No 11. 

1904 

НИВА 

Смерть не поправила этихъ отношеній, и многіе врачи при встрѣчѣ съ Людмилой юркали въ сосѣднія аллеи, или дѣлались близорукими. 

И она знала, что пощады ни отъ кого не будетъ. Кромѣ Дамбіева, не было человѣка, на котораго она могла бы положиться, а онъ какъ разъ и уѣзжалъ. 

Онъ формировалъ «экспедицію» систематически. Онъ подбиралъ вьючныхъ лошадей, инструменты, провизію, альпійскія палки, теплыя одежды. Къ сожалѣнію, онъ нигдѣ не могъ достать лыжъ, которыми непремѣнно слѣдовало запастись въ Петербургѣ или Москвѣ. Онъ боялся, что въ снѣгахъ Эльбруса придется вязнуть, и вмѣсто быстраго пробѣга на лыжахъ, чего добраго, они будутъ сидѣть по поясъ въ снѣгу. Туга былъ необыкновенно оживленъ и даже купилъ себѣ новый револьверъ и нагайку. 

Въ ночь передъ отъѣздомъ Дамбіевъ долго сидѣлъ у Людмилы. Онъ уговаривалъ ее не предпринимать ничего до его возвращенія и уклоняться отъ свиданія съ отцомъ. 

- Подождите, дядя,-говорила она:-подождите нѣсколько дней, пока все выяснится. 

Не могу ждать. Теперь самое время тронуться въ путь. Снѣга подтаяли, дождей долгихъ, я думаю, не будетъ. А черезъ двѣ-три недѣли будетъ поздно. 

- Зачѣмъ вы ѣдете?-въ сотый разъ задала она ему одинъ и тотъ же вопросъ. 

- Потому что такъ рѣшилъ. Я рѣшилъ, что измѣряю высоту Эльбруса. Я это всѣмъ разсказалъ, и отступать не могу. 

- А какія же доказательства вы привезете того, что были на самой вершинѣ? 

- У меня будутъ свидѣтели, мои спутники. Кромѣ того, я привезу фотографіи всѣхъ склоновъ и вершинъ. 

- Какъ, вы и съ фотографіей ѣдете? 

- Конечно. 

Утромъ, съ первой зарею, когда все еще спало, у его домика звонко стучали подковы осѣдланныхъ лошадей, поеживавшихся отъ досолнечнаго холодка. Всѣ поджидали вождя экспедиціи. Наконецъ онъ показался, веселый, бодрый, довольный. Онъ легко сѣлъ на большого, выносливаго, гнѣдого коня и велѣлъ двигаться. 

Караванъ вытянулся длинною цѣпью. Недолго желѣзо стучало о шоссе. Вскорѣ они свернули на грунтовую дорогу, и, не торопясь, стали подниматься въ гору. 

- Вернусь ли я?-вдругъ пришло ему въ голову.Можетъ-быть, нѣтъ; можетъ-быть, въ послѣдній разъ я вижу этотъ городъ, эти долины, тополя, акаціи? Имѣю ли я право оставить Людмилу? 

Точно въ отвѣтъ на его вопросъ, багряные лучи солнца заиграли на травѣ и заборахъ. Онъ поднялъ лошадь галопомъ и въѣхалъ на первое плоскогорье. Здѣсь дышалось легко, воздухъ былъ свѣжъ и полонъ ароматомъ ночи. 

Вотъ она, настоящая жизнь,-сказалъ онъ и влюбленными глазами посмотрѣлъ вокругъ себя на горный пейзажъ. 

VI. 

Второй день они уже ѣхали на коняхъ, пробираясь горными тропинками по склонамъ и уступамъ горъ. Дамбіевъ сидѣлъ въ сѣдлѣ бодро. Онъ точно помолодѣлъ. Здоровый загаръ игралъ на его лицѣ. Пробковый шлемъ былъ нѣсколько великъ и закрывалъ не только его лобъ, но и уши. Его бурка была скатана за сѣдломъ. Худая шея, опаленная солнцемъ, вытягивалась высоко поверхъ ворота и свободно, какъ у птицы, мягко повертывала во всѣ стороны остроклювой маленькой головкой. Туга ѣхалъ рядомъ съ нимъ, весело поглядывая по сторонамъ. Онъ радъ былъ предстоящей прогулкѣ. Опасностей онъ не боялся: онъ даже не понималъ хорошенько, что такое опасность. 

