366
1904
НИВА
ное, что должно разыграться нѣчто совсѣмъ уже необыкновенное. Это необыкновенное висѣло въ воздухѣ, всѣ къ нему мысленно готовились, одни съ упованіемъ, другіе съ изумленіемъ, третьи со страхомъ.
И этотъ ясный солнечный день въ половинѣ іюня былъ избранъ судьбой для начала великой перемѣны.
III.
Уже давно всѣ отпили чай, и Сила Семенычъ съ Малашей и другими, «временными слугами», перенесли столъ изъ палисадника на поляну, неподалеку отъ дома, гдѣ начинался небольшой паркъ, съ трехъ сторонъ окружавшій домъ.
Здѣсь подъ густыми вѣтвями стараго дуба, дававшаго хорошую тѣнь, они приготовляли столъ для завтрака. Сила считалъ приборы, ихъ было девять. Сестры Чернецкія обѣ должны были пріѣхать къ этому завтраку.
Марья Матвѣевна собственноручно нарвала цвѣтовъ и, въ видѣ пышнаго букета, водрузила ихъ на столѣ. Что-то торжественное проглядывало во всѣхъ движеніяхъ и дѣйствіяхъ усадебной прислуги. Всѣ чувствовали, что насталъ день, когда все должно «разрѣшиться».
Было извѣстно, что Владиміръ Павловичъ съ племянникомъ все уже осмотрѣли, и Александръ Васильевичъ сдѣлался уже вполнѣ хозяиномъ. Изъ разговоровъ между пріѣзжими и хозяевами до ушей прислуги долетали кой-какія слова, изъ которыхъ были сдѣланы выводы.
Только Родичевъ, котораго прислуга не любила за его барскую спѣсь, нисколько не оправдываемую его внѣшнимъ видомъ, благополучно спалъ до сихъ поръ въ своей комнатѣ наверху; остальные поднялись раньше обыкновеннаго, и въ ихъ лицахъ было выраженіе ожиданія чего-то важнаго.
Острогоновъ, изрядно нашагавшись въ полѣ, гдѣ онъ присматривался къ мужицкимъ работамъ, пришелъ къ дому и нетерпѣливо ходилъ по полянѣ, отъ времени до времени исподлобья посматривая на суетившихся слугъ. Онъ, видимо, обдумывалъ что-то рѣшительное и важное, и, когда у стола появлялась Малашка, глаза его подолгу останавливались на ней.
Нѣсколько разъ, когда на минуту Малашка оставалась одна, онъ порывался подойти къ ней и поговорить съ ней, но вдругъ появлялся Сила или кто-нибудь другой, и онъ съ досадой оставлялъ свое намѣреніе.
Наконецъ, это ему надоѣло, и онъ скрылся въ глубинѣ парка, въ той сторонѣ, гдѣ протекала рѣчка.
Тогда и слуги, до сихъ поръ дѣлавшіе свое дѣло молча, заговорили между собой. Малашку давно уже интересовало многое изъ того, что происходило вокругъ, а Силу она считала человѣкомъ мудрымъ, который все можетъ разъяснить. И она обратилась къ нему:
- Што это, Сила Семенычъ, сказываютъ, будто сусѣдскія барышни у пасъ въ родѣ какъ бы замѣсто хозяекъ жить будутъ? Неужто правда?
Сила Семенычъ нахмурился и сдѣлалъ сурово-сосредоточенное лицо. Онъ отвѣтилъ, переставляя тарелки, положеніе которыхъ находилъ недостаточно симметричнымъ:
- Можетъ, и правда, а можетъ-и нѣтъ... только такъ надо сказать-не твоего ума это дѣло...
Но столь рѣшительный отпоръ нисколько не потушилъ любознательности Малашки, и она продолжала разспрашивать...
- И еще сказываютъ, будто онѣ этакъ-то... одна вотъ, которая лѣкарша-съ Петромъ Егорычемъ, а другая съ нашимъ бариномъ... и будто безъ всякаго браку...
Послѣ столь смѣлаго проявленія любознательности со стороны Малашки Сила Семенычъ вдругъ разсвирѣпѣлъ:
Отгрызи себѣ кусокъ языка; больно онъ у тебя длиненъ...-прикрикнулъ онъ на Малашку:-въ мое время за этакія рѣчи тебя бы на конюшнѣ какъ есть выпороли бы...
