162 

1904 

НИВА 

Дѣла его вообще были не хороши, и онъ изыскивалъ способы выйти изъ того тяжелаго положенія, въ которое его поставила поденная работа. Спектакль, затѣянный Рацевичъ, какъ будто и освѣжалъ нѣсколько затхлую атмосферу, въ которой онъ началъ задыхаться. Онъ написалъ двѣ памятныхъ записки, гдѣ говорилось подробно о цѣли сбора, и о томъ, какое значеніе можетъ имѣть лишняя церковь на водахъ. Ему же принадлежала программа вечера: сперва одноактная пьеса, непремѣнно пьеса, а потомъ живыя картины, чтобы занять по возможности большее количество дамъ и мужчинъ и тѣмъ привлечь въ залъ ихъ знакомыхъ. Онъ утверждалъ, что необходимо поставить живыя картины съ чисто кавказскимъ колоритомъ: «Демона и Тамару», «Измаилъ Бея», «Кавказскаго плѣнника», «Гаруна», «Мцыри» и такъ далѣе. 

Когда мысль эта была доложена епископу, для чего Глушкинъ представился ему лично и благоговѣйно поцѣловалъ его панагію,-тотъ сказалъ: 

Что-жъ, ставьте! Только Демона не надо. Или уже поставьте Демона посрамленнаго. 

Это вполнѣ возможно, ваше высокопреосвященство,-обрадовался Глушкинъ.-Мы такъ и изобразимъ его поверженнымъ долу. А душа Тамары, въ объятіяхъ ангела, возносится кверху. 

- Ну, и прекрасно. Кто же у васъ ангела-то изобразитъ? 

- Одна изъ дочерей madame Рацевичъ. 

- Ну, что-жъ, дѣвицы пріятныя, лица у нихъ чистыя, пускай! 

Глушкинъ, ставя живыя картины, убѣждалъ дѣвицъ Рацевичъ, что кромѣ кисеи никакихъ другихъ костюмовъ для ангеловъ надѣть нельзя. Была устроена генеральная репетиція живыхъ картинъ. Гончаровъ, человѣкъ необыкновенно мрачный, никого не пускалъ въ залу и собственноручно одѣвалъ дѣвицъ. Отчасти помогалъ ему и Глушкинъ. Онѣ съ дѣтской довѣрчивостью надѣли на себя фантастическіе костюмы и въ душѣ думали: 

«Ну, ужъ если послѣ этого мы не выйдемъ замужъ...» 

Сборъ былъ полный. Медунцовъ разъ десять въ день пересчитывалъ деньги и каждый разъ записывалъ сумму, такъ какъ постоянно у него не сходились цифры, то на полтора рубля, то на четырнадцать. 

- Не сдать ли половину владыкѣ?- спрашивала госпожа Рацевичъ. 

- Ни за что!- отвѣчалъ онъ.- Послѣ концерта, послѣ, а то какъ же можно, вдругъ понадобится на какіе-нибудь расходы? А мы попридержимъ ихъ, попридержимъ... 

Заѣзжій піанистъ хотѣлъ сыграть въ историческомъ порядкѣ пять вещей, но ему предложили сыграть только одну. Онъ обидѣлся и сказалъ: 

- Въ такомъ случаѣ, я дамъ отдѣльный концертъ. 

Госпожа Рацевичъ разыскивала по Пятигорску трико для ангела. Но ничего подходящаго не могла найти. 

Это ужасно!-говорила она:-нѣтъ даже въ этомъ городѣ дамскаго трико... Просто хоть изъ Москвы выписывай. 

Въ день самаго концерта, въ нумеръ къ Медунцову вошелъ совершенно неизвѣстный ему господинъ и заявилъ, что онъ компаньонъ и товарищъ Криптова. 

- Мы ваше дѣло начинаемъ,-сказалъ онъ.-Начинаемъ смѣло, съ рискомъ, на собственный страхъ. Мы начнемъ съ нотаріальнаго письма, которое вы подпишете. Въ немъ мы будемъ стараться убѣдить вашу дочь мирно согласиться на ваши предложенія. Надѣюсь, оно будетъ написано въ столь искусной формѣ, что окажетъ на нее соотвѣтствующее давленіе. Но намъ необходимо, чтобъ вы дали намъ обязательство въ томъ, что въ случаѣ примиренія, которое произойдетъ послѣ полученія письма нашего, и въ случаѣ добровольнаго согласія съ ея стороны-передать въ ваше завѣдываніе 

1904 

No 9. 

все ея состояніе- вы уплачиваете намъ соотвѣтствующую сумму. Конечно, нѣсколько меньшую, чѣмъ ту, которую вы могли бы заплатить намъ послѣ судебнаго постановленія. Вѣдь подобное обязательство васъ ни къ чему не обязываетъ, если дѣло не повернется въ вашу сгорону, и только въ томъ случаѣ, если вы присвоите ея деньги, вы намъ уплатите часть, изъ тѣхъ же денегъ. 

То-есть, какъ это «присвоите»? спросилъ Медунцовъ. 

- А что, вамъ не нравится это слово?-ухмыльнулся Бржиклецкій. А по-моему, оно чудесно характеризуетъ именно ваше вожделѣніе... Да вы не безпокойтесь, мы дѣло выиграемъ, только... 

Онъ подвинулъ стулъ вплотную къ Медунцову. - Только...-сказалъ онъ, почти шопотомъ:-не дѣлайте никакого дѣла непосредственно съ однимъ Криптовымъ. Помните, что у насъ съ нимъ общее дѣло, и я ему не позволю ничего сдѣлать безъ себя. Никакія разсчеты и бумаги я попрошу васъ не подписывать и не передавать въ моемъ отсутствіи. Съ моего согласія, онъ былъ у васъ одинъ; одинъ былъ и тогда, когда вы у него сидѣли. Но я изъ сосѣдняго помѣщенія все слышалъ, такъ какъ тайнъ у насъ нѣтъ. Теперь скажите мнѣ одно: хорошо вы знаете господина Дамбіева? 

Очень мало. 

- Онъ вамъ не симпатизируетъ? 

- Да. Я ему тоже. 

- Вы не можете указать способъ, какимъ его можно было бы убрать отсюда. 

Медунцовъ подумалъ. 

- Нѣтъ. 

- Въ такомъ случаѣ, намъ придется и имъ заняться. Вы не знаете, не будутъ ли они сегодня здѣсь, то-есть, господинъ Дамбіевъ и дочь ваша? Впрочемъ, она въ траурѣ. - Не знаю. 

Едва Бржиклецкій вышелъ изъ нумера, и шаги его на матѣ коридора замерли, Медунцову подали письмо. Оно было отъ Криптова. 

«Къ вамъ сегодня явится мой помощникъ, Бржиклецкій,- писалъ онъ.- Я послалъ его къ вамъ. Попрошу васъ смотрѣть на него, только какъ на моего помощника, и ничего не довѣрять ему помимо меня». 

Медунцовъ потеръ руки. 

«Это хорошо,- подумалъ онъ.- Это очень хорошо, что они такъ другъ съ другомъ. Ихъ можно потомъ будетъ натравить...» 

Онъ съ довольнымъ видомъ направился къ концертному залу. 

- Я только для контроля,-говорилъ онъ.-Смотрѣть и слушать не буду, никогда не любилъ. Музыку терпѣть не могъ, театра просто не любилъ. 

— Неужели вы не любили театра?—ужасалась госпожа Рацевичъ. 

- Никогда. Мнѣ онъ всегда казался глупостью. Большіе люди, и вдругъ размазали себѣ рожи, вырядились шутами и ходятъ на потѣху народу! 

Онъ издали увидѣлъ Дамбіева и только отвернулся, когда онъ проходилъ мимо. Онъ зорко слѣдилъ за лакеями, контролировавшими входъ въ залъ. Старшаго онъ предупредилъ: 

- Госпожа Рацевичъ опредѣлила вамъ десять рублей на чай. Но если я кого уличу въ мошенничествѣ, если хоть кого-нибудь пропустишь, ни гроша не дамъ. Ни грона! Ни гроша! 

Онъ слышалъ, какъ изъ залы неслось пѣніе. Какъ пѣвецъ русской оперы пѣлъ: «На воздушномъ океанѣ», «Азру» и «Смѣйся, паяцъ». Онъ видѣлъ въ отворенныя двери, какъ дамы съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдили не дыша, какъ онъ верхнія выводитъ нотки. Гулъ аплодисментовъ не подстрекалъ его любопытства. Онъ только изрѣдка говорилъ: