слѣдующая за своимъ избранникомъ, заканчиваетъ про себя:
Очень сквернаго размѣра Первой юности грѣхи.
Впрочемъ, кузина Вѣрочка благосклонно принимаетъ посвященіе и позволяетъ поэту поцѣловать себя въ губки... Восторгъ и радость.
Картина IV. «Тенденція».
Номеръ въ меблированныхъ комнатахъ. Юристъ второго курса, Ерундистовъ, пируетъ съ друзьями. Кавардакъ. На столѣ пустая бутыль отъ водки и остатки всякого рода закусокъ. Компанія принимается за «дюжину» пива. Поэтъ задушевнымъ голосомъ провозглашаетъ:
Влагой наполнимъ заздравныя чаши... Выпьемъ, друзья, за стремленія наши,
Выпьемъ за сѣрый народъ...
Онъ, нашъ кормилецъ, отецъ нашъ ро
димый, Намъ драгоцѣнный и нами любимый,
Любитъ и насъ въ свой чередъ.
Дружно, товарищи! Кверху стаканы... Мы уврачуемъ народныя раны!
Бѣденъ нашъ меньшій собратъ...
Братья, дружнѣе!.. Поднимемъ бокалы... Не ретрограды мы здѣсь, — либералы...
Крикнемъ народу «vivat»!
Поднимается невообразимый гвалтъ. Поэта «качаютъ», а Муза про себя думаетъ: «погодите, миленькіе, то-ли потомъ будетъ, когда устроитесь у различныхъ «пироговъ».
Картина V. Ода.
Парадный обѣдъ въ честь начальника того учрежденія, гдѣ служитъ поэтъ, нынѣ уже птица немаловажная и надѣющаяся скоро стать совсѣмъ важной птицей. Подаютъ шампанское и Василій Васильевичъ Ерундистовъ, почтительно вытянувшись, но не безъ нѣкоторой граціи, читаетъ:
Изъ насъ вы всѣхъ солиднѣй чиномъ, Вы намъ начальникъ и отецъ, И въ пожеланіи единомъ
Слилось здѣсь множество сердецъ.
Съ почтенья чувствомъ, но съ любовью, Цѣна вашъ строгій нравъ всегда, Мы вашей жизни и здоровью Процвѣсть желаемъ навсегда.
Въ неукоснительности строгой Путь указуете вы намъ,
И мы служебною дорогой
Пойдемъ по вашимъ же стопамъ.
Дѣлаетъ глубокій поклонъ. Начальникъ милостиво киваетъ головой и поэтъ садится на мѣсто.
Картина VI. Элегія.
Шестидесятилѣтній стихотворецъ, получающій
ренту, сидитъ въ тепломъ халатѣ и туфляхъ, и еле водитъ перомъ по бумагѣ.
Умчалось въ бездну все, какъ мимолетный
сонъ... Увы! присталъ теперь я къ пристани за
вѣтной,
Кончины часъ идетъ стопою незамѣтной, Болитъ моя спина, въ ушахъ какой-то
звонъ...
Туманомъ мозгъ объятъ и страшно но
ютъ кости,
Я даже не могу на винтъ поѣхать въ
гости.
Засыпаетъ. Ему снится былое: онъ видитъ себя семилѣтнимъ Васей, кушающимъ бабушкино пирожное.
Эпилогъ.
Кладбище. Свѣжая могила Ерундистова. Ночь. Муза (съ облегченіемъ). — Успокоился, угомонился... А то всю, вѣдь, жизнь говорилъ стихами... Теперь всему финалъ... Хорошій человѣкъ покойникъ былъ... миръ праху его... Теперь и мнѣ можно отдохнуть малость!
Улетаетъ на Парнасъ доложить Апполону, что «сего числа скончался нашъ уважаемый»... и т. д. Апполонъ равнодушно выслушиваетъ докладъ, а сорокъ сороковъ родныхъ поэтовъ пишутъ тысячу шестьсотъ плохихъ стихотвореній...
Лео.
