No 9.
Бараны, бараны!
1904
НИВА
Въ залѣ было очень весело. Еще веселѣе было за кулисами. Кульминаціонной точкой восторга были живыя картины. Для каждой изъ нихъ занавѣсъ раздергивали по пяти разъ.
Всѣ участвующіе въ нихъ были очаровательны. Но особенно очаровательны были дѣвицы Рацевичъ. Тамару изображала настоящая грузинка съ бровями шириною въ палецъ. Зато ангелъ, старшая Рацевичъ, была такой нѣжной блондинкой, съ такой чистотой и вѣрой смотрѣла на небо, что оставалось удивляться, какъ всѣ холостые мужчины, бывшіе въ залѣ, не поклялись тутъ же жениться на ней. Вторая дѣвица, изображавшая младую дѣву, шедшую къ источнику за водой, на которую смотритъ мцыри, была не менѣе очаровательна. Да все было хорошо, и деньги не даромъ были потрачены на матеріи кавалерами. Не будь этой матеріи, они никогда не увидали бы такихъ прелестныхъ плечей и рукъ...
Больше всѣхъ былъ пораженъ Глушкинъ. Онъ, какъ безумный, страстными глазами смотрѣлъ на старшую барышню. Онъ рѣшительно накинулся на ея ручки за кулисами и сталъ ихъ цѣловать. Она равнодушно смотрѣла на него, но рукъ не отнимала.
- Я люблю васъ,-шепталъ онъ:-люблю... Могу я ноговорить съ вашей мамашей?
- Хорошо,-спокойно отвѣтила она:-поговорите. Но не теперь, а недѣли черезъ двѣ.
«Божество!»-хотѣлъ воскликнуть онъ-и остановился.
Мимо, какъ тѣнь, медленно проходилъ Заглининъ. Онъ былъ такъ же спокоенъ, какъ всегда. Въ рукахъ у него былъ стаканъ съ холодной содовой водой.
Вы не хотите ли пить?-спросилъ онъ барышню.
Нѣтъ, не хочется, merci,-отвѣтила она и прошла мимо.
Заглининъ сказалъ: «виноватъ»,-и протиснулся между декораціей и Глушкинымъ. Глушкинъ стоялъ, какъ очарованный. Ему казалось, что его перенесли на другую планету, и онъ снова началъ жить для новой жизни.
«Ужели она моя?-думалъ онъ.-Ужели я-обладатель прелестной женщины. Мать говоритъ, что онѣ обезпечены...»
Madame Рацевичъ, обмахиваясь вѣеромъ, тоже съ открытыми плечами и руками, шла навстрѣчу ему и ласково улыбалась.
- Правда, какъ она была мила?-спросила она.
Ахъ,-вырвалось у него.-Какое неземное счастіе...
Онъ не договорилъ, словно поперхнулся этимъ счастьемъ.
- Да, она прелестна!-подтвердила мать и прошла дальше.
Глушкинъ выскочилъ въ паркъ, вбѣжалъ въ темную аллею и, въ припадкѣ счастія, хотѣлъ упасть на первую попавшуюся скамью. Но тамъ кто-то сидѣлъ и крикнулъ ему:
- Да вы съ ума сошли!.. Куда вы валитесь!..
- Ахъ, извините,-пролепеталъ онъ и побѣжалъ до слѣдующей скамьи.
XXIX.
Все утро сводили счеты. Madame Рацевичъ, Медунцовъ и Глушкинъ сидѣли за столомъ и съ упорствомъ занимались сложеніемъ и вычитаніемъ. Глушкинъ былъ сконфуженъ.
1904
163
- Послѣ такихъ словъ,-возражалъ Глушкинъ:-мнѣ остается только принять гвозди на свой собственный счетъ...
- Перестаньте, monsieur Медуникинъ,- говорила madame Рацевичъ.Прошу васъ, перестаньте. Неужели вы заподазриваете въ чемъ-нибудь господина Глушкина?
- Я-съ никого не заподазриваю. Я требую-съ отчета. Отчета, и больше ничего. А отчета нѣтъ.
- Но это ужасно, нѣтъ, если-бъ я знала, я-бъ васъ не просила. Вы такой недобрый...
- А вотъ это, счетъ маляровъ,-продолжалъ онъ.«За малярныя работы одиннадцать рублей». Да вѣдь это-съ уйма денегъ. Что они на одиннадцать рублей накрасили, что?
Да грунтовка-то декорацій чего-нибудь стоила? скрипя зубами, оправдывался Глушкинъ.
Не знаю-съ. Но думаю, что не одиннадцать рублей, а пять. Совершенно достаточно пять. Надо было скостить. Необходимо! Сказать, что вѣдь это въ пользу церкви. А вы ничего никому не скащивали.
- Не знаю, это такія мелочи...
- Хороши мелочи! Триста рублей расхода! Это прямо грабежъ!
- Ай, какой вы недобрый, какой недобрый!-повторяла madame Рацевичъ.
Кое-какь счеты были сведены. Деньги пересчитаны еще разъ, и Медунцовъ отправился къ архіепископу.
- Извините, ваше высокопреосвященство, что вхожу къ вамъ, быть-можетъ, не во время,-началъ онъ.-Но я деньги принесъ. А съ деньтами всегда во-время. Хаха! Вотъ-съ, получите.
Онъ положилъ на столъ конвертъ и подошелъ подъ благословеніе. Но архіепископъ какъ будто не замѣтилъ его движенія, а показалъ на стулъ и сказалъ:
- Извольте присѣсть.
Вы ужъ сосчитайте, ваше высокопреосвященство,— повторилъ Медунцовъ:-деньги счетъ любятъ.
- Отецъ Василій!-крикнулъ владыка.
Въ дверяхъ показался его зять.
- Возьми-ка пакетъ, да пересчитай бумажки.
Отецъ Василій присѣлъ на край стула, помуслилъ пальцы и сталъ считать. Одна бумажка показалась ему ненадежной, и онъ отбросилъ ее въ сторону.
- Не кидай, не кидай!-строго сказалъ ему архіепископъ.-Вѣдь, это можетъ, жертвованное. Ужъ тутъ въ зубы смотрѣть не приходится: бери, что даютъ.
Отецъ Василій положилъ бумажку обратно.
Счелъ онъ вѣрно, изъ копейки въ копейку.
- Расписочку бы?-спросилъ Медунцовъ.
- Напиши, отецъ, расписку. Получилъ, молъ, для передачи вь комиссію отъ такого столько-то отъ доброхотныхъ жертвователей. Ну, а пока онъ пишетъ, мы съ вами... Какъ васъ, Левъ... а по отчеству?
- Якимовичъ.
А мы съ вами, Левъ Якимовичъ, побесѣдуемъ. Скажите, вы, кется, недовольны дочкой своей, Людмилой?
Медунцовъ вскинулъ на него глаза.
- Я полагаю, это дѣло семейное,-сказалъ онъ.
- То-есть, иными словами, вы хотите сказать: «чего ты, старикъ, суешься, куда тебя не спрашиваютъ? Ты въ отпуску, такъ и оставь свои проповѣди»... Такъ вѣдь?
- Счета-съ, счета-съ!-вопилъ старикъ.-Отчего жеу васъ нѣтъ оправдательныхъ счетовъ? На четыре рубля гвоздей!.. Какіе же это гвозди?..
- Я, право, не знаю,-растерянно говорилъ Глушкинъ.-Я не думалъ, что мнѣ не повѣрятъ... Я не догадывался взять на всякую мелочь счетъ.
- Не догадывались!- язвительно возражалъ старикъ.- Да вѣдь суммы-то церковныя? Вѣдь не додать копейку, это все равно, что кружку взломать и украсть. Да-съ! Это совершенно то же-съ!
- Это вы говорите, святой отецъ, а не я.
Такъ я вотъ что скажу вамъ, Левъ Якимовичъ. Дочь вашу я знаю, и давно. И мужа ея зналъ. Зналъ, что это за люди. Далъ бы Господь побольше такихъ. Душой они чисты оба. Теперь лишилась она своего спутника. Грустно ей, тяжело. И вы въ такую минуту вдругъ рѣшаетесь прибавить ей тоски и горя, входите въ соглашеніе съ темными дѣльцами и хотите поднимать кляузное дѣло.
- Это она васъ просила за нее говорить?-спросилъ Медунцовъ.-Или вы изволите отъ себя?