БУДИЛЬНИКЪ
1892 г., — 6 декабря, № 48.
годъ ХxvIII.
ГОДЪ ХХѴIIІ.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля,
въ Москвѣ, на Мясницкой, д. Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ½ года — 4 Р., съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп.; съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почтоваго союза 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова въ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ у разносчиковъ — по 20 коп.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильникаˮ:
Москва, Тверская, д. Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп.,
послѣ 1 іюля — 80 коп.
Къ этому N прилагаются добавочныя ¾ листа.
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Хотя уголь не сахаръ, но наши промышленники умудряются эксплуатировать эти разнородные продукты въ одинаковой мѣрѣ. Они одинаково «кушаютъ» уголь, сахаръ, нефть, отличаясь ненасытными аппетитами, которые, какъ извѣстно, приходятъ съ ѣдой. Чтобы ни служило предметомъ ихъ питанія, всегда пріятно поѣдается потребитель.
Онъ главный, единственный и универсальный «продуктъ», который кушаютъ въ свое удовольствіе всѣ наши дѣльцы...
Въ этомъ случаѣ ведется азартная игра «на
спросъ и предложеніе», при чемъ играютъ противъ потребителя, а онъ расплачивается за все.
Но игра съ углемъ, конечно, опаснѣе, чѣмъ съ сахаромъ: уголь горючій матеріалъ...
Если нѣтъ сахара, можно пить чай въ приглядку, облизываясь на чужіе барыши, или мечтая о сладкомъ житьѣ. Уголь же двигаетъ многія производства, которыя «въ приглядку» съ мѣста не тронутся.
Главное же то, что уголь является наиболѣе дешевымъ топливомъ, которымъ грѣется масса населенія, и около него-то меньше всего позволительно было-бы нагрѣвать руки...
Дороговизна сахара — болѣзнь мѣстная, съ которой еще можно мириться, но недостатокъ угля грозитъ многими болѣзнями всему организму.
Уголь, конечно, есть въ нѣдрахъ земли, надо только достать его. Мать-земля — заботливая особа: она припасла этого добра много; но углепромышленники — беззаботный народъ, у котораго даже мало энергіи, чтобы поднять уголь изъ шахтъ, въ надеждѣ, что уголь самъ поднимется... въ цѣнѣ. И, дѣйствительно, цѣны на уголь могутъ поспорить съ цѣнами на сахаръ, такъ что не знаешь: пить ли чай съ углемъ, или топить камины сахаромъ...
Глинка дождался, что и на «его улицѣ» праздникъ. По случаю пятидесятилѣтія «Руслана и Людмилы», въ Петербургѣ его вспомнили и даже одну изъ улицъ назвали его именемъ, чтобы опять не забыли великаго композитора... Москва величаво проспала юбилейный день «Руслана». *)
Глинка — творецъ русской музыки, вдохнувшій душу въ пестрое море звуковъ, изъ которыхъ создалъ грандіозное зданіе. Онъ чаруетъ русское сердце и вызываетъ удивленіе иностранцевъ. У насъ не много именъ, чтобы ихъ забывать; а умѣнье чествовать великихъ людей — первостепенный признакъ культуры. Все исчезнетъ прахомъ — и думскіе дебаты, и величавые вопросы, и могучіе дѣльцы— только геній народа, представленный лучшими твореніями, перейдетъ въ потомство...
За границей на каждомъ шагу чтится память великихъ людей. У насъ же и въ юбилейные дни съ трудомъ вспоминаютъ великихъ мужей въ области народнаго творчества...
Если бы не случайная отзывчивость, многіе культурные моменты въ нашей памяти мохомъбы обросли. Мы живемъ, главнымъ образомъ, утробной жизнью. У насъ на первомъ планѣ «талантъ» объѣденія. Угостить заѣзжихъ гостей — это наша услада; пускай славословятъ! Но мы совершенно забываемъ, что гораздо болѣе можемъ привлечь иностранцевъ отечественными талантами и геніями, чѣмъ чудовищными обѣдами и поѣздками къ цыганамъ...
Нѣтъ человѣка, болѣе беззаботнаго относительно собственной судьбы, чѣмъ русскій литераторъ. «Чу
жую бѣду руками разведу, а къ своей ума не приложу». Это его девизъ. Онъ и объ африканскихъ невольникахъ скорбитъ, и за ирландцевъ искренно распинается, и день за днемъ изнываетъ подъ ярмомъ неустанной журнальной работы, подтачивающей силы... Онъ жжетъ свѣчу съ двухъ концевъ, не заботясь о будущемъ, а когда наступаютъ черные дни, остается не при чемъ и плачется на судьбу... И проходятъ «толпой угрюмою и скоро позабытой» безпомощные, «отработавшіе свой урокъ» труженики...
Литературная профессія, требующая всесторонняго развитія, при крайнемъ напряженіи, перестала быть баловствомъ, или усладительницей досуговъ богатыхъ людей. Дѣтища, и въ томъ числѣ литературныя, какъ извѣстно, плохо прокармливаютъ родителей на старости лѣтъ. И въ то вре
*) Нашъ „передовикъˮ, по примѣру своихъ собратьевъ, нѣсколько увлекается: 50 лѣтній юбилей „Русланаˮ въ Москвѣ предстоитъ 1 декабря 1894 г., поэтому еще рано на москвичей нападать... Авось, въ свое время и мы себя покажемъ...
Ред.
ОБИЖЕННЫЙ.
Нашъ „преобладающійˮ домовладѣлецъ.
Учитель гимназіи Волковъ, солидный человѣкъ въ педагогическихъ очкахъ и бач
кахъ, пришелъ въ гости къ своему куму, домовладѣльцу Груздеву, и засталъ въ его гостиной околоточнаго надзирателя, который стоялъ передъ краснымъ Груздевымъ и говорилъ нѣсколько разъ одну и ту же фразу:
— Какъ вамъ угодно. Я протоколъ составлю. — Ну, и составляйте! вышелъ изъ себя Груздевъ. — Составляйте!
Тутъ онъ увидѣлъ гостя и подошелъ къ нему. — Петръ Ильичъ, здравствуйте... очень радъ...
— Что такое у васъ случилось, Василій Михайловичъ? освѣдомился учитель. — Скандалъ въ одной изъ мелкихъ квартиръ? Убійство, можетъ быть?
— Куда, куда! замахалъ руками толстый и красный, какъ кирпичъ, Груздевъ. — Сущіе пустяки! Извольте видѣть, дворъ у меня плохо очищенъ! Господинъ надзиратель, вы еще здѣсь?
— Жду, что вы немножко успокоитесь и поступите по человѣчески, отвѣчалъ надзиратель.
— Да что такое? Въ чемъ дѣло-то? опять спросилъ Петръ Ильичъ.
— Да я же вамъ говорю, отвѣчалъ хозяинъ, — что отъ меня требуютъ идеальной чистоты двора и квартиръ.
— Такъ не желаете сознать? Составимъ протоколъ, тогда пускай другіе судятъ...
— Хорошо, я очищу. Только, чтобы это было въ послѣдній разъ!
— Смотря, какъ очистите. Ежели метлой пометете и пескомъ засыплете, то мало. Прійду, огляжу, найду всю микробію въ цѣлости и тогда — все снова!
— Ладно, ладно. Не безпокойтесь.
Околоточный надзиратель ушелъ, а домовладѣлецъ, началъ браниться.
— Отдыху не даютъ! Можете себѣ представить, Петръ Ильичъ, сапожники, снимающіе у меня подвалъ, подали на меня въ участокъ жалобу!
— За что? спросилъ учитель, садясь.
— Нѣтъ, вы позвольте! отвѣчалъ, продолжая стоять и махая руками, хозяинъ. — Это развѣ когда было слышано, чтобы сапожники изъ подвала подали жалобу на домовладѣльца за то, что, извольте видѣть, у меня дворъ не чистъ!! А!? Какъ это вамъ нравится?! Чернота, вонь, дратва, подметка, голенище — и вдругъ давай ему чистоты!! Оно, конечно, былъ грѣхъ, помойная яма переполнилась и потекла прямо сапожникамъ въ подвалъ. Эти черти, неумытые, въ то время щи хлебали
и взбѣсились, окаянные. Вломился ихъ хозяинъ ко мнѣ и при гостяхъ — у меня тогда въ винтикъ играли — вдругъ и заоралъ, зашумѣлъ, брань пьяную испустилъ и велъ себя, какъ настоящій сапожникъ! Я его, натурально, въ шею... Ну, а онъ — въ полицію. И заварилась каша.
— А знаете, добрѣйшій Василій Михайловичъ, сказалъ Петръ Ильичъ. — Вы въ этомъ дѣлѣ неправы...
— Я неправъ? — Да, вы.
— Но позвольте, позвольте! Я про яму ни слова. Яму я и безъ полиціи велѣлъ вычистить, потому что, излившись въ подвалъ, помои могли завести тамъ вредную сырость въ домѣ...
— Извините, но сырость стѣнъ дома — вещь второстепенная. Есть болѣе важное обстоятельство.
— Вотъ какъ! изумился отъ чистаго сердца купецъ. — Какое же это обстоятельство? Чудно что то вы говорите, Петръ Ильичъ.
— Вотъ какъ! разгорячился вдругъ гость — Ужъ теперь и я заговорю по вашему! Вы заботитесь о стѣнахъ дома, чтобы сырость ихъ не разрушила. Ну, а здоровье бѣднаго люда вы ни во что не ставите? Вѣдь, грязно содержимый дворъ своими вредными испареніями убиваетъ здоровье, награждаетъ лихорадками, тифомъ, холерой!
— Фу, чортъ возьми! сказалъ Груздевъ. —
1892 г., — 6 декабря, № 48.
годъ ХxvIII.
ГОДЪ ХХѴIIІ.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля,
въ Москвѣ, на Мясницкой, д. Спиридонова.
Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ½ года — 4 Р., съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 коп.; съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почтоваго союза 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годовые подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова въ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
№№ у разносчиковъ — по 20 коп.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
Адресъ „Будильникаˮ:
Москва, Тверская, д. Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ, отъ 3 до 5 час. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 коп.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 коп.,
послѣ 1 іюля — 80 коп.
Къ этому N прилагаются добавочныя ¾ листа.
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
Хотя уголь не сахаръ, но наши промышленники умудряются эксплуатировать эти разнородные продукты въ одинаковой мѣрѣ. Они одинаково «кушаютъ» уголь, сахаръ, нефть, отличаясь ненасытными аппетитами, которые, какъ извѣстно, приходятъ съ ѣдой. Чтобы ни служило предметомъ ихъ питанія, всегда пріятно поѣдается потребитель.
Онъ главный, единственный и универсальный «продуктъ», который кушаютъ въ свое удовольствіе всѣ наши дѣльцы...
Въ этомъ случаѣ ведется азартная игра «на
спросъ и предложеніе», при чемъ играютъ противъ потребителя, а онъ расплачивается за все.
Но игра съ углемъ, конечно, опаснѣе, чѣмъ съ сахаромъ: уголь горючій матеріалъ...
Если нѣтъ сахара, можно пить чай въ приглядку, облизываясь на чужіе барыши, или мечтая о сладкомъ житьѣ. Уголь же двигаетъ многія производства, которыя «въ приглядку» съ мѣста не тронутся.
Главное же то, что уголь является наиболѣе дешевымъ топливомъ, которымъ грѣется масса населенія, и около него-то меньше всего позволительно было-бы нагрѣвать руки...
Дороговизна сахара — болѣзнь мѣстная, съ которой еще можно мириться, но недостатокъ угля грозитъ многими болѣзнями всему организму.
Уголь, конечно, есть въ нѣдрахъ земли, надо только достать его. Мать-земля — заботливая особа: она припасла этого добра много; но углепромышленники — беззаботный народъ, у котораго даже мало энергіи, чтобы поднять уголь изъ шахтъ, въ надеждѣ, что уголь самъ поднимется... въ цѣнѣ. И, дѣйствительно, цѣны на уголь могутъ поспорить съ цѣнами на сахаръ, такъ что не знаешь: пить ли чай съ углемъ, или топить камины сахаромъ...
Глинка дождался, что и на «его улицѣ» праздникъ. По случаю пятидесятилѣтія «Руслана и Людмилы», въ Петербургѣ его вспомнили и даже одну изъ улицъ назвали его именемъ, чтобы опять не забыли великаго композитора... Москва величаво проспала юбилейный день «Руслана». *)
Глинка — творецъ русской музыки, вдохнувшій душу въ пестрое море звуковъ, изъ которыхъ создалъ грандіозное зданіе. Онъ чаруетъ русское сердце и вызываетъ удивленіе иностранцевъ. У насъ не много именъ, чтобы ихъ забывать; а умѣнье чествовать великихъ людей — первостепенный признакъ культуры. Все исчезнетъ прахомъ — и думскіе дебаты, и величавые вопросы, и могучіе дѣльцы— только геній народа, представленный лучшими твореніями, перейдетъ въ потомство...
За границей на каждомъ шагу чтится память великихъ людей. У насъ же и въ юбилейные дни съ трудомъ вспоминаютъ великихъ мужей въ области народнаго творчества...
Если бы не случайная отзывчивость, многіе культурные моменты въ нашей памяти мохомъбы обросли. Мы живемъ, главнымъ образомъ, утробной жизнью. У насъ на первомъ планѣ «талантъ» объѣденія. Угостить заѣзжихъ гостей — это наша услада; пускай славословятъ! Но мы совершенно забываемъ, что гораздо болѣе можемъ привлечь иностранцевъ отечественными талантами и геніями, чѣмъ чудовищными обѣдами и поѣздками къ цыганамъ...
Нѣтъ человѣка, болѣе беззаботнаго относительно собственной судьбы, чѣмъ русскій литераторъ. «Чу
жую бѣду руками разведу, а къ своей ума не приложу». Это его девизъ. Онъ и объ африканскихъ невольникахъ скорбитъ, и за ирландцевъ искренно распинается, и день за днемъ изнываетъ подъ ярмомъ неустанной журнальной работы, подтачивающей силы... Онъ жжетъ свѣчу съ двухъ концевъ, не заботясь о будущемъ, а когда наступаютъ черные дни, остается не при чемъ и плачется на судьбу... И проходятъ «толпой угрюмою и скоро позабытой» безпомощные, «отработавшіе свой урокъ» труженики...
Литературная профессія, требующая всесторонняго развитія, при крайнемъ напряженіи, перестала быть баловствомъ, или усладительницей досуговъ богатыхъ людей. Дѣтища, и въ томъ числѣ литературныя, какъ извѣстно, плохо прокармливаютъ родителей на старости лѣтъ. И въ то вре
*) Нашъ „передовикъˮ, по примѣру своихъ собратьевъ, нѣсколько увлекается: 50 лѣтній юбилей „Русланаˮ въ Москвѣ предстоитъ 1 декабря 1894 г., поэтому еще рано на москвичей нападать... Авось, въ свое время и мы себя покажемъ...
Ред.
ОБИЖЕННЫЙ.
Нашъ „преобладающійˮ домовладѣлецъ.
Учитель гимназіи Волковъ, солидный человѣкъ въ педагогическихъ очкахъ и бач
кахъ, пришелъ въ гости къ своему куму, домовладѣльцу Груздеву, и засталъ въ его гостиной околоточнаго надзирателя, который стоялъ передъ краснымъ Груздевымъ и говорилъ нѣсколько разъ одну и ту же фразу:
— Какъ вамъ угодно. Я протоколъ составлю. — Ну, и составляйте! вышелъ изъ себя Груздевъ. — Составляйте!