Погоду, говорятъ, дѣлаютъ астрономы, и прескверно дѣлаютъ. У нихъ, вѣроятно, теплое пальто не заложено. Странный народъ: различаютъ отдаленныя звѣзды, не интересуясь садовыми звѣздочками, которая зябнутъ на открытыхъ сценахъ. И звѣздочки, достаточно охрипшія и простуженныя, падаютъ не только на скользкомъ садовомъ пути, но и во мнѣніи публики. Ихъ спутники, антрепренеры, являются мокрыми курицами. Эти господа страдаютъ водобоязнью, опасаясь не выйти сухими изъ воды. Они мечутся и скачутъ, какъ дѣти, прося дождикъ перестать, а дождь, знай, поливаетъ: ему развѣ жалко. Антрепренеръ на нашемъ горизонтѣ — блуждающее свѣтило, которое, подъ вліяніемъ мокропогодицы, чадитъ, гаснетъ и прогораетъ...
КУЛЬТУРНЫЙ РЕВАНШЪ. (По поводу предстоящей выставки въ Парижѣ).
„Я вамъ выставку устрою“, Нѣмецъ медленно сказалъ... „Отступи — чередъ за мною“! Горячо отвѣтилъ галлъ.
„Надъ тобой, какъ побѣдитель, Я имѣю перевѣсъ“...
„Я искусства представитель,
За меня стоитъ прогрессъˮ...
И пошли въ печати споры, Ополчился рой газетъ...
Но французы въ дѣлѣ скоры, Быстроты у нѣмцевъ нѣтъ.
Разрѣшенъ „вопросъ открытьяˮ, Жребій тотъ французамъ данъ И безъ сценъ кровопролитья Реваншированъ Седанъ.
Нѣмцы мрачны, нѣмцы хмуры, Разобижены зѣло:
Врагъ на поприщѣ культуры За войну отплатитъ зло.
Риѳмачевъ.
МОСКОВСКІЯ АРАБЕСКИ.
Къ толкамъ о новой гранитной мостовой.
— Москва даже Петербургъ хочетъ перещеголять!
— Чѣмъ?
— А какъ же: въ Петербургѣ только гранит
ная набережная, а у насъ мостовую хотятъ завести гранитную.
Къ взрыву на Тверской.
— А московскіе домовладѣльцы все отличаются. — Совершенно вѣрно; то у обывателей переполненные пріемники возбуждали взрывъ негодованія, а теперь даже самые пріемники отъ негодованія стало взрывать!
У господъ велосипедистовъ.
— Наши велосипедисты не ударили въ грязь лицомъ.
— Да; если польскія лошади побивали русскихъ лошадей, то за то русскіе велосипедисты побили польскихъ велосипедистовъ.
На скачкахъ. Два пшютта.
— Хочешь посовѣтую на какую лошадь ставить? — Посовѣтуй лучше, у кого бы занять денегъ, чтобы ставить!
Литературный клубъ.
— Что вы скажете о будущемъ литературномъ клубѣ?
— Мнѣ онъ, батенька, что волку трава. Я... въ карты не играю..
Немножко каламбуристики.
— Полиція на Старой площади отыскала цѣлые шесть складовъ ворованныхъ вещей.
— Цѣлый пассажъ складовъ. По поводу этого пассажа не грѣхъ воскликнуть: ахъ, какой пассажъ!!
— Читали въ газетахъ, что въ одномъ изъ театровъ печи передѣлали?
— Гм... Это предусмотрительно...
Аэль.
ОСЕННІЯ СКАЧКИ.
Vivat!.. Осеннихъ скачекъ нынѣ
Насталъ сезонъ... Москвичъ отставку дастъ кручинѣ,
Забудетъ сонъ. На скачкахъ Кристи есть. Грабовскій,
Ильенко есть... Туда свой рубль весь людъ московскій
Готовъ отнесть.
Тамъ игроковъ Курганъ зарѣжетъ,
Убьетъ Навой, И будетъ тамъ зубовный скрежетъ И стонъ и вой.
Декадентъ.
ТЕМЫ НЕДѢЛИ.