1904 

203 

А въ расщелины не провалимся? спрашивалъ его Дамбіевъ. 

- Зачѣмъ?- удивленно возражалъ Туга. 

- А за тѣмъ, что не доглядимъ? 

- Глядѣть надо. Веревкой надо перевязаться. Одинъ упадетъ, другіе держать будутъ. 

А вы, Туга, не бросите меня одного въ снѣгахъ? 

Зачѣмъ одного бросить? Коли снѣгомъ замететъ, всѣхъ замететъ. А только напрасно водки не взяли. Ахъ, напрасно! 

Вы перепьетесь тамъ? 

Мы привычны къ водкѣ. Мы веселѣе только отъ водки дѣлаемся. 



А Магометъ? 

Магометъ разрѣшилъ водку. Въ Коранѣ про водку ничего нѣтъ. Вино нельзя, а водку можно. 

Не одно и то же? Пророкъ противъ опьяненія говорилъ, а виномъ ли, водкой-не все ли равно? 

Какъ можно! Совсѣмъ разница! Какъ можно водку съ виномъ сравнить? Въ водкѣ сила есть. Водка-лѣкарство. 

- Знаю я лѣкарство это. Позамерзаете пьяные въ снѣгу, что тогда съ вами дѣлать? 

- Кабардинецъ пьянъ не бываетъ. 

Не видалъ я, что ли, какъ вы бузой перепиваетесь! 

- То буза-совсѣмъ другое. Буза... Ахъ, какъ это вы совсѣмъ не то говорите. 

Ну, ладно, пріѣдемъ къ ночи въ аулъ, коль достанете водки, я четверть поставлю. 

Туга даже губы обтеръ. Онъ придержалъ лошадь и, подождавъ ѣхавшихъ сзади товарищей, шепнулъ имъ объ обѣщаніи. 

- Го!-го!-раздался между ними смѣхъ. Туже вздернули поводья, и лошади пошли веселѣе. 

Дамбіевъ ѣхалъ, разсѣянно правя конемъ, но зорко присматриваясъ вокругъ. Теперь, въ пятьдесятъ семь лѣтъ, онъ почувствовалъ въ себѣ снова то дѣтское чувство наслажденія животной жизью, которое обыкновенно ощущаютъ дѣти. Но это животное наслажденіе не имѣло ничего общаго ни съ питьемъ, ни съ обжорствомъ, даже исключало всякій комфортъ и удобство. Наслажденіе его заклюналось въ томъ, чтобы видѣть темно-синее небо, яркіе цвѣты, вершины горъ, мутные потоки. Это была своего рода изысканная гастрономія. Его каждую весну, какъ плѣннаго звѣря, тянуло на свободу. Всѣ вопросы науки и жизни отходили на задній планъ. Онъ порывалъ по возможности всѣ связи съ родными и знакомыми, забиралъ тысчонку-другую рублей изъ небольшого своего запаса и ѣхалъ на югъ, предвкушая заранѣе всѣ радости и наслажденія лѣтней жизнью. 

- Цыганомъ, цыганомъ я долженъ былъ родиться!говорилъ онъ иногда.-Лошадей красть, цѣлый день на землѣ валяться. 

- Однако вы въ архивѣ служите, а на землѣ не валяетесь, даже у васъ чинъ «дѣйствительнаго»?-спрашивали его. 

- Что же дѣлать!- отвѣчалъ онъ.- Коли нѣтъ средствъ, будешь служить. И цыганъ медвѣдя на цѣпи водитъ. 

Иногда онъ ловилъ себя на томъ, что, живя три- четыре мѣсяца на лонѣ природы, онъ до того развивалъ въ себѣ эгоизмъ, что ему всѣ люди казались противными. Тогда, лежа безсонной ночью въ постели, онъ жестоко бранилъ себя: 

Безъ совѣсти, безъ чести, старый подлецъ!-говорилъ онъ.- Имѣешь ты право услаждать себя прогулочками и восхищаться восходами солнца, когда милліонъ лодей въ подвалахъ, въ шахтахъ, въ погребахъ, на заводахъ и фабрикахъ, не видятъ свѣта этого солнца? Почему у тебя лежатъ въ банкѣ деньги? Зачѣмъ онѣ тебѣ? Любимой внучкѣ? Черноглазой Мери? А ей зачѣмъ?