142 

1904 

- Значитъ, я очень естественно играю. 

Онъ посмотрѣлъ на нее сбоку. 

НИВА 

И одѣты вы такъ, точно сейчасъ на сцену собираетесь выйти. 

Жизнь-также сцена. И здѣсь также трудно имѣть успѣхъ. 

Онъ шелъ возлѣ нея и думалъ: «зачѣмъ она такъ напудрена и нарумянена? Просто неловко идти. А вѣдь хорошенькая женщина, безспорно. И зачѣмъ она такъ выводитъ брови, и такими крѣпкими духами душится?» 

Вы знаете, я такъ обрадовалась, когда увидѣла васъ здѣсь,-продолжала она:-что даже затряслась вся. Вы мнѣ очень нужны. 

- Я? 

Чего вы испугались? 

- На что я могу быть нуженъ молодой актрисѣ? Пьесъ я всего одну написалъ. 

А 

это жаль. Отчего вы не пишете? 

Не умѣю. 

Помилуйе, ваши «Вихри» имѣли огромный успѣхъ. 



Гдѣ? 

- Среди артистовъ. Эта комедія такъ умно и такъ талантливо написана, это такая глубина, такая жизнь... 

- Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста... Виноватъ, ваше имя?.. 

- Евлалія Нарцисовна. 

«Экую поэзію при крещеніи пустили, подумалъ онъ. Да нѣтъ, вѣрно, сама такое имя изобрѣла, а крестили Анисьей». 

- Я увѣряю васъ,-сказалъ онъ вслухъ:-что пьесы новой не написалъ, и ничѣмъ не могу быть вамъ полезнымъ. 

- Нѣтъ, можете,- не смущаясь, возразила она. Дайте вашу руку. 

Извините, не могу. Никогда не хожу по саду съ дамами подъ руку. 

- А со мной пойдете. 

Зачѣмъ? Вѣдь жарко. Мы и такъ видимъ другъ друга. 

Она продѣла ему свою руку подъ локоть. 

Отъ меня не отвертитесь. Я очень прилипчива... какъ... 

Какъ гумозный пластырь?-засмѣялся онъ. 

Ну, пожалуй. Говорите, что хотите, я не обижусь. 

- Это хорошо, что вы не обидчивы. 

- Слушайте. Я пишу пьесу. 



Какую? 

- Погодите. Почему мнѣ не написать? Развѣ я хуже другихъ? 

Онъ посмотрѣлъ на нее и опять засмѣялся. 

- Я даже думаю, лучше многихъ,-сказалъ онъ.Особенно у васъ носъ мнѣ нравится. Премилый, и дергается, какъ у кролика. 



Ну, слушайте, комплименты потомъ. 

Почему вы думаете, что это комплименты... 

Дайте мнѣ сказать. Всѣ актеры стали писать для театра. Нѣтъ такого актера, который бы не написалъ, не перевелъ, а въ крайнемъ случаѣ-не перекроилъ какой-нибудь пьесы. Всѣ «Записки охотника» Тургенева передѣланы. Даже «Бѣдную Лизу» Карамзина, и ту передѣлали. Ну, а я рѣшилась написать историческую пьесу. 

- Богъ мой, даже историческую! 

Чего вы испугались? 

Я всегда боялся всего историческаго. Ни одного романа историческаго не написалъ. 



Почему? 

Стыдно. Мнѣ все казалось, что это не такъ было, и я все вру на покойниковъ. 

- Ну, такъ что же? 

Не хорошо. За ложь на томъ свѣтѣ черти языкъ принекутъ. 

- Ну, я не боюсь чертей. 

1904 

No 8. 

Онъ посмотрѣлъ ей въ глаза, хотѣлъ сказать: «вы сами чертенокъ», да удержался. 

Я хочу написать драму «Василиса». Историческую Василису помните? Крестьянку, которая въ двѣнадцатомъ году столько забрала въ плѣнъ французовъ? 

А не смѣшаютъ вашу Василису съ Василисой Мелентьевной?-серьезно спросилъ Павелъ Степановичъ. 

- Для этого,-возразила она:-я и хочу назвать Василису не Василисой, а Вероникой. Отчего же не можетъ быть русской крестьянки Вероники? И это въ стилѣ empire, не правда ли? 



Пожалуй, въ стилѣ. 

- Мнѣ почему-то особенно понравилась эта историческая тема. Тутъ нѣтъ никакихъ матеріаловъ. Ничего неизвѣстно. Была старостиха Василиса, и больше ничего. Теперь у меня составился блистательный планъ въ головѣ, и я надѣюсь, что вы его одобрите. Я хочу изъ нея сдѣлать нѣчто среднее между Жанной д Аркъ и Мининымъ. 

- То-есть, въ какомъ смыслѣ нѣчто среднее? 

Она даже ногой притопнула. 

- Не прикидывайтесь наивнымъ человѣкомъ. Вообразите нервы Жанны д Аркъ и кровь Минина. 

- Гм...?-сказалъ онъ. 

- Что изъ этого должно получиться? 

- Майонезъ. 

Съ вами нельзя говорить, я разсержусь. 

Не сердитесь. Сорокъ градусовъ. При такой жарѣ вредно сердиться. 

- Вѣдь то, что я вамъ говорю, очень серьезно. 

-- Для кого? 

Конечно, для меня. Слушайте же. Вообразите fille naturelle какого-нибудь помѣщика-графа. 

- Ха-ха-ха!-залился на весь паркъ Павелъ Степановичъ.-Такъ она еще графиня? 

Да нѣтъ, она только плодъ любви. Она неизвѣстно, чья дочь. Она съ малолѣтства одержима галлюцинаціями. Ей все является Прасковья-Пятница и говоритъ: «Спаси!»-Она не знаетъ, что спасать. Въ шестнадцать лѣтъ она расцвѣтаетъ въ дивную красавицу. Ее съѣзжаются смотрѣть. Ѣздятъ аристократы-москвичи на пикники въ ихъ село. И вотъ первая картина-такой пикникъ. Она танцуетъ и приводитъ всѣхъ въ восхищеніе. Одинъ кавказскій князь спрашиваетъ, что она хочетъ получить за танецъ. Онъ все дастъ. 

- Иродъ!-замѣтилъ Павелъ Степановичъ. 

Почему Иродъ?-въ недоумѣніи остановилась она. 

- Потому что Иродъ за пляску сказалъ дочери, что дастъ ей все, что она захочетъ. 

- Ахъ, вы въ этомъ смыслѣ. Ну, слушайте дальше. Она спрашиваетъ у князя отравленный ятаганъ съ арабской молитвой и въ драгоцѣнныхъ камняхъ. Онъ ей даритъ. Это первый актъ. Во второмъ актѣ ея свадьба: ее насильно выдаетъ мать за семидесятилѣтняго старика, старосту Акима. 

- И она зарѣзываетъ его въ первую же ночь ятаганомъ?-поинтересовался Павелъ Степановичъ. 

-- Совсѣмъ не то. Тогда всего было бы два акта. А у меня драма въ четырнадцати картинахъ. Одновременно со свадьбой происходитъ нашествіе Наполеона. Идетъ двунадесять языкъ и сожигаетъ все по дорогѣ. 

- Что же, это успѣхъ большой... Если все горитъ, и двунадесять языковъ... 

- Не перебивайте же. И вотъ она все слышитъ голось: «спаси, спаси!» Тогда она достаетъ въ оставленномъ помѣщичьемъ домѣ старую кирасу и заковываетъ себѣ грудь. На голову она надвигаетъ драгунскій киверъ, найденный въ полѣ, беретъ отравленный ятаганъ. становится во главѣ собранной дружины и съ хоругвью въ рукахъ ведетъ ее на врага. 

- Чортъ возьми, ловко!-проворчалъ литераторъ. 

И вотъ она гонитъ ихъ черезъ Березину. Они па