Полеты стали излюбленнымъ развлеченіемъ. Кромѣ столичныхъ антрепренеровъ, которые летаютъ въ шарахъ и вылетаютъ въ трубу, и въ глухой провинціи завелись воздухоплаватели. Любители, отцы семействъ, дѣльцы и грудные младенцы стремятся въ высь. Недостаточно людямъ пресмыкаться въ грязи, ползать передъ сильными, карабкаться на общественной лѣстницѣ! И если не удается возвыситься надъ обыкновеннымъ уровнемъ, они, хотя-бы на воздушномъ шарѣ, подымаются на извѣстную высоту.
Дороговизна — вотъ настоящая злоба, ибо бьетъ по карману, а это, какъ извѣстно, самое чувствительное мѣсто. Цѣны на мясо дерутъ по кожѣ. Сахаръ по цѣнѣ оставляетъ только горечь во рту. Лимонъ... Кажется, что такое лимонъ? Эмблема старой дѣвы... И тотъ вызываетъ у покупателя кислую физіономію. Выходитъ: единственно дешевая въ мірѣ вещь — это жизнь человѣка. Да, если хотите знать, жизнь стала дешевле пареной рѣпы. Просмотрите дневникъ приключеній. И ради такой, ничего нестоющей, вещи приходится такъ дорого расплачиваться.
Альтъ.
МОСКОВСКИМЪ ДОНЪ-ЖУАНАМЪ. (Къ случаю на Нижегородскомъ вокзалѣ).
Трезвы иль пьяны Вы, Донъ-жуаны,
Наглы всегда; И съ вами встрѣчи, И ваши рѣчи
Для дамъ бѣда; Вы — страхъ нахальны,
Вы — страхъ скандальны,
Вы — безъ стыда, И всѣмъ бы дружно Приструнить нужно
Васъ, господа!
Саз.
УСТАВЪ о ДОМОВЛАДѢЛЬЦАХЪ.
(Современная идиллія).
1. Домовладѣльцемъ называется человѣкъ, который видитъ во снѣ „городской обозъ“ („воздушный корабль“).
2. Вставши рано утромъ, онъ имѣетъ право пить чай съ кренделями, но карболку вливать въ оный, вмѣсто сливокъ, не обязанъ.
3. Напившись чаю, онъ отправляется къ бумажнику, чтобы узнать, какъ великъ его „капиталъ “ послѣ вчерашней ассенизаціи.
Очень сквернаго размѣра Первой юности грѣхи.
Впрочемъ, кузина Вѣрочка благосклонно принимаетъ посвященіе и позволяетъ поэту поцѣловать себя въ губки... Восторгъ и радость.
Картина IV. «Тенденція».
Номеръ въ меблированныхъ комнатахъ. Юристъ второго курса, Ерундистовъ, пируетъ съ друзьями. Кавардакъ. На столѣ пустая бутыль отъ водки и остатки всякого рода закусокъ. Компанія принимается за «дюжину» пива. Поэтъ задушевнымъ голосомъ провозглашаетъ:
Влагой наполнимъ заздравныя чаши... Выпьемъ, друзья, за стремленія наши,
Выпьемъ за сѣрый народъ...
Онъ, нашъ кормилецъ, отецъ нашъ ро
димый, Намъ драгоцѣнный и нами любимый,
Любитъ и насъ въ свой чередъ.
Дружно, товарищи! Кверху стаканы... Мы уврачуемъ народныя раны!
Бѣденъ нашъ меньшій собратъ...
Братья, дружнѣе!.. Поднимемъ бокалы... Не ретрограды мы здѣсь, — либералы...
Крикнемъ народу «vivat»!
Поднимается невообразимый гвалтъ. Поэта «качаютъ», а Муза про себя думаетъ: «погодите, миленькіе, то-ли потомъ будетъ, когда устроитесь у различныхъ «пироговъ».
Картина V. Ода.
Парадный обѣдъ въ честь начальника того учрежденія, гдѣ служитъ поэтъ, нынѣ уже птица немаловажная и надѣющаяся скоро стать совсѣмъ важной птицей. Подаютъ шампанское и Василій Васильевичъ Ерундистовъ, почтительно вытянувшись, но не безъ нѣкоторой граціи, читаетъ:
Изъ насъ вы всѣхъ солиднѣй чиномъ, Вы намъ начальникъ и отецъ, И въ пожеланіи единомъ
Слилось здѣсь множество сердецъ.
