186 

1904 

НИВА 

рѣдко, но хорошо пилъ. Такъ только русскіе пьютъ. Онъ добренькимъ-добренькимъ дѣлался и весь такъ и выворачивался,-смотри, молъ, каковъ я есть. Въ такія минуты просвѣтлѣнія человѣкъ послѣднюю рубашку отдаетъ. 



Хорошаго немного. 

Вы не чувствуете, а я чувствую и преклоняюсь. Ну, а съ вашей, юридической точки зрѣнія, это, конечно, другое. Вы съ оборотной стороны медали на все смотрите. Вы, конечно, уловить Людмилу можете. 

-- А что? 

- Да показываютъ, что особливо расточала она. Тысячъ на двадцать они прогорѣли на виноградникахъ-то. 



А много народа переписали? 

- Десятка три показали. И всѣ искренно, всѣ отъ души, и всѣ хвалятъ ее. 

Записали? 

- Какъ же, вотъ и показанія. 

Бржиклецкій привычнымъ взглядомъ пробѣжалъ тетрадку. 

- Что-жъ, хорошо,-равнодушнымъ голосомъ сказалъ онъ, но въ дрожаніи звуковъ чувствовалось волненіе. 

- Хорошо! Скажите, великолѣпно! Хотя я все въ сумлѣніи. 

- Насчетъ чего еще? 

- Да вотъ, что вы этимъ путемъ достигнете чего-нибудь. 

- А вы забыли, что здѣсь окраина? Что мы того здѣсь можемъ надѣлать, о чемъ въ Россіи и не слыхали. - Расплачиваться потомъ придется. 

- Когда еще будетъ расплата-то, а пока отъ трапезы попользуемся. 

Бржиклецкій вообще былъ доволенъ своимъ пребываніемъ въ Тифлисѣ; его не обманулъ нюхъ: онъ былъ убѣжденъ, что именно здѣсь, при помощи Амброзіева, онъ узнаетъ многое. Его смущало немного только одно: письмо, полученное отъ Криптова. 

«Мнѣ приходится на недѣлю, а можетъ и больше, покинуть свой домъ,- писалъ онъ.- Отъѣздъ этотъ клонится къ обоюдному нашему благополучію. Ѣду я въ горы. Не удивляйтесь. Вы знаете, я крѣпко сижу на лошади. Два знакомыхъ намъ кабардинца, которыхъ мы оправдали по подозрѣнію въ грабежѣ, сопровождаютъ меня почти безплатно. Быть-можетъ, мы, при помощи моей экспедиціи, очень удачно подвинемъ наши дѣла. Я взвѣсилъ и обдумалъ многое. Главное, не удивляйтесь». 

Но Бржиклецкій не послушалъ его и телеграфировалъ: «Напротивъ, удивляюсь неосторожности. Не одобряю экспедицій. Подождите меня». 

Въ отвѣтъ пришла односложная телеграмма: 

«Уѣзжаю». 

- Ахъ, такъ ты уѣзжаешь!-говорилъ Бржиклецкій, грозя кому-то въ окно.-Ты уѣзжаешь! Хорошо, голубчикъ, уѣзжай. Но ужъ извини, если я здѣсь тоже все поверну по-своему. 

И онъ самъ опросилъ еще разъ всѣхъ «свидѣтелей». «Попробуй теперь достать отъ меня хоть одно показаніе,-злорадствовалъ онъ.- Вотъ и посмотримъ, много ли ты получишь». 

Какъ всѣ мстительные люди, онъ наслаждался мыслью объ этой мести. Онъ представлялъ себѣ, какъ прижметъ своего патрона и какъ онъ принужденъ будетъ согласиться на всѣ условія. Въ душѣ онъ его ненавидѣлъ, потому что тотъ былъ богаче его и умѣлъ какъ-то обходить кліентовъ. Криптову больше довѣряли. Бржиклецкаго выдавали бѣгающіе глазки, ужъ очень они ясно говорили о томъ, какъ мечутся мысли въ его головѣ. 

Онъ лежалъ поздно ночью въ кровати: сна не было. За окномъ было тихо. Слабо плескалась Кура. Послышалось отдаленное бряканье бубенчиковъ, и кто-то подъѣхалъ къ гостиницѣ. 

«Пріѣзжій, должно-быть»,-подумалъ онъ и повернулся на другой бокъ. 

Вскорѣ по его коридору раздались чьи-то шаги и го

1904 

No 10. 

воръ. Мимо его двери прошли, зазвенѣли ключами, хлопнули, и опять все успокоилось. Потомъ опять кто-то прошелъ, подошелъ прямо къ его двери и чиркнулъ спичкой. Внизу, въ широкую щель ясно была видна мгновенная вспышка. Потомъ въ дверь осторожно стукнули. Онъ молчалъ; постучали еще разъ, и тихій голосъ назвалъ его по имени. 

- Что надо? Я спать хочу,-откликнулся онъ. 

-- Отоприте, пожалуйста, Сигизмундъ Бладиславовичъ, я спеціально къ вамъ, по важнѣйшему дѣлу, Степанъ Бормоткинъ. Отворите. 

«Бормоткинъ, этотъ еще зачѣмъ?» — подумалъ Бржиклецкій, зажегъ свѣчу и отперъ дверь. 

Въ нумеръ вошелъ человѣкъ лѣтъ сорока, чисто-волжскаго типа, съ проборомъ посрединѣ, окладистой бородой, въ высокихъ сапогахъ и длиннополомъ сюртукѣ. 

- Простите великодушно,- заговорилъ онъ:- силъ нѣтъ теопѣть. Утра не могъ дождаться. Летѣлъ, можно сказать, пулей. Ужъ за безпокойство какъ-нибудь сочтемся. 

- Берите кресло, да говорите скорѣй. 

Бормоткинъ сѣлъ, разставивъ ноги и упершись въ колѣни кулаками. 

-- Вы, можно сказать, безъ ножа меня рѣжете. Что же это такое-съ? 

-- Ничего не понимаю. 

- Да понимать-то нечего. Векселекъ мой у васъ заблудился. 

- Не слыхалъ. 

- Вашъ же компаньонъ меня увѣдомилъ. А тамъ только мой бланкъ поручительскій. Максименко на Уралѣ задержали, и слуховъ нѣтъ, живъ ли.-не знаю. А господинъ Криптовъ увѣдомляетъ: благоволите уплатить перваго числа, иначе протестую. Намъ, по нашимъ дѣламъ, протестъ невозможенъ, а и денегъ теперь тоже невозможно достать. А махинація ясная. Господинъ Криптовъ на мой хуторъ зарится и хочетъ за треть цѣны купить... Получивъ письмо, я къ нему. А они въ это утро уѣхали на Эльбрусъ. 

- Какъ на Эльбрусъ?- воскликнулъ Бржиклецкій и даже сѣлъ отъ изумленія на постели. 

-- Вотъ и я-съ такъ же дико закричалъ. Зачѣмъ такому дѣльцу на Эльбрусъ лѣзть? Но мнѣ въ точности изложилъ это помощникъ пристава Худобертъ. «Поѣхалъ, говоритъ, туда какой-то господинъ Дамбіевъ, а къ нему увязался и господинъ Криптовъ». 

- Вотъ оно что!-сообразилъ Бржеклецкій.-Онъ за Дамбіевымъ, ха-ха! 

- Тапереча срокъ уходитъ,- продолжалъ Бормоткинъ:-говорятъ, раньше десяти дней назадъ онъ не прибудетъ. Что дѣлать? А вы-въ Тифлисѣ. Ну, я живымъ духомъ сюда, гналъ и день, и ночь. На перевалѣ чуть не задавило, снѣгъ такъ и ползетъ сверху, въ двухъ мѣстахъ еле перебрались. Ужъ вы помогите, вѣкъ не забуду. 

- А чѣмъ я вамъ могу помочь?-разсѣянно спросилъ Бржиклецкій. 

- Не протестуйте векселя. 

- Да онъ не у меня. 

- Это все одно, вы можете. У васъ два тѣла, а одинъ духъ. Вы скажете, онъ послушаетъ. 

Бржиклецкій задумался. 

- Едва ли это возможно,-сказалъ онъ черезъ минуту. 

- А ужъ какъ бы я вамъ благодаренъ былъ!-воскликнулъ Бормоткинъ.- То-есть за двухмѣсячную отсрочку тысячи бы не пожалѣлъ. 

Бржиклецкій ничего не выразилъ на своемъ лицѣ. Онъ смотрѣлъ на потолокъ и что-то соображалъ. 

- Нѣтъ, не подойдетъ,-сказалъ онъ наконецъ.-Да и сомнѣваюсь я, чтобъ могъ вообще вамъ въ чемъ-нибудь помочь. Вексель не у меня, и распоряжаться я имъ не могу. 

Бормоткинъ почесалъ въ затылкѣ. 

- Да неужто, Сигизмундъ Владиславовичъ, такъ-таки