъ къ тебѣ въ ротъ, она двадцать разъ выскользнетъ изъ рукъ и никакъ не хочетъ промѣнять синюю лазурь Неаполитанскаго залива на «пивную субстанціюнѣмецкаго желудка!
Такимъ образомъ, тройственный союзъ страдаетъ теперь «ракомъ». Болѣзнь опасная: «вырѣзать» его нельзя, а «окачуриться» можно легко!..
Благодаря успѣхамъ современной фотографіи, удалось получить снимокъ съ этого «баснословнаго союза» въ лицахъ — и получились, въ своемъ родѣ, восхитительныя три граціи:
Граціозная Германія одѣта кавалеристомъ — лебедь въ облакахъ, съ пикой въ рукахъ.
Австрія, съ винтовкой на плечѣ — инфантерія, или «щука, фаршированная порохомъ», а ракъ, бѣдное итальянское созданіе, запутался въ артиллерійскихъ снарядахъ и — пятится назадъ...
Аллегорія сей басни давно извѣстна: «политическій возъ» и понынѣ тамъ.
О «Книгѣ о книгахъ». Книга, замѣчательная въ
томъ отношеніи, что на нее обратили гораздо
Муки садоваго антрепренера.
(Изъ провинціальной жизни).
Садовый антрепренеръ, испанскій подданный. Педро Лопецъ Альфарецъ, или, какъ его
величали подрядчики, хористы да и всѣ артисты, „Карла Иванычъˮ, — сидѣлъ въ глубокой задумчивости на сценѣ своего недостроеннаго театра „Жемчужина Морскихъ Безднъˮ и кусалъ ногти. Возлѣ антрепренера стояло нѣсколько мужиковатыхъ купцовъ, которые поглаживали себѣ лопаты на подбородкахъ, икали и время отъ времени дѣлали отвѣты на быстрые вопросы хозяина.
— Когда же вы, почтенные, мнѣ хоть крышу желѣзомъ покроете? довольно чистымъ русскимъ языкомъ спрашивалъ Педро Лопецъ. — Вѣдь, поймите, безъ желѣзной крыши мнѣ полиція открыть театръ не дастъ!
— Къ шашнадцатому потрафимъ, Карла Иванычъ, отвѣтилъ одинъ изъ купцовъ, поглаживая свою рыжую лопату.
— Какъ къ шестнадцатому, если мнѣ перваго числа надо садъ открыть!? Слышишь ты, желѣзникъ Кузмичевъ, перваго открытіе сада, а не шестнадцатаго!!
— Это я понимаю. Открыть вы, Карла Иванычъ, можете, а только я крышу къ шашнадцатому, не ближе... Потому, цѣны теперь намъ не подъ кадрель, Карла Иванычъ...
— Да мнѣ что до цѣнъ! По условію, ты мнѣ обязанъ покрыть театръ желѣзомъ къ 29 мая! Слышишь, ты!
— Слышу. Вы мнѣ, Карла Иванычъ, не тыкайте... а то я, вѣдь, и самъ тыкну!
— Ну, вы, чортъ васъ побери! Какъ хотите назову, только пожалѣйте вы меня... Ну, развѣ можно открывать садъ, если въ театрѣ нѣтъ представленія!? Къ первому все будетъ готово: гротъ, эстрада, акробатическіе столбы съ перекладинами, кіоски...
— Никакъ нѣтъ, Карла Иванычъ. Два кіосочка я только къ шашнадцатому...
— И вы!? О, чортъ! Да, что же это такое, отцы мои?!
— Къ шашнадцатому, либо къ пятнадцатому... хоромъ отвѣтили бороды. — Да, нѣтъ, гдѣ-тутъ къ пятнадцатому, гляди, какъ бы дольше пятокъ день не прихватило...
— Что-о о!?!? Изъ револьвера тогда я вашихъ рабочихъ ахну!! Васъ самихъ бутафорскимъ копьемъ пронжу!! О, донна Игуана, патронесса моей матери, спаси меня среди этихъ варварскихъ, Владимірской губерніи, подрядчиковъ!!!
И, схватившись за волосы, антрепренеръ выбѣжалъ со сцены въ садъ и на первой же дорожкѣ наткнулся на чье-то тѣло. Возлѣ невскопанной клумбы лежалъ старичишка и храпѣлъ. Лежалъ онъ животомъ на лоткѣ съ цвѣтами, которые раздавилъ и смялъ въ кучу.