Съ почтенья чувствомъ, но съ любовью, Цѣна вашъ строгій нравъ всегда, Мы вашей жизни и здоровью Процвѣсть желаемъ навсегда.
Въ неукоснительности строгой Путь указуете вы намъ,
И мы служебною дорогой
Пойдемъ по вашимъ же стопамъ.
Дѣлаетъ глубокій поклонъ. Начальникъ милостиво киваетъ головой и поэтъ садится на мѣсто.
Картина VI. Элегія.
Шестидесятилѣтній стихотворецъ, получающій
ренту, сидитъ въ тепломъ халатѣ и туфляхъ, и еле водитъ перомъ по бумагѣ.
Умчалось въ бездну все, какъ мимолетный
сонъ... Увы! присталъ теперь я къ пристани за
вѣтной,
Кончины часъ идетъ стопою незамѣтной, Болитъ моя спина, въ ушахъ какой-то
звонъ...
Туманомъ мозгъ объятъ и страшно но
ютъ кости,
Я даже не могу на винтъ поѣхать въ
гости.
Засыпаетъ. Ему снится былое: онъ видитъ себя семилѣтнимъ Васей, кушающимъ бабушкино пирожное.
Эпилогъ.
Кладбище. Свѣжая могила Ерундистова. Ночь. Муза (съ облегченіемъ). — Успокоился, угомонился... А то всю, вѣдь, жизнь говорилъ стихами... Теперь всему финалъ... Хорошій человѣкъ покойникъ былъ... миръ праху его... Теперь и мнѣ можно отдохнуть малость!
Улетаетъ на Парнасъ доложить Апполону, что «сего числа скончался нашъ уважаемый»... и т. д. Апполонъ равнодушно выслушиваетъ докладъ, а сорокъ сороковъ родныхъ поэтовъ пишутъ тысячу шестьсотъ плохихъ стихотвореній...
Лео.
Погоду, говорятъ, дѣлаютъ астрономы, и прескверно дѣлаютъ. У нихъ, вѣроятно, теплое пальто не заложено. Странный народъ: различаютъ отдаленныя звѣзды, не интересуясь садовыми звѣздочками, которая зябнутъ на открытыхъ сценахъ. И звѣздочки, достаточно охрипшія и простуженныя, падаютъ не только на скользкомъ садовомъ пути, но и во мнѣніи публики. Ихъ спутники, антрепренеры, являются мокрыми курицами. Эти господа страдаютъ водобоязнью, опасаясь не выйти сухими изъ воды. Они мечутся и скачутъ, какъ дѣти, прося дождикъ перестать, а дождь, знай, поливаетъ: ему развѣ жалко. Антрепренеръ на нашемъ горизонтѣ — блуждающее свѣтило, которое, подъ вліяніемъ мокропогодицы, чадитъ, гаснетъ и прогораетъ...
КУЛЬТУРНЫЙ РЕВАНШЪ. (По поводу предстоящей выставки въ Парижѣ).
„Я вамъ выставку устрою“, Нѣмецъ медленно сказалъ... „Отступи — чередъ за мною“! Горячо отвѣтилъ галлъ.
„Надъ тобой, какъ побѣдитель, Я имѣю перевѣсъ“...
„Я искусства представитель,
За меня стоитъ прогрессъˮ...
И пошли въ печати споры, Ополчился рой газетъ...
Но французы въ дѣлѣ скоры, Быстроты у нѣмцевъ нѣтъ.
Разрѣшенъ „вопросъ открытьяˮ, Жребій тотъ французамъ данъ И безъ сценъ кровопролитья Реваншированъ Седанъ.
Нѣмцы мрачны, нѣмцы хмуры, Разобижены зѣло:
Врагъ на поприщѣ культуры За войну отплатитъ зло.
Риѳмачевъ.
МОСКОВСКІЯ АРАБЕСКИ.
Къ толкамъ о новой гранитной мостовой.
— Москва даже Петербургъ хочетъ перещеголять!
— Чѣмъ?
— А какъ же: въ Петербургѣ только гранит
ная набережная, а у насъ мостовую хотятъ завести гранитную.
Къ взрыву на Тверской.
