ВНУТРЕННІЯ ТЕЛЕГРАММЫ.
Астрахань. — Здѣшніе мѣщане, чтобы взять, по крайней мѣрѣ, числомъ, если не качествомъ, начали причислять къ обществу покойниковъ. Мертвымъ, какъ извѣстно, не стыдно.
Очаковъ. — По поводу внесеннаго въ думу предложенія признать городъ не «Очаковымъ», а «очагомъ» грязи, произошла между партіями баталія, какой не запомнятъ со «временъ Очакова и покоренья Крыма».
Саратовъ. — Члены санитарной комиссіи въ засѣданіяхъ переругались и чуть не дошли до драки: даже эпидемія струсила и поджала хвостъ.
Николаевъ. — У насъ оказалось, по вѣрному разсчету, пятьдесятъ тысячъ бочекъ грязи. Больше бочекъ, нежели жителей. Есть чѣмъ похвастать!
СЛУХИ и ВѢСТИ.
— Гг. астрономы въ послѣднее время облюбовали Марсъ.
Подобно земнымъ собратамъ, Марсъ пользуется неизмѣнной популярностью. Онъ состарился, какъ армейскій поручикъ, и, очевидно, наскучивъ бездѣйствіемъ, подпалъ «шатанію» мысли. Онъ усиленно интригуетъ старую пріятельницу, землю, заводитъ ночныя прогулки и дѣлаетъ вылазки. Гг. астрономы надѣются захватить «шатунавъ сѣть объектива, чтобы разоблачить его пустоту и чванство. Они увѣряютъ, что открыли жизнь на поверхности Марса. Жителей не водится, но населяютъ страну солдаты, которые занимаются чисткой пуговицъ. Вмѣсто «папа, мамадѣти лепечутъ: «правой! лѣвой! »
Хотите вѣрьте, хотите нѣтъ.
ПРОВИНЦІАЛЬНЫЯ ЭКСКУРСІИ.
СЛОНИМСКІЙ ОРИГИНАЛЪ.
Нашъ лордъ-меръ захотѣлъ прославиться. Прославиться есть очень много способовъ; онъ избралъ очень странный, чтобъ не сказать болѣе.
— Иду на вы! объявилъ онъ городскимъ санитатарамъ, и съ тѣхъ поръ всѣ ихъ благія начинанія встрѣчаютъ со стороны головы отпоръ.
Взялъ себѣ отважно миссіей
Воевать, гласитъ молва, Съ санитарною комиссіей
Этотъ горе-голова...
Какихъ чудесъ не бываетъ на бѣломъ свѣтѣ! Но городской голова, противящійся городскому благоустройству, чудо не изъ послѣднихъ.
Странный голова. И странная у него голова. Не заѣдаетъ-ли его, какъ современныхъ молодыхъ беллетристовъ, стремленіе быть оригинальнымъ? Но тогда отчего бы головѣ головой о стѣну не стукаться. Это, во всякомъ случаѣ, оригинально и даже ничуть не болѣе... странно...
ИСТОРІЯ КИШИНЕВСКАГО ЛОМБАРДА. Нѣжнѣе барда
Гимнъ въ честь ломбарда
Слагали мы; Сулили крезы
Ломбарду розы
И денегъ тьмы...
Когда-жъ приспѣло Начать намъ дѣло,
Остылъ азартъ;
И крикъ нашъ друженъ: „Совсѣмъ не нуженъ
Для насъ ломбардъˮ!
Кишиневецъ.
ПО ДЕБРЯМЪ ПРОВИНЦІИ.
Вѣрный. Ничему не удивляйся.
Пріѣзжій. — Скажите, правда-ли, что у васъ гдѣ-то по выборамъ папаша съ сынкомъ служатъ, хотя такое совмѣстное служеніе закономъ воспрещено? Обыватель. — Правда.
Пріѣзжій. — Удивительно!
Обыватель. — Нашли чему удивляться! Папаша совсѣмъ не имѣетъ права служить, какъ по суду „не оправданныйˮ, да и то служитъ...
Харьковъ.
Удобство.
— У васъ, кажется, новыя хорошія мостовыя?
Думецъ. — Такъ точно. Отличныя мостовыя... Не качаетъ, не трясетъ, пока ѣдешь на извощикѣ, десять разъ выспишься...
Бендеры.
Причина.
— Иванъ Ивановичъ, зачѣмъ ты себѣ маску купилъ?
— Въ думскія засѣданія ходить. У пасъ такая таинственность въ засѣданіяхъ соблюдается, что безъ маски на нихъ какъ-то и ходить неловко.
ПЕНЗЕНСКІЯ ЗАДАЧИ.
Въ Пензенской мѣщанской управѣ, при пріемѣ въ общество новыхъ членовъ, съ нихъ взимается особый сборъ въ пользу бѣдныхъ мѣщанскаго сословія. Бываетъ, что сборъ этотъ цѣликомъ поступаетъ совсѣмъ въ другія руки. Спрашивается: вѣдаетъ ли о томъ управа, и если нѣтъ, то каковы размѣры ежегоднаго фонда „этихъ рукъˮ?
Въ члены комиссіи по обревизованію отчетности Пензенской ремесленной управы выбираются неграмотные печники и сапожники. Спрашивается: нужнали, вообще, пензенскимъ ремесленникамъ грамотность?
Телефонъ „Будильникаˮ
Вильно. Обывателямъ. — Почему, господа, у васъ такъ часто штрафуютъ содержателей меблированныхъ комнатъ? — А вотъ почему: вывѣски „меблированныя комнаты“ висятъ у нихъ только, такъ сказать, для мебели, а въ сущности это комнаты... мало меблированныя... — Ахъ, вотъ оно что.
СЕЗОННЫЙ РОМАНЪ.
(Печальное, но истинное событіе).
Не смотря на то, что дачникъ Егоръ Степановичъ фонъ-Глуппе, проживая въ Кузьминкахъ, заполучилъ сильнѣйшій флюсъ, который надолго перекосилъ ему лицо, Егоръ Степановичъ всетаки имѣлъ успѣхъ въ любви. То есть, не то чтобы успѣхъ, но, во всякомъ случаѣ, сосѣдка фонъ-Глуппе, вдовушка Татьяна Сергѣевна Новинская, охотно проводила съ сосѣдомъ многіе часы въ пріятныхъ бесѣдахъ, чтеніи Тургенева, или даже Лермонтова, въ прогулкахъ по рощамъ и Кузьминскимъ окрестностямъ. При этомъ, господину фонъ-Глуппе дозволялось многое, напримѣръ: философствовать; закатывать къ небесамъ глаза; говорить о сродствѣ двухъ душъ; вздыхать; изрѣдка пожимать ручку вдовы; а также, въ первыхъ числахъ августа, было дозволено еще больше: поцѣлуи обѣихъ ручекъ...
— Она будетъ моя!! сказалъ самъ себѣ фонъ- Глуппе, еле ворочая языкомъ отъ огромнаго флюса. — Я ей признаюсь въ африканской страст... ой, зубъ, зубъ! Окаянный зубъ! Такъ и ноетъ, такъ и дергаетъ... Она будетъ моя!!
Начало августа подарило Кузьминки сильными дождями и холодами. Домовитыя хозяйки были рады, такъ какъ обильные дожди сулили урожай грибовъ. Но влюбленные всѣхъ возрастовъ кляли
погоду и только и знали, что растирались камфарными спиртами да носили на щекахъ бѣлые платки. Даже флюсъ фонъ-Глуппе, уже начинавшій исчезать, вдругъ опять вспухъ и потребовалъ мѣръ изъ аптеки провизора Карболкина. Мало того, у вдовушки Новинской закололо подъ ложечкой отъ простуды, а можетъ быть, — отъ чего другого, — неизвѣстно въ точности.