— Садовникъ Ерофеичъ!! возопилъ Педро Лопецъ. — Ахъ, каналья старая! Пьянъ, совершенно пьянъ! Вставай, бестія! Я тебѣ велѣлъ клумбы цвѣтами обсадить, а ты чѣмъ занятъ, сатанинское порожденіе!? Слышишь, вставай...
— Нѣтъ, еще одинъ стакашекъ!? съ вожделеніемъ пролепеталъ садовникъ и опять захрапѣлъ.
— Проснись, анафема сѣдобородая! толкалъ Педро Лопецъ пьянаго. — Погляди на садъ, безчувственный! Дорожки не убиты щебнемъ, куртины не подстрижены, вѣтеръ поломалъ нѣсколько березъ и молодыхъ елокъ... Все это надо испра
вить, убрать, вычистить, придать благородный видъ, старая ты крыса!!
Но старая крыса отвѣчала однимъ богатырскимъ и даже удивительнымъ для ея преклонныхъ лѣтъ храпѣніемъ.
Антрепренеръ плюнулъ, выругался еще разъ, пнулъ ногой подвернувшуюся собаку съ облѣзлымъ хвостомъ и, вздыхая о потерѣ денегъ на испорченные цвѣты, направился въ буфетъ.
За буфетомъ сидѣлъ буфетчикъ Синедріоновъ и, при входѣ антрепренера, улыбнулся полусердитой улыбкой.
— А знаете, сказалъ онъ, ваши новые артисты народъ хорошій... упаси Богъ!
— А что?
— Выпили на девять рублей и велѣли записать за ними.
— А вы не давайте въ долгъ.
— Извольте, не дамъ, только эти девять рублей вы мнѣ уплатите.
— Хорошо, но въ первый и послѣдній разъ.
Педро Лопецъ пошелъ къ пріѣзжимъ актерамъ; гостиница, въ которой они помѣстились, была недалеко. Въ первомъ же номерѣ куплетиста-иллюзіониста Забалканскаго антрепренеръ увидалъ цѣлое сборище. Пили водку, пиво и кого то крѣпко ругали.
— Мамочка! воскликнулъ Забалканскій. — А, знаешь, это, вѣдь, мы тебя подъ орѣховое дерево раскрашиваемъ!
— За что же, позвольте спросить?
— А за то, что, по циркулирующимъ слухамъ, садъ у тебя откроется только десятаго іюля... Намъ, душечка, это не рука, и мы всѣмъ скопомъ, всей нашей паршивой командой, т. е., я хотѣлъ сказать — сосьетэ, всѣ мы рѣшили уѣхать въ городъ Ижицу, къ антрепренеру Ворову... Вотъ, отъ него телеграмма, прочти...
1892 г., — 14 іюня, №. 23.
ГОДЪ XXVIII.
ГОДЪ XXVIII.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ,
на Мясницкой, д. Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 p. ½ года — 4 р.; съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к.; съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почт. союза — 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годов. подписчики, до
бавляющіе ОДИНЪ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова вЪ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ у разносчиковъ — 20 к.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильникаˮ: Москва, Тверская, домъ Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ съ 3 до 5 ч. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо к сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 к.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 к., послѣ 1 іюля — 80 к.
Къ этому № прилагается добавочный полулистъ
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Изъ всѣхъ союзовъ самый модный, среди «европейской публики», тройственный. По французски это называется «Ménage à trois», по русски — «домашнее благополучіе», «король, дама, валетъ самъ-третей», въ политикѣ — «обезпеченіе мира», а въ «басняхъ» — лебедь, щука и ракъ.
Роль политическаго лебедя въ «тройственномъ союзѣ» играетъ нѣмецъ, тотъ самый, который въ оперѣ «разъѣзжаетъ по сценѣ» рыцаремъ Лоэнгриномъ и заставляетъ проливать слезы недоумѣнія бѣдную Эльзу! Нынѣшній нѣмецкій рыцарь, онъ же бранденбургскій гренадеръ, заставляетъ плакать всю Германію «тройственно»: — одни плачутъ отъ умиленія, другіе — отъ его тумаковъ, а большинство — отъ непосильныхъ расходовъ на его содержаніе. Тѣмъ не менѣе, онъ «рвется въ облака» и надѣется современемъ бомбардировать Венеру, Юпитера и даже вышибить мимоходомъ три единственныхъ зуба у Нептуна.