— А московскіе домовладѣльцы все отличаются. — Совершенно вѣрно; то у обывателей переполненные пріемники возбуждали взрывъ негодованія, а теперь даже самые пріемники отъ негодованія стало взрывать!
У господъ велосипедистовъ.
— Наши велосипедисты не ударили въ грязь лицомъ.
— Да; если польскія лошади побивали русскихъ лошадей, то за то русскіе велосипедисты побили польскихъ велосипедистовъ.
На скачкахъ. Два пшютта.
— Хочешь посовѣтую на какую лошадь ставить? — Посовѣтуй лучше, у кого бы занять денегъ, чтобы ставить!
Литературный клубъ.
— Что вы скажете о будущемъ литературномъ клубѣ?
— Мнѣ онъ, батенька, что волку трава. Я... въ карты не играю..
Немножко каламбуристики.
— Полиція на Старой площади отыскала цѣлые шесть складовъ ворованныхъ вещей.
— Цѣлый пассажъ складовъ. По поводу этого пассажа не грѣхъ воскликнуть: ахъ, какой пассажъ!!
— Читали въ газетахъ, что въ одномъ изъ театровъ печи передѣлали?
— Гм... Это предусмотрительно...
Аэль.
ОСЕННІЯ СКАЧКИ.
Vivat!.. Осеннихъ скачекъ нынѣ
Насталъ сезонъ... Москвичъ отставку дастъ кручинѣ,
Забудетъ сонъ. На скачкахъ Кристи есть. Грабовскій,
Ильенко есть... Туда свой рубль весь людъ московскій
Готовъ отнесть.
Тамъ игроковъ Курганъ зарѣжетъ,
Убьетъ Навой, И будетъ тамъ зубовный скрежетъ И стонъ и вой.
Декадентъ.
ТЕМЫ НЕДѢЛИ.
Полеты стали излюбленнымъ развлеченіемъ. Кромѣ столичныхъ антрепренеровъ, которые летаютъ въ шарахъ и вылетаютъ въ трубу, и въ глухой провинціи завелись воздухоплаватели. Любители, отцы семействъ, дѣльцы и грудные младенцы стремятся въ высь. Недостаточно людямъ пресмыкаться въ грязи, ползать передъ сильными, карабкаться на общественной лѣстницѣ! И если не удается возвыситься надъ обыкновеннымъ уровнемъ, они, хотя-бы на воздушномъ шарѣ, подымаются на извѣстную высоту.
Дороговизна — вотъ настоящая злоба, ибо бьетъ по карману, а это, какъ извѣстно, самое чувствительное мѣсто. Цѣны на мясо дерутъ по кожѣ. Сахаръ по цѣнѣ оставляетъ только горечь во рту. Лимонъ... Кажется, что такое лимонъ? Эмблема старой дѣвы... И тотъ вызываетъ у покупателя кислую физіономію. Выходитъ: единственно дешевая въ мірѣ вещь — это жизнь человѣка. Да, если хотите знать, жизнь стала дешевле пареной рѣпы. Просмотрите дневникъ приключеній. И ради такой, ничего нестоющей, вещи приходится такъ дорого расплачиваться.
Альтъ.
МОСКОВСКИМЪ ДОНЪ-ЖУАНАМЪ. (Къ случаю на Нижегородскомъ вокзалѣ).
Трезвы иль пьяны Вы, Донъ-жуаны,
Наглы всегда; И съ вами встрѣчи, И ваши рѣчи
Для дамъ бѣда; Вы — страхъ нахальны,
Вы — страхъ скандальны,
Вы — безъ стыда, И всѣмъ бы дружно Приструнить нужно
Васъ, господа!
Саз.
УСТАВЪ о ДОМОВЛАДѢЛЬЦАХЪ.
(Современная идиллія).
1. Домовладѣльцемъ называется человѣкъ, который видитъ во снѣ „городской обозъ“ („воздушный корабль“).
2. Вставши рано утромъ, онъ имѣетъ право пить чай съ кренделями, но карболку вливать въ оный, вмѣсто сливокъ, не обязанъ.
3. Напившись чаю, онъ отправляется къ бумажнику, чтобы узнать, какъ великъ его „капиталъ “ послѣ вчерашней ассенизаціи.