— Обожаемая Татьяна Сергѣевна! писалъ фонъ- Глуппе вдовѣ. — Я страдаю отъ любви и жажду васъ видѣть! Вашъ дивный бѣлокурый сѣрный эфиръ... Тьфу! Я хотѣлъ написать, — образъ! Да, вашъ образъ витаетъ передо мною... Какъ ваше здоровье? Мой флюсъ усилился, но я готовъ итти къ вамъ и съ флюсомъ, и со всѣми болѣзнями, какія только есть на бѣломъ свѣтѣ. Можно-ли посѣтить васъ?
Въ отвѣтъ фонъ-Глуппе получилъ:
— Торопитесь, умираю, колетъ подъ ложечкой, хочу васъ видѣть, мой прекрасный г. фонъ- Флюссе!
Фонъ-Глуппе задумался. Что это? Ошибка? Описка? Жестокая насмѣшка?
Но любовь преодолѣла всѣ подозрѣнія и зубную боль. Онъ явился къ вдовѣ — и дѣйствительность окончательно разбила мрачныя думы. Вдова была необыкновенно нѣжна.
— Мой другъ, говорила она. — Вы будете плакать на моей могилѣ?
— Но зачѣмъ-же могила? спрашивалъ, какъ косноязычный, корчась отъ боли въ щекѣ, влюбленный Егоръ Степановичъ. — Зачѣмъ могила, когда мы можемъ быть въ раю, среди розъ... чортъ тебя хвати!!
— Монъ-Дье! изумилась вдова. — Что это?
— Это я флюсъ, флюсъ... залепеталъ бѣдный влюбленный и схватился за щеку. — Невыносимо ноетъ, мерзавецъ! Охъ!
Когда боль отпустила, фонъ-Глуппе снова разсыпался въ пріятныхъ словахъ. Вдова слушала благосклонно. Я надо сознаться, что ихъ разставаніе окончилось совсѣмъ влюбленно: вдова, зардѣвшись, позволила поцѣловать себя въ щечку...
Домой фонъ-Глуппе возвращался съ побѣдной пѣснью въ душѣ. Впрочемъ, онъ, не смотря на дождь и вѣтеръ, пытался также спѣть и арію изъ «Гугенотовъ», только не Мейербера, а собственнаго сочиненія. И это не прошло пѣвцу даромъ: ему такъ разнесло щеку, что онъ пролежалъ безъ памяти три дня. Около него хлопотала какая-то безногая тетенька и зубной докторъ Антошинъ. Очнувшись, фонъ-Глуппе сейчасъ же вспомнилъ о своей любви и послалъ письмо Татьянѣ Сергѣевнѣ. Но слуга вернулся обратно: вдова переѣхала въ Москву!
— И я ѣду! возопилъ фонъ-Глуппе. — Флюсъ прошелъ, ея здѣсь пѣтъ, чортъ возьми, въ такомъ случаѣ, Кузьминки! Ѣду!
Онъ зналъ адресъ вдовы и сей-же часъ, по переѣздѣ въ Москву, одѣвшись франтомъ, пріѣхалъ къ Татьянѣ Сергѣевнѣ.
— Божественная Татьяна Сергѣевна! воскликнулъ онъ, завидя милый ликъ. — Вотъ я опять у вашихъ ногъ!! Ручку, мое очарованіе!!!
— Что это значитъ, милостивый государь!? вспыхнула вдова. — Я не понимаю васъ!
— Но, но... залепеталъ пораженный Егоръ Степановичъ. — А какже вы тамъ-то... на дачѣ, въ Кузьминкахъ-то?
Вдова всплеснула руками.
— Да вы просто нахалъ, милостивый государь! сказала она. — На что вы намекаете?
— На то, что вы были нѣжны со мною на дачѣ! И это даетъ мнѣ право надѣяться...
— Оставьте всякую надежду! Поймите: что было на дачѣ, то и относится къ дачному сезону. А теперь, позвольте васъ спросить, какой сезонъ?
— Сезонъ переѣзда съ дачъ... проговорилъ фонъ- Глуппе.
— То-то и есть, господинъ фонъ-Флюссе! Оревуаръ...
Ошеломленный такимъ сезоннымъ репримандомъ, фонъ-Глуппе, повѣся голову, печально побрелъ домой...
Арлекинъ.
Астрахань. — Здѣшніе мѣщане, чтобы взять, по крайней мѣрѣ, числомъ, если не качествомъ, начали причислять къ обществу покойниковъ. Мертвымъ, какъ извѣстно, не стыдно.
Очаковъ. — По поводу внесеннаго въ думу предложенія признать городъ не «Очаковымъ», а «очагомъ» грязи, произошла между партіями баталія, какой не запомнятъ со «временъ Очакова и покоренья Крыма».
Саратовъ. — Члены санитарной комиссіи въ засѣданіяхъ переругались и чуть не дошли до драки: даже эпидемія струсила и поджала хвостъ.
Николаевъ. — У насъ оказалось, по вѣрному разсчету, пятьдесятъ тысячъ бочекъ грязи. Больше бочекъ, нежели жителей. Есть чѣмъ похвастать!
СЛУХИ и ВѢСТИ.
— Гг. астрономы въ послѣднее время облюбовали Марсъ.
Подобно земнымъ собратамъ, Марсъ пользуется неизмѣнной популярностью. Онъ состарился, какъ армейскій поручикъ, и, очевидно, наскучивъ бездѣйствіемъ, подпалъ «шатанію» мысли. Онъ усиленно интригуетъ старую пріятельницу, землю, заводитъ ночныя прогулки и дѣлаетъ вылазки. Гг. астрономы надѣются захватить «шатунавъ сѣть объектива, чтобы разоблачить его пустоту и чванство. Они увѣряютъ, что открыли жизнь на поверхности Марса. Жителей не водится, но населяютъ страну солдаты, которые занимаются чисткой пуговицъ. Вмѣсто «папа, мамадѣти лепечутъ: «правой! лѣвой! »
Хотите вѣрьте, хотите нѣтъ.
ПРОВИНЦІАЛЬНЫЯ ЭКСКУРСІИ.
СЛОНИМСКІЙ ОРИГИНАЛЪ.
Нашъ лордъ-меръ захотѣлъ прославиться. Прославиться есть очень много способовъ; онъ избралъ очень странный, чтобъ не сказать болѣе.
— Иду на вы! объявилъ онъ городскимъ санитатарамъ, и съ тѣхъ поръ всѣ ихъ благія начинанія встрѣчаютъ со стороны головы отпоръ.
Взялъ себѣ отважно миссіей
Воевать, гласитъ молва, Съ санитарною комиссіей
Этотъ горе-голова...
Какихъ чудесъ не бываетъ на бѣломъ свѣтѣ! Но городской голова, противящійся городскому благоустройству, чудо не изъ послѣднихъ.
Странный голова. И странная у него голова. Не заѣдаетъ-ли его, какъ современныхъ молодыхъ беллетристовъ, стремленіе быть оригинальнымъ? Но тогда отчего бы головѣ головой о стѣну не стукаться. Это, во всякомъ случаѣ, оригинально и даже ничуть не болѣе... странно...
ИСТОРІЯ КИШИНЕВСКАГО ЛОМБАРДА. Нѣжнѣе барда
Гимнъ въ честь ломбарда
Слагали мы; Сулили крезы
Ломбарду розы
И денегъ тьмы...
Когда-жъ приспѣло Начать намъ дѣло,
Остылъ азартъ;
И крикъ нашъ друженъ: „Совсѣмъ не нуженъ
Для насъ ломбардъˮ!
Кишиневецъ.
ПО ДЕБРЯМЪ ПРОВИНЦІИ.
Вѣрный. Ничему не удивляйся.
Пріѣзжій. — Скажите, правда-ли, что у васъ гдѣ-то по выборамъ папаша съ сынкомъ служатъ, хотя такое совмѣстное служеніе закономъ воспрещено? Обыватель. — Правда.
Пріѣзжій. — Удивительно!
Обыватель. — Нашли чему удивляться! Папаша совсѣмъ не имѣетъ права служить, какъ по суду „не оправданныйˮ, да и то служитъ...
Харьковъ.
Удобство.