Такова политика тройственнаго союза въ Германіи!
Другая «союзница», Австрія — щука.
Она дружно поддерживаетъ стремленія своего сосѣда и Крупповскіе заводы, но тянетъ больше въ воду. Она очень любитъ «Дунайскія волны», и надо отдать ей справедливость: по части вальсовъ ей равной нѣтъ въ поднебесьи. Достаточно «закрыть глаза» и представить себѣ Штрауса, чтобы провальсировать безъ остановки всю Европу и опомниться только въ Салоникахъ... Она и танцуетъ, такимъ манеромъ, съ «нѣмцемъ» и
ей самой неизвѣстно — гдѣ то она сядетъ! Шлепнется ли въ воду или попадетъ на завтракъ въ утробу Калхаса??
Самый капризный коллега — это «Итальянскій ракъ», По всему побережью Средиземнаго моря въ Италіи можно видѣть, какъ «знатные иностранцы» тщетно стараются удержать въ своихъ рукахъ маленькое, юркое и пылкаго темперамента ракообразное итальянское созданіе, нѣчто въ родѣ «Экролисса». Пока она попадетъ къ тебѣ въ ротъ, она двадцать разъ выскользнетъ изъ рукъ и никакъ не хочетъ промѣнять синюю лазурь Неаполитанскаго залива на «пивную субстанціюнѣмецкаго желудка!
Такимъ образомъ, тройственный союзъ страдаетъ теперь «ракомъ». Болѣзнь опасная: «вырѣзать» его нельзя, а «окачуриться» можно легко!..
Благодаря успѣхамъ современной фотографіи, удалось получить снимокъ съ этого «баснословнаго союза» въ лицахъ — и получились, въ своемъ родѣ, восхитительныя три граціи:
Граціозная Германія одѣта кавалеристомъ — лебедь въ облакахъ, съ пикой въ рукахъ.
Австрія, съ винтовкой на плечѣ — инфантерія, или «щука, фаршированная порохомъ», а ракъ, бѣдное итальянское созданіе, запутался въ артиллерійскихъ снарядахъ и — пятится назадъ...
Аллегорія сей басни давно извѣстна: «политическій возъ» и понынѣ тамъ.
О «Книгѣ о книгахъ». Книга, замѣчательная въ
томъ отношеніи, что на нее обратили гораздо
Муки садоваго антрепренера.
(Изъ провинціальной жизни).
Садовый антрепренеръ, испанскій подданный. Педро Лопецъ Альфарецъ, или, какъ его
величали подрядчики, хористы да и всѣ артисты, „Карла Иванычъˮ, — сидѣлъ въ глубокой задумчивости на сценѣ своего недостроеннаго театра „Жемчужина Морскихъ Безднъˮ и кусалъ ногти. Возлѣ антрепренера стояло нѣсколько мужиковатыхъ купцовъ, которые поглаживали себѣ лопаты на подбородкахъ, икали и время отъ времени дѣлали отвѣты на быстрые вопросы хозяина.
— Когда же вы, почтенные, мнѣ хоть крышу желѣзомъ покроете? довольно чистымъ русскимъ языкомъ спрашивалъ Педро Лопецъ. — Вѣдь, поймите, безъ желѣзной крыши мнѣ полиція открыть театръ не дастъ!
— Къ шашнадцатому потрафимъ, Карла Иванычъ, отвѣтилъ одинъ изъ купцовъ, поглаживая свою рыжую лопату.
— Какъ къ шестнадцатому, если мнѣ перваго числа надо садъ открыть!? Слышишь ты, желѣзникъ Кузмичевъ, перваго открытіе сада, а не шестнадцатаго!!
— Это я понимаю. Открыть вы, Карла Иванычъ, можете, а только я крышу къ шашнадцатому, не ближе... Потому, цѣны теперь намъ не подъ кадрель, Карла Иванычъ...
— Да мнѣ что до цѣнъ! По условію, ты мнѣ обязанъ покрыть театръ желѣзомъ къ 29 мая! Слышишь, ты!
