206 

1904 

НИВА 

Чтобъ за гусара замужъ выйти? Или за студента? Ей пятнадцать лѣтъ, а она ужъ вспыхиваетъ, когда этотъ математикъ съ угремъ на лбу входитъ. Пошлое воспитаніе! А я еще развращаю ее тѣмъ, что говорю: «Мери, все, что мое, то твое. Пойдешь замужъ-все отдамъ». А вотъ не дать ей ничего, потому что не надо ничего никому давать, если онъ въ этомъ не нуждается. 

И въ такія минуты онъ ненавидѣлъ и Мери, и всѣхъ родственниковъ, и болѣе всего самого себя. Но вставало солнце, и онъ отряхалъ съ себя ночные кошмары. Онъ былъ влюбленъ въ свѣтъ, въ солнечный огонь, въ тепло и жизнь. И эта любовь была сильнѣе любви къ людямъ. Онъ бѣгалъ, прыгалъ, хохоталъ, кричалъ,-совершенно безотчетно радуясь возможности движеній и прикрывая все это тѣмъ, что такое бѣганье называется лаунъ-теннисъ, или кеглями, или воздушнымъ змѣемъ. Иногда онъ смотрѣлъ на свои худыя, подсохшія руки и ноги и радостно прощупывалъ все еще напряженные, крѣпкіе мускулы. Онъ любилъ все это: и свое тѣло, и свои движенія, и людей, любилъ постольку, поскольку они отвѣчали его привычкамъ и воззрѣніямъ. 

Какъ разъ въ послѣднюю ночь, во дворѣ сакли, гдѣ онъ лежалъ, завернувшись въ бурку, сонъ совсѣмъ не приходилъ къ нему. Онъ смотрѣлъ въ темное небо, на сверкающую полярную звѣзду, блестѣвшую надъ темной трубою сакли, и собственная душевная ничтожность, какъ червякъ, точила его. Онъ переворачивался то на одинъ бокъ, то на другой, то садился и закуривалъ папиросу, то ложился опять и закрывалъ глаза. То передъ нимъ вставали пальмы Цейлона, гдѣ онъ былъ лѣтъ двадцать назадъ, то онъ ясно видѣлъ турецкіе минареты, то Ильинку, старую Ильинку, со старымъ гостинымъ дворомъ. Образы эти проходили скучною вереницею, какъ отзвукъ прошлаго, которое не вернется и котораго не было жалко. Ему казалось, что онъ перенесся на самую грань жизни, что здѣсь, въ горахъ,-переходъ къ иному бытію, а все, что осталось внизу-одно томленіе духа. Томленіе духа давило его. Онъ, какъ ему казалось, находился во власти ночныхъ силъ, которымъ была дана власть мучить его до разсвѣта. Ему казалось, что здѣсь, въ горахъ, еще живутъ эти ночныя силы, и еще властвуютъ надъ душою. 

- Да что это, бредъ, начало болѣзни?-спрашивалъ онъ себя, вскакивая. Но тяжелая голова опять клонилась къ подушкѣ, и опять онъ забывался въ какомъ-то бреду. 

Утро разсѣяло страхи. Чай съ коньякомъ освѣжилъ его. Ледяная вода пріятно щипала кожу на лицѣ и ушахъ. Навстрѣчу разгорающейся зарѣ онъ декламировалъ полузабытые старые стихи: 

...Солнца свѣтлый шаръ, 

Въ часы торжественнаго взлёта, Нечистый извлекаетъ паръ Изъ зыби смраднаго болота. Но то же солнце, облаковъ Раздвинувъ пологъ, въ мигъ возстанья Подъемлетъ паръ благоуханья Изъ чаши дѣвственныхъ цвѣтовъ... 

Цвѣты, въ самомъ дѣлѣ, курились вокругъ, кивая пестрыми головками. 

Мистика. Цвѣтокъ-рожденье мистики,-думалъ онъ.-Прежде, въ дѣтствѣ, я вѣрилъ въ чорта, и онъ сидѣлъ въ темномъ углу за шкапомъ, даже показывалъ мнѣ рожки, когда никого не было въ комнатѣ. Потомъ я ни во что не вѣрилъ. А теперь я вѣрю въ него, потому что знаю, что онъ есть. Можетъ-быть, я впадаю въ дѣтство, а можетъ- быть, я начинаю прозрѣвать, и, чѣмъ хуже вижу своими старческими глазами, тѣмъ лучше вижу новымъ, шестымъ чувствомъ, которое развивается подъ старость. 

Дамбіевъ потерялъ ту впечатлительность, что была у него въ молодости. Онъ уже не воспринималъ такъ полно и живо окружающее, какъ въ былые дни. По 

1904 

No 11. 

немъ безслѣдно скользили внѣшнія впечатлѣнія. Но тѣмъ глубже и рѣзче запечатлѣвались въ немъ духовныя стороны бытія, и тѣмъ жгучѣе и страстнѣе просыпалась въ немъ страсть къ познанію вещей. Онъ еще могъ, несмотря на свои годы, работать по шестнадцати часовъ въ сутки, и мозгъ его не утомлялся. Онъ могъ проѣхать десятокъ верстъ, не видя окружающаго, полный тѣмъ внутреннимъ строемъ мыслей, что наполняли его. Но стоипо чему-нибудь рѣзкому, особенному, выступить передъ нимъ хотя мимоходомъ, и все его вниманіе устремлялось на этотъ предметъ, со всей остротой изощренной пытливости. 

Такъ было и теперь. Вереница всадниковъ поднималась гуськомъ въ гору. Взглядъ его небрежно слѣдилъ за примелькавшимся узоромъ цвѣтовъ, какъ вдругъ что-то новое и странное поразило его. 

Въ небольшой балкѣ, верстахъ повидимому въ двухъ отъ нихь, искрилась яркая звѣзда. Это было цѣлое маленькое солнце, дававшее ослѣпительные снопы лучей во всѣ стороны. Оно было подвижное, то почти потухало, то загоралось. Оно двигалось, ползло къ кустамъ, скрывалось за ними, выплывало опять, пропадало и снова вспыхивало. 

Онъ натянулъ поводья, остановилъ лошадь и оглянулся на спутниковъ. И тѣ замѣтили странный предметъ и тоже стояли, вытянувъ шею, прищурившись и зорко смотря въ долину. 

- Что такое?-спросилъ Дамбіевъ. 

Туга издалъ неопредѣленный звукъ. 

- Можетъ-быть, молнія?-спросилъ Дамбіевъ.-Да нѣтъ, днемъ она бы такъ рѣзко не свѣтилась. По ночамъ я видалъ огненные шары, что скатывались внизъ по горамъ. Въ Желѣзноводскѣ по улицамъ катаются. 

- Кто его знаетъ, что такое,- возразилъ Туга и тронулъ лошадь.-Не будемъ глядѣть. 

- Отчего не глядѣть?-удивился Дамбіевъ. 

- Зачѣмъ глядѣть? Это такъ что-нибудь. Поѣдемъ прочь. 

j 

Его спутники тоже обнаружили нѣкоторое безпокойство. Они тронули коней и стали подыматься въ гору. 

А если поѣхать туда, посмотрѣть?- спросилъ Дамбіевъ. 

Не надо,- твердо сказалъ Туга.- Туда можно ѣздить, куда дорогу знаешь. А коли не знаешь, зачѣмъ ѣхать? Вонъ и нѣтъ ничего. Было, да пропало. 

И въ самомъ дѣлѣ, ничего не было видно. Дорога бѣлѣла и келтѣла между камней, сбоку бѣжалъ потокъ и нигдѣ никого и ничего, только ястребъ недвижно паритъ, какъ нарисованный, наверху. 

Они поворотили лошадей. 

- Но какъ вы думаете все-таки, Туга? Что это можетъ быть?-не отставалъ Дамбіевъ. 

- Почемъ я знаю. Поѣдемъ, пожалуйста. 

Онъ ударилъ нагайкой лошадь и сталъ догонять спутниковъ. 

VII. 

Дамбіевъ тоже пустилъ своего коня карьеромъ и вскакалъ на вершину изумруднаго холма. Отсюда еще виднѣе была вся долина. Наверху онъ опять придержалъ ладь и оглянулся. 

Звѣзда сіяла ярче, чѣмъ прежде. Она теплилась и переливалась золотымъ огнемъ. Это было нѣчто движущееся, живое, прекрасное, одухотворенное. 

- Я поѣду туда,-вдругъ воскликнулъ Дамбіевъ. 

- Намъ совсѣмъ туда не надо,- попробовалъ его остановить Туга. 

- Оставайтесь здѣсь, а я поѣду. 

Онъ сжалъ колѣнями лошадь, спустился съ холма и поскакалъ по дорогѣ. Кремни летѣли дождемъ изъ-подъ копытъ, пиджакъ его раздувался по вѣтру. Онъ крѣпче надвинуть шлемъ на глаза и, дыша навстрѣчу теплому