— У васъ, кажется, новыя хорошія мостовыя?
Думецъ. — Такъ точно. Отличныя мостовыя... Не качаетъ, не трясетъ, пока ѣдешь на извощикѣ, десять разъ выспишься...
Бендеры.
Причина.
— Иванъ Ивановичъ, зачѣмъ ты себѣ маску купилъ?
— Въ думскія засѣданія ходить. У пасъ такая таинственность въ засѣданіяхъ соблюдается, что безъ маски на нихъ какъ-то и ходить неловко.
ПЕНЗЕНСКІЯ ЗАДАЧИ.
Въ Пензенской мѣщанской управѣ, при пріемѣ въ общество новыхъ членовъ, съ нихъ взимается особый сборъ въ пользу бѣдныхъ мѣщанскаго сословія. Бываетъ, что сборъ этотъ цѣликомъ поступаетъ совсѣмъ въ другія руки. Спрашивается: вѣдаетъ ли о томъ управа, и если нѣтъ, то каковы размѣры ежегоднаго фонда „этихъ рукъˮ?
Въ члены комиссіи по обревизованію отчетности Пензенской ремесленной управы выбираются неграмотные печники и сапожники. Спрашивается: нужнали, вообще, пензенскимъ ремесленникамъ грамотность?
Телефонъ „Будильникаˮ
Вильно. Обывателямъ. — Почему, господа, у васъ такъ часто штрафуютъ содержателей меблированныхъ комнатъ? — А вотъ почему: вывѣски „меблированныя комнаты“ висятъ у нихъ только, такъ сказать, для мебели, а въ сущности это комнаты... мало меблированныя... — Ахъ, вотъ оно что.
СЕЗОННЫЙ РОМАНЪ.
(Печальное, но истинное событіе).
Не смотря на то, что дачникъ Егоръ Степановичъ фонъ-Глуппе, проживая въ Кузьминкахъ, заполучилъ сильнѣйшій флюсъ, который надолго перекосилъ ему лицо, Егоръ Степановичъ всетаки имѣлъ успѣхъ въ любви. То есть, не то чтобы успѣхъ, но, во всякомъ случаѣ, сосѣдка фонъ-Глуппе, вдовушка Татьяна Сергѣевна Новинская, охотно проводила съ сосѣдомъ многіе часы въ пріятныхъ бесѣдахъ, чтеніи Тургенева, или даже Лермонтова, въ прогулкахъ по рощамъ и Кузьминскимъ окрестностямъ. При этомъ, господину фонъ-Глуппе дозволялось многое, напримѣръ: философствовать; закатывать къ небесамъ глаза; говорить о сродствѣ двухъ душъ; вздыхать; изрѣдка пожимать ручку вдовы; а также, въ первыхъ числахъ августа, было дозволено еще больше: поцѣлуи обѣихъ ручекъ...
— Она будетъ моя!! сказалъ самъ себѣ фонъ- Глуппе, еле ворочая языкомъ отъ огромнаго флюса. — Я ей признаюсь въ африканской страст... ой, зубъ, зубъ! Окаянный зубъ! Такъ и ноетъ, такъ и дергаетъ... Она будетъ моя!!
Начало августа подарило Кузьминки сильными дождями и холодами. Домовитыя хозяйки были рады, такъ какъ обильные дожди сулили урожай грибовъ. Но влюбленные всѣхъ возрастовъ кляли
погоду и только и знали, что растирались камфарными спиртами да носили на щекахъ бѣлые платки. Даже флюсъ фонъ-Глуппе, уже начинавшій исчезать, вдругъ опять вспухъ и потребовалъ мѣръ изъ аптеки провизора Карболкина. Мало того, у вдовушки Новинской закололо подъ ложечкой отъ простуды, а можетъ быть, — отъ чего другого, — неизвѣстно въ точности.