— Слышу. Вы мнѣ, Карла Иванычъ, не тыкайте... а то я, вѣдь, и самъ тыкну!
— Ну, вы, чортъ васъ побери! Какъ хотите назову, только пожалѣйте вы меня... Ну, развѣ можно открывать садъ, если въ театрѣ нѣтъ представленія!? Къ первому все будетъ готово: гротъ, эстрада, акробатическіе столбы съ перекладинами, кіоски...
— Никакъ нѣтъ, Карла Иванычъ. Два кіосочка я только къ шашнадцатому...
— И вы!? О, чортъ! Да, что же это такое, отцы мои?!
— Къ шашнадцатому, либо къ пятнадцатому... хоромъ отвѣтили бороды. — Да, нѣтъ, гдѣ-тутъ къ пятнадцатому, гляди, какъ бы дольше пятокъ день не прихватило...
— Что-о о!?!? Изъ револьвера тогда я вашихъ рабочихъ ахну!! Васъ самихъ бутафорскимъ копьемъ пронжу!! О, донна Игуана, патронесса моей матери, спаси меня среди этихъ варварскихъ, Владимірской губерніи, подрядчиковъ!!!
И, схватившись за волосы, антрепренеръ выбѣжалъ со сцены въ садъ и на первой же дорожкѣ наткнулся на чье-то тѣло. Возлѣ невскопанной клумбы лежалъ старичишка и храпѣлъ. Лежалъ онъ животомъ на лоткѣ съ цвѣтами, которые раздавилъ и смялъ въ кучу.
— Садовникъ Ерофеичъ!! возопилъ Педро Лопецъ. — Ахъ, каналья старая! Пьянъ, совершенно пьянъ! Вставай, бестія! Я тебѣ велѣлъ клумбы цвѣтами обсадить, а ты чѣмъ занятъ, сатанинское порожденіе!? Слышишь, вставай...
— Нѣтъ, еще одинъ стакашекъ!? съ вожделеніемъ пролепеталъ садовникъ и опять захрапѣлъ.
— Проснись, анафема сѣдобородая! толкалъ Педро Лопецъ пьянаго. — Погляди на садъ, безчувственный! Дорожки не убиты щебнемъ, куртины не подстрижены, вѣтеръ поломалъ нѣсколько березъ и молодыхъ елокъ... Все это надо испра
вить, убрать, вычистить, придать благородный видъ, старая ты крыса!!
Но старая крыса отвѣчала однимъ богатырскимъ и даже удивительнымъ для ея преклонныхъ лѣтъ храпѣніемъ.
Антрепренеръ плюнулъ, выругался еще разъ, пнулъ ногой подвернувшуюся собаку съ облѣзлымъ хвостомъ и, вздыхая о потерѣ денегъ на испорченные цвѣты, направился въ буфетъ.
За буфетомъ сидѣлъ буфетчикъ Синедріоновъ и, при входѣ антрепренера, улыбнулся полусердитой улыбкой.
— А знаете, сказалъ онъ, ваши новые артисты народъ хорошій... упаси Богъ!
— А что?
— Выпили на девять рублей и велѣли записать за ними.
— А вы не давайте въ долгъ.
— Извольте, не дамъ, только эти девять рублей вы мнѣ уплатите.
— Хорошо, но въ первый и послѣдній разъ.
Педро Лопецъ пошелъ къ пріѣзжимъ актерамъ; гостиница, въ которой они помѣстились, была недалеко. Въ первомъ же номерѣ куплетиста-иллюзіониста Забалканскаго антрепренеръ увидалъ цѣлое сборище. Пили водку, пиво и кого то крѣпко ругали.
— Мамочка! воскликнулъ Забалканскій. — А, знаешь, это, вѣдь, мы тебя подъ орѣховое дерево раскрашиваемъ!
— За что же, позвольте спросить?
— А за то, что, по циркулирующимъ слухамъ, садъ у тебя откроется только десятаго іюля... Намъ, душечка, это не рука, и мы всѣмъ скопомъ, всей нашей паршивой командой, т. е., я хотѣлъ сказать — сосьетэ, всѣ мы рѣшили уѣхать въ городъ Ижицу, къ антрепренеру Ворову... Вотъ, отъ него телеграмма, прочти...