No 14. 

1904 

НИВА 

Въ назначенный часъ послышались рѣзкіе шаги на лѣстницѣ. Ступеньки заскрипѣли, раздался кашель, и Медунцовъ показался на порогѣ въ бѣлой фуражкѣ съ кокардой и съ толстой палкой въ рукахъ. 



Здѣсь, что ли?-спросилъ онъ. 

- Здѣсь,-отвѣтилъ ему Дамбіевъ. 

Онъ вошелъ, не снимая фуражки и не здороваясь. Онъ сѣлъ на стулъ, оперся на палку подбородкомъ и посмотрѣлъ иронически на дочь. 

- Ну, мели, что хотѣла сказать. 

- Вы бы сняли фуражку,-предложилъ Дамбіевъ. 

- Не хочу. Мухъ много. 

- Слушай, отецъ,- заговорила Людмила.- Мнѣ надоѣла вся эта пошлая комедія, что ты разыгрываешь здѣсь. Совершенно для всѣхъ ясно, что ты ни на волосъ не любишь своихъ внуковъ и не заботишься о нихъ. Тебѣ хочется просто прибрать къ своимъ рукамъ мои деньги. 

Дальше,-сказалъ старикъ, когда она остановилась. 

Дальше все то же. Ты готовъ все, что угодно, сдѣлать относительно меня: клеветать, унижать, мѣшать съ грязью, только бы добыть эти деньги. А вѣдь состояніе мое гораздо больше, чѣмъ ты думаешь. Вотъ тебѣ мои бумаги. 

Она швырнула на столъ пачку крѣпостныхъ актовъ. - Посмотри, это тебѣ любопытно. 

Онъ съ жадностью началъ пробѣгать листы. Губы его шевелились и поджимались. Глаза, какъ у хищной птицы, перебѣгали зорко и зло съ одной бумаги на другую. Онъ вынулъ тоненькій серебряный карандашикъ и сталъ подсчитывать. 

А это вотъ бумаги, что лежатъ въ Москвѣ въ банкѣ,-сказала она, подавая квитанціи на храненіе. 

Онъ бѣгло взглянулъ на нее и крѣпко зажалъ бумаги въ кулаки. Казалось, онъ разстанется съ ними не иначе, какъ послѣ того, какъ ему обрубятъ руки. 



Счелъ все?- спросила Людмила. 

- Ну!-сказалъ онъ, тяжело дыша. 

- Я это все отдаю тебѣ. Отдаю совсѣмъ, безкоптрольно. Я оставляю себѣ только небольшое имѣніе подъ Нальчикомъ; даже кисловодскую дачу можешь сдавать, кому хочешь, въ наймы. 

- Вы слышали?- чуть ворочая языкомъ, спросилъ Медунцовъ у Дамбіева. 

- Что вы дѣлаете?-спросилъ Дамбіевъ у Людмилы. 

- Я такъ рѣшила. Больше я не могу. Жить, чувствуя вокругъ злую волю этого старика, какихъ-то мошенниковъ повѣренныхъ, мнѣ это невыносимо. Изъ-за чего это все? Изъ-за того, что мужъ мнѣ оставилъ деньги? Кому это мѣшаетъ? Моему отцу? И пусть онъ беретъ. Мнѣ ничего не нужно. 



Ты серьезно?- спросилъ отецъ. 

- Хороши шутки! Во мнѣ каждый нервъ ходитъ. Нѣтъ, отецъ, чѣмъ скорѣе все это кончится, тѣмъ будетъ лучше. Возьми эти бумаги, поѣзжай къ нотаріусу, составь тамъ дарственную запись, или тамъ что хочешь, не только пусть мнѣ сюда привезутъ подписать. Я сама не поѣду. Слышите? 

- Слышу,-въ какомъ-то отупѣніи проговорилъ онъ. 

Но послѣ этого, отецъ, умоляю, забудь обо мнѣ. Я отдаю тебѣ все, но за это прошу у тебя одного покоя. 

Старикъ забралъ всѣ бумаги. 

- Дай-ка мнѣ газету: завернуть,-сказалъ онъ. 

Руки его тряслись. Дышалъ онъ порывисто. Онъ завернулъ бумаги и накрестъ перевязалъ веревочкой. 

- Мнѣ кажется, отецъ, тебѣ бы пора уйти отсюда,продолжала Людмила. Неужели ты самъ не видишь, какъ мнѣ тяжело твое присутствіе? 

Старикъ всталъ, сбросилъ фуражку, отеръ лобъ и проговорилъ: 

- Я сейчасъ отправлюсь къ нотаріусу. 

1904 

263 

Онъ не могъ надѣть фуражки, голова его горѣла. Его состояніе сегодня удваивалось: онъ чувствовалъ, что сталъ вдвое богаче. 

Дура,-бормоталъ онъ выходя.-Вся въ мать, дура! 

У подъѣзда онъ встрѣтился съ фельдшеромъ, разыскивавшимъ его. 

Сегодня господину Криптову лучше,-доложилъ онъ. 

- Къ чорту!- крикнулъ Медунцовъ и зашагалъ къ своей гостиницѣ. 

Дома онъ еще разъ перебралъ бумаги. Ему казалось, что онъ спитъ. Онъ не могъ повѣрить, чтобъ человѣкъ, не сошедшій съ ума, могъ ни съ того, ни съ сего, отдать свое имущество кому бы то ни было, хотя бы родному отцу. Онъ ходилъ по комнатѣ, смотрѣлъ въ окно, возвращался назадъ, пересчитывалъ бумаги, бралъ карандашъ, подводилъ итоги, улыбался, опять вскакивалъ и опять ходилъ. Онъ чувствовалъ себя счастливымъ послѣ долгихъ лѣтъ сомнѣній, усчитываній самого себя, послѣ безконечныхъ волненій и самообмановъ. Онъ подходилъ къ зеркалу, смотрѣлся и ему казалось, что онъ помолодѣлъ, что въ лицѣ появилось какое-то давно забытое оживленіе. 

- Надо скорѣе, скорѣе съѣздить къ нотаріусу. И есть ли еще здѣсь нотаріусъ?- раздумывалъ онъ.Скверное, маленькое мѣстечко. Берутъ ванны, слушаютъ музыку и не подумаютъ о томъ, что нотаріальная контора гораздо нужнѣе для дѣловыхъ людей. 

Онъ пошелъ въ галлерею, къ парикмахеру, который брилъ его разъ въ три дня и былъ чрезвычайно словоохотливъ. Свѣдѣнія, полученныя отъ этого Фигаро, взволновали старика. 

- Нотаріусъ (онъ именно выговаривалъ это слово съ удареніемъ на послѣднемъ слогѣ) обитаетъ въ городѣ Пятигорскѣ, и если память не вводитъ меня въ заблужденіе, принимаетъ кліентовъ только до трехъ часовъ. Быть-можетъ, тутъ есть нѣкоторое недоразумѣніе, и я вамъ сообщаю ошибочныя данныя, но весьма возможно, что я правъ. 

Онъ говорилъ это, брея правую щеку. Но когда онъ намылилъ лѣвую и захрустѣлъ по ней бритвой, вдругъ ему пришло въ голову новое соображеніе. 

- Завтра праздникъ, послѣзавтра воскресенье. Такъ что вамъ слѣдовало бы побывать у него сегодня, ежели спѣшное дѣло. 

- Да вѣдь туда сорокъ верстъ, когда-жъ я поспѣю? 

У насъ есть спеціалисты, въ два часа доставляютъ. 

Онъ сообщилъ адреса лихихъ ямщиковъ и прибавилъ: - Конечно, увидѣвъ нужду, они понапрутъ на гонораръ. Но ежели кому нужда, за цѣной не стоятъ. Московскую милліонщицу Хрулеву за пятьдесятъ рублей въ полтора часа до Пятигорска возили, когда имъ въ банкъ нужно было. Оттуда не возьмутся, а туда повезутъ. 

- Отчего же оттуда не возьмутся? 

- Оттуда-съ въ гору. А отсюда-самъ экипажъ подталкиваетъ животныхъ, такъ что имъ остается только отдаться инерціи. 

Едва щеки были выбриты, Медунцовъ выскочилъ изъ парикмахерской и кинулся на биржу. Къ счастью, Кондратъ Маркеловъ, на котораго указалъ ему брадобрей, стоялъ на мѣстѣ. Выслушавъ требованія старика, онъ сказалъ: 

- Не возьмусь, жарко. Если бы утромъ, въ часъ сорокъ минутъ доставлю, а теперь и браться не хочу. 

Но старикъ не угомонился. Онъ боялся, что дочь передумаетъ, и что тогда все дѣло будетъ потеряно. Онъ настаивалъ. Кондратъ ломался. 

- Да я васъ не знаю, чего ради я изъ-за васъ буду лошадей зарѣзать,—вдругъ сказалъ онъ, обозлившись.— Я въ первый разъ васъ вижу. Вы мнѣ сто рублей дадите, а у меня на шестьсотъ лошадей пропадетъ. По