— Обожаемая Татьяна Сергѣевна! писалъ фонъ- Глуппе вдовѣ. — Я страдаю отъ любви и жажду васъ видѣть! Вашъ дивный бѣлокурый сѣрный эфиръ... Тьфу! Я хотѣлъ написать, — образъ! Да, вашъ образъ витаетъ передо мною... Какъ ваше здоровье? Мой флюсъ усилился, но я готовъ итти къ вамъ и съ флюсомъ, и со всѣми болѣзнями, какія только есть на бѣломъ свѣтѣ. Можно-ли посѣтить васъ?
Въ отвѣтъ фонъ-Глуппе получилъ:
— Торопитесь, умираю, колетъ подъ ложечкой, хочу васъ видѣть, мой прекрасный г. фонъ- Флюссе!
Фонъ-Глуппе задумался. Что это? Ошибка? Описка? Жестокая насмѣшка?
Но любовь преодолѣла всѣ подозрѣнія и зубную боль. Онъ явился къ вдовѣ — и дѣйствительность окончательно разбила мрачныя думы. Вдова была необыкновенно нѣжна.
— Мой другъ, говорила она. — Вы будете плакать на моей могилѣ?
— Но зачѣмъ-же могила? спрашивалъ, какъ косноязычный, корчась отъ боли въ щекѣ, влюбленный Егоръ Степановичъ. — Зачѣмъ могила, когда мы можемъ быть въ раю, среди розъ... чортъ тебя хвати!!
— Монъ-Дье! изумилась вдова. — Что это?
— Это я флюсъ, флюсъ... залепеталъ бѣдный влюбленный и схватился за щеку. — Невыносимо ноетъ, мерзавецъ! Охъ!
Когда боль отпустила, фонъ-Глуппе снова разсыпался въ пріятныхъ словахъ. Вдова слушала благосклонно. Я надо сознаться, что ихъ разставаніе окончилось совсѣмъ влюбленно: вдова, зардѣвшись, позволила поцѣловать себя въ щечку...
Домой фонъ-Глуппе возвращался съ побѣдной пѣснью въ душѣ. Впрочемъ, онъ, не смотря на дождь и вѣтеръ, пытался также спѣть и арію изъ «Гугенотовъ», только не Мейербера, а собственнаго сочиненія. И это не прошло пѣвцу даромъ: ему такъ разнесло щеку, что онъ пролежалъ безъ памяти три дня. Около него хлопотала какая-то безногая тетенька и зубной докторъ Антошинъ. Очнувшись, фонъ-Глуппе сейчасъ же вспомнилъ о своей любви и послалъ письмо Татьянѣ Сергѣевнѣ. Но слуга вернулся обратно: вдова переѣхала въ Москву!
— И я ѣду! возопилъ фонъ-Глуппе. — Флюсъ прошелъ, ея здѣсь пѣтъ, чортъ возьми, въ такомъ случаѣ, Кузьминки! Ѣду!
Онъ зналъ адресъ вдовы и сей-же часъ, по переѣздѣ въ Москву, одѣвшись франтомъ, пріѣхалъ къ Татьянѣ Сергѣевнѣ.
— Божественная Татьяна Сергѣевна! воскликнулъ онъ, завидя милый ликъ. — Вотъ я опять у вашихъ ногъ!! Ручку, мое очарованіе!!!
— Что это значитъ, милостивый государь!? вспыхнула вдова. — Я не понимаю васъ!
— Но, но... залепеталъ пораженный Егоръ Степановичъ. — А какже вы тамъ-то... на дачѣ, въ Кузьминкахъ-то?
Вдова всплеснула руками.
— Да вы просто нахалъ, милостивый государь! сказала она. — На что вы намекаете?
— На то, что вы были нѣжны со мною на дачѣ! И это даетъ мнѣ право надѣяться...
— Оставьте всякую надежду! Поймите: что было на дачѣ, то и относится къ дачному сезону. А теперь, позвольте васъ спросить, какой сезонъ?
— Сезонъ переѣзда съ дачъ... проговорилъ фонъ- Глуппе.
— То-то и есть, господинъ фонъ-Флюссе! Оревуаръ...
Ошеломленный такимъ сезоннымъ репримандомъ, фонъ-Глуппе, повѣся голову, печально побрелъ домой...
Арлекинъ.