Тутъ онъ увидѣлъ гостя и подошелъ къ нему. — Петръ Ильичъ, здравствуйте... очень радъ...
— Что такое у васъ случилось, Василій Михайловичъ? освѣдомился учитель. — Скандалъ въ одной изъ мелкихъ квартиръ? Убійство, можетъ быть?
— Куда, куда! замахалъ руками толстый и красный, какъ кирпичъ, Груздевъ. — Сущіе пустяки! Извольте видѣть, дворъ у меня плохо очищенъ! Господинъ надзиратель, вы еще здѣсь?
— Жду, что вы немножко успокоитесь и поступите по человѣчески, отвѣчалъ надзиратель.
— Да что такое? Въ чемъ дѣло-то? опять спросилъ Петръ Ильичъ.
— Да я же вамъ говорю, отвѣчалъ хозяинъ, — что отъ меня требуютъ идеальной чистоты двора и квартиръ.
— Такъ не желаете сознать? Составимъ протоколъ, тогда пускай другіе судятъ...
— Хорошо, я очищу. Только, чтобы это было въ послѣдній разъ!
— Смотря, какъ очистите. Ежели метлой пометете и пескомъ засыплете, то мало. Прійду, огляжу, найду всю микробію въ цѣлости и тогда — все снова!
— Ладно, ладно. Не безпокойтесь.
Околоточный надзиратель ушелъ, а домовладѣлецъ, началъ браниться.
— Отдыху не даютъ! Можете себѣ представить, Петръ Ильичъ, сапожники, снимающіе у меня подвалъ, подали на меня въ участокъ жалобу!
— За что? спросилъ учитель, садясь.
— Нѣтъ, вы позвольте! отвѣчалъ, продолжая стоять и махая руками, хозяинъ. — Это развѣ когда было слышано, чтобы сапожники изъ подвала подали жалобу на домовладѣльца за то, что, извольте видѣть, у меня дворъ не чистъ!! А!? Какъ это вамъ нравится?! Чернота, вонь, дратва, подметка, голенище — и вдругъ давай ему чистоты!! Оно, конечно, былъ грѣхъ, помойная яма переполнилась и потекла прямо сапожникамъ въ подвалъ. Эти черти, неумытые, въ то время щи хлебали
и взбѣсились, окаянные. Вломился ихъ хозяинъ ко мнѣ и при гостяхъ — у меня тогда въ винтикъ играли — вдругъ и заоралъ, зашумѣлъ, брань пьяную испустилъ и велъ себя, какъ настоящій сапожникъ! Я его, натурально, въ шею... Ну, а онъ — въ полицію. И заварилась каша.
— А знаете, добрѣйшій Василій Михайловичъ, сказалъ Петръ Ильичъ. — Вы въ этомъ дѣлѣ неправы...
— Я неправъ? — Да, вы.
— Но позвольте, позвольте! Я про яму ни слова. Яму я и безъ полиціи велѣлъ вычистить, потому что, излившись въ подвалъ, помои могли завести тамъ вредную сырость въ домѣ...
— Извините, но сырость стѣнъ дома — вещь второстепенная. Есть болѣе важное обстоятельство.
— Вотъ какъ! изумился отъ чистаго сердца купецъ. — Какое же это обстоятельство? Чудно что то вы говорите, Петръ Ильичъ.
— Вотъ какъ! разгорячился вдругъ гость — Ужъ теперь и я заговорю по вашему! Вы заботитесь о стѣнахъ дома, чтобы сырость ихъ не разрушила. Ну, а здоровье бѣднаго люда вы ни во что не ставите? Вѣдь, грязно содержимый дворъ своими вредными испареніями убиваетъ здоровье, награждаетъ лихорадками, тифомъ, холерой!
— Фу, чортъ возьми! сказалъ Груздевъ. —