- Ой...- Малаша вытаращила на него глаза:- ой, Сила Семеновичъ, что это вы страсти какія говорите: неужто можно, чтобы дѣвку на конюшнѣ пороть?
1904
No 19.
- То-то и оно, что вы, нонѣшнія, этой науки не знаете, а мы ее на своей спинѣ во-какъ произошли... Ну, ну, знай свое служебное дѣло: раскладывай ножи да вилки, а я пойду за закуской.
И онъ ушелъ, а Малашка раскладывала ножи да вилки, предаваясь размышленію по поводу сообщенія Силы Семеныча о прошедшихъ временахъ.
Въ это время изъ-за густыхъ дубковъ вынырнулъ Острогоновъ и, неслышно, хотя и рѣшительными шагами, подойдя къ Малашкѣ, положилъ ей на плечо свою тяжеловѣсную руку.
- Малаша,- произнесъ онъ, и въ его обыкновенно грубоватомь и суровомъ голосѣ слышалась вибрація, придававшая ему нѣжность.
Малаша вся вздрогнула.
-- Охъ, Господи! Это вы, баринъ... а я думала, Богъ знаетъ что... Прямо всю испужали...
- Ты меня не пугайся, Малаша,-кроткимъ голосомъ сказалъ Острогоновъ:--я вѣдь къ тебѣ съ добромъ.
- Ну-да,-съ недовольно искренней суровостью возразила Малашка:-знаю я, какое это есть добро... Всѣ вы съ одинаковымъ пристаете. Вотъ и этотъ, какъ его... много васъ тутъ, баръ, всѣхъ не упомнишь,-вотъ, который съ иностранной бородкой...
- Родичевъ?-воскликнулъ Острогоновъ, и глаза его гнѣвно заискрились.—Подлецъ! Я ему ребра переломаю.
- А какъ же! Приходи, говоритъ, наверхъ, да еще, говоритъ... Какъ же! Такъ я и пришла... не на таковскую напалъ...
- Подлецъ,-повторилъ Острогоновъ, сжимая кулаки и сильно хмуря брови.- Слушай, Малаша... я не такой, какъ они... ты должна понимать это; вотъ ты сама скажи: развѣ я такой, какъ этотъ Родичевъ?
Малашка перестала возиться съ ножами и вилками, оправила свой передникъ и посмотрѣла на него очень серьезно. Она отвѣтила:
- Нѣтъ, это надо по совѣсти говорить: вы не такой. Вы баринъ хорошій... Вы, даромъ, что лицо у васъ строгое,-а вы сердечные... это ужъ надо по совѣсти сказать.
- Ну, вотъ... такъ и давай поговоримъ, какъ слѣдуетъ,-предложилъ Острогоновъ.
Малаша покачала головой.
- Ужъ не знаю, объ чемъ и говорить станемъ!произнесла она, хотя по глазамъ ея было видно, что она это знала. Острогоновъ не въ первый разъ зачиналъ этотъ разговоръ.
- Объ чемъ?-сказалъ онъ.-Да какъ же объ чемъ? Это исно. Говоришь, я тебѣ по душѣ, вотъ и ладно. А ты мнѣ нравишься... Ты дѣвушка разсудительная, работящая... Ну, значитъ...
Малаша слегка испуганно посмотрѣла на него. - Охъ, что это вы, баринъ... Не пойму я вашихъ рѣчей, баринъ...
Острогоновъ вдругъ сурово нахмурился и возразилъ ей съ какой-то необыкновенной горячностью:
- Не баринъ я... Такъ и знай, Малаша,-я не баринъ; быль бариномъ да бросилъ это... Ты должна знать все это: была у меня земля, я ее крестьянамъ продалъ, за безцѣнокъ продалъ, за такую цѣну, чтобы мнѣ хватило прожить по-мужицки, и теперь вотъ мужикомъ стану... отъ того я не баринъ, и не называй меня такъ, Малаша...
И вдругъ голосъ его, только-что суровый и бурный, зазвучалъ нѣжностью:
- Эхъ, Малаша! Растолковалъ бы я тебѣ, все растолковаль бы, да не умѣю... Не поймешь. Слушай,прибавилъ онъ и осторожно, любовно положилъ ей на плечо свою руку: — слушай: барство я бросилъ не на словахъ только, а по-настоящему, бросилъ — и никогда къ нему не вернусь,-я тебѣ равный. Мужикомъ стану. Пахать, косить буду... Ну, такъ вотъ подруга мнѣ нужна... Хочешь женой мнѣ быть, иди за меня...