No 20. 

1904 

НИВА 

изъ которой произошелъ Михаилъ Ивановичъ, родившійся 20-го мая 1804 г., въ селѣ Новоспасскомъ, смоленской губерніи, въ собственномъ имѣніи отца его, отставного капитана Ивана Николаевича (стр. 382), и матери Евгеніи Андреевны. 

Михаилъ Ивановичъ родился золотушнымъ ребенкомъ, взлелѣянъ былъ попеченіями бабушки, вращался въ отроческіе годы въ женской средѣ, и въ немъ развили качества крайней впечатлительности и первности. Все это, конечно, не могло не имѣть вліянія на его дальнѣйшее развитіе. На двѣнадцатомъ году жизни его приняли въ благородный пансіонъ, гдѣ учились мало и поверхностно. Объ этомъ подробно разсказываетъ въ своихъ «Литературныхъ воспоминаніяхъ» И. И. Панаевъ. Предаваясь музыкѣ и разнымъ знакомствамъ, М. И. запустилъ свои занятія настолько, что къ выпускнымъ экзаменамъ совершенно отсталъ отъ своихъ товарищей; кое-какъ подготовившись, онъ вышелъ однако побѣдителемъ, благодаря отчасти своей прежней репутаціи хорошаго ученика, и все-таки окончилъ курсъ вторымъ ученикомъ, съ правомъ на чинъ X класса. Въ школѣ онъ много занимался музыкой, для чего предоставлены были ему всѣ лучшія средства, начиная съ рояля извѣстной въ то время фабрики Тишнера; рояль хранится въ музеѣ Глинки (стр. 384). 

звонъ съ 1791-1812 

1904 

383 

дился онь за фортепіано и погружался весь въ свою игру, не видя и не зная, что около него творилось». 

нынѣ 

Звонъ колоколовъ въ Новоспасскомъ. Будучи ребенкомъ, Глинка страстно любилъ прислушиваться къ этому звону. Это былъ первый проблескъ его музыкальныхъ способностей. 

пріятной и выразительной физіономіей. Мы скоро сошлись, и нельзя было не полюбить его сразу: образованный умъ, увлекательный разговоръ, приправленный порядочной долей юмора, дѣлали его бесѣду желательной». Приблизительно въ такомъ же родѣ описываетъ его другой современникъ, графъ В. А. Соллогубъ: «...Всего выразительнѣе въ немъ оказывались глазки, то неподвижные и задумчивые, то сверкавшіе искрами, то расширявшіеся и глубоко-торжественные подъ наитіемъ вдохновенія сверхъестественнаго. Онъ обыкновенно молчалъ или шутилъ довольно рѣдко на семинарскій ладъ, часто са

Глинка, какъ извѣстно, превосходно пѣлъ; у него былъ теноръ; большинство изъ шестидесяти пяти его романсовъ написано для этого голоса. Вотъ какъ Сѣровъ описываетъ въ своемъ журналѣ «Искусство» (1860 г.) пѣніе Глинки: «Голосъ его былъ теноръ, не особенно высокій, не особенно красиваго тембра, но чисто-грудной, звучный, иногда на высокихъ нотахъ металлически-рѣзкій и во всемъ регистрѣ необыкновенно гибкій для страстнаго драматическаго выраженія. Иногда являлись звуки съ тембромъ нѣсколько носовымъ, только это приходилось всегда такъ кстати, что даже не могло считаться недостаткомъ; произношеніе словъ самое явственное; декламація вѣрнѣйшая, превосходная. Глинка отчеканивалъ въ своемъ пѣніи каждое слово. Поэзія его исполненія не передаваема! Какъ всѣ первостепенные артисты, онъ былъ въ высшей степени «объективенъ», погружался въ самую глубину исполняемаго, заставляя слушателей жить тою жизнью, дышать тѣмъ дыханіемъ, которое вѣетъ въ идеалѣ исполняемой пьесы; оттого онъ въ каждой фразѣ, въ каждомъ словѣ былъ характеромъ, воплощеніемъ; оттого увлекалъ каждой фразой, 

Усадьба Глинки въ Новоспасскомъ. Внутренній видъ залы. 

Мельгуновъ такъ говоритъ о Глинкѣ того времени: «Если бы кто видѣлъ его, сидящаго въ лѣтнюю лунную ночь у окна, съ географіей Арсеньева или съ любимымъ Кювье въ рукахъ, видѣлъ бы, какъ онъ сводитъ глаза съ книги на мѣсяцъ и съ мѣсяