286 

1904 

НИВА 

отпираемаго замка: это трусливый паціентъ пробирался къ своей постели. 

Но вотъ послышались скорые, молодые шаги. Въ дверь слегка стукнули и сейчасъ же отворили. На порогѣ остановилась Людмила, ошеломленная темнотой. 

- Ты здѣсь?-спросила она. 

- Здѣсь,-послышалось изъ темноты. 

Она затворила дверь, сдѣлала нѣсколько шаговъ по направленію голоса и остановилась. Она ждала, что онъ скажетъ. 

Но онъ ничего не сказалъ. Она почувствовала его сухую руку на своей рукѣ. Ее притянули къ себѣ безмолвно, она покачнулась, сперва оперлась на ручку кресла, потомъ опустилась на колѣни. 

Сухая рука поднялась къ ея лицу и провела рукой по щекѣ, по подбородку, дотронулась до глазъ и до губъ. Она сбросила шляпку. Рука легла ей на голову, тихо поглаживая волосы. Потомъ опять эта рука взяла ея руку, тихо поднесла къ губамъ. Раздался поцѣлуй-чуть слышный, мучительный. Она не отнимала руки, только прислонилась головой къ его плечу. Онъ обнялъ ее, крѣпко прижалъ къ себѣ, грудь его конвульсивно заколебалась, и какіе-то хриплые звуки раздались въ темнотѣ- плакалъ ли это человѣкъ, или смѣялся, да и вообще человѣческіе ли это были звуки,-трудно было разобрать. 

- Я тебѣ дамъ воды, папа,- сказала она, поднимаясь съ колѣнъ и шаря спички на столѣ. 

Спичка вспыхнула. Она налила изъ графина въ стаканъ и подошла къ нему. 

Передъ ней сидѣло въ креслахъ маленькое сморщенное существо съ красными воспаленными глазами. Щеки его втянуло, губы были безкровны, руки дрожали. Она напоила его, пододвинула къ нему стулъ и сѣла возлѣ. Онъ взялъ опять ея руку и положилъ къ себѣ на колѣни. 

- Три ночи не спалъ,-хрипло сказалъ онъ. 

- Усни, отецъ, кресло большое. Хочешь подушку? 

Онъ отрицательно покачалъ головой. 

Она обняла его, онъ прислонился къ ея плечу. Ей показалась эта старческая, сѣдая голова съ рѣдкими завитушками волосъ-дѣтской. Ей показалось, что отецъ ея обратился въ ребенка. Она испытывала теперь то же чувство, какъ то, что она испытывала, убаюкивая своего ребенка. Тогда ей казалось удивительной и таинственной связь между нею и новымъ, дальнѣйшимъ поколѣніемъ, между тѣмъ человѣчествомъ, что будетъ жить безконечно въ будущихъ вѣкахъ. Эта связь, въ видѣ маленькаго живого звена, лежала у нея на колѣняхъ и была частью ея самой. Но она никогда не чувствовала себя частью матери и отца: точно она начала собою новую породу безъ связи съ прошлымъ. А вотъ теперь, держа въ своихъ объятіяхъ старика, она вдругъ поняла всю свою связь съ прошлымъ, чувство ея къ отцу-ребенку было то же, что много лѣтъ назадъ испытывала его мать, укачивая его на своихъ колѣняхъ. Она вѣрила не только, что ощущенія бабушки были именно такія, но что тѣ сотни бабушекъ и прадѣдушекъ-таинственныхъ, невѣдомыхъ, исчезнувшихъ въ давно-минувшихъ вѣкахъ,-что всѣ онѣ-одно и то же, одна общая, великая цѣпь живого, свѣтлаго духа. Все то дурное, что было въ отцѣ, теперь отпало. Онъ коротко дышалъ и крѣпко сжималъ своей маленькой, птичьей рукой ея пальцы. 

Она зажгла свѣчи. Онѣ тускло загорѣлись. Тѣни разбѣжались по угламъ, забились подъ столы, диваны и за шкапы. Занавѣска, не шелохнувшись, висѣла у окна. Поясъ Оріона горѣлъ и сверкалъ на югѣ. Людмила смотрѣла на это созвѣздіе и опять думала: 

«Да, вотъ такъ, вотъ точно такъ смотрѣли на него мои бабушки и прабабушки. И то же колесо времени такъ же вѣчно вращалось, и лѣто смѣнялось осенью, 

1904 

No 15. 

и осень зимою. Все было то же, тѣ же чувства, тѣ же волненія, та же любовь и ненависть». 

Ясно-ясно всплыла передъ ней фигура бабушки,—той, у которой она воспитывалась. и помнитъ она, какъ у нея въ спальнѣ висѣлъ маленькій овальный портретъ, на которомъ была изображена молодая дама съ волосами колечками, торчащими во всѣ стороны. 

- Это твоя прабабушка,- говорила бабушка:- моя мать-покойница. 

- А отчего же она въ рубашкѣ и ленточкой подпоясана?-спрашивала Людмила. 

- Это не рубашка, а платья такія носили. А вотъ видишь, ребенокъ голенькій, со стрѣлкой,-это я. 

- Зачѣмъ же, бабушка, со стрѣлкой? 

- А это значитъ-амуръ. 

Дѣвочка смотрѣла на изображеніе пухленькаго ребенка, и въ большихъ глазахъ находила сходство съ собою. Но она не вѣрила, что бабушка была когда-нибудь такою маленькою. 

Старикъ заснулъ. Брови его иногда вздрагивали, голова свѣсилась на грудь. Людмила тихо положила ему подъ голову подушку. Она рѣшила, что больше отъ отца не уѣдетъ. 

XX. 

Докторъ, осмотрѣвшій его на другое утро, не могъ отъ него ничего добиться. У него ничего не болѣло, но въ то же вреия онъ говорилъ: 

- Тяжело, тяжело! 

Старика уложили въ постель. Онъ не возражалъ, и тихо лежалъ подъ одѣяломъ. Онъ попрежнему ничего не говорилъ, только слѣдилъ выцвѣтшими глазами, какъ двигалась по комнатѣ дочь. Иногда глаза его выражали удивленіе. Онъ удивлялся на ея талію, спину, руки, профиль. И неужели это была его дочь? Неужели это плоть отъ плоти его? 

Она часто ловила на себѣ его взглядъ. Сначала она подходила къ нему, и спрашивала: 

- Не нужно ли тебѣ чего, папа? 

Но онъ отрицательно моталъ головой. Тогда она поняла, что онъ смотритъ на нее, потому что ему пріятно смотрѣть, и потому, что онъ ее любитъ. 

Къ вечеру она поѣхала къ дѣтямъ. На смѣну ей явился Дамбіевъ. И Дамбіевъ показался ему другимъ. На щекѣ была морщинка, придававшая всему лицу свѣтъ и улыбку. Онъ добрымъ взглядомъ смотрѣлъ откуда-то сверху, и ноги его казались еще длиннѣе, чѣмъ прежде. Въ выраженіи лица Медунцова онъ узнавалъ тѣ же болѣзненныя впечатлѣнія и грёзы, что волновали его во время недавней болѣзни. 

- Что такое жизнь?-вдругъ спросилъ Медунцовъ. 

Дамбіевъ оторвался отъ книги, которую читалъ, и перевелъ глаза на больного. 

- Вы у меня это спрашиваете?-сказалъ онъ. 

- Все равно, у кого-нибудь. Пусть кто-нибудь отвѣтитъ. 

- Гм!.. Это вопросецъ сложный. Съ какой точки поглядѣть. 

Онъ помолчалъ. 

- Вотъ Шекспиръ, сказалъ,-заговорилъ онъ:-что жизнь — мимолетная тѣнь, игра комедіанта, сказка, которую разсказываетъ глупый человѣкъ. А другіе говорятъ, что это «даръ прекрасный». А когда я учился, то мнѣ казалось, что жизнь есть результатъ цѣлаго ряда органическихъ процессовъ... 

- Не про эту жизнь,- недовольно возразилъ Медунцовъ. 

Знаю, вы не про ту жизнь, которая питаетъ тѣло, заставляетъ биться сердце, способна на размноженіе и смерть. Да? 

- Да... 

- Вы про ту, что горитъ у васъ въ мозгу и что-то все силится познать, и познать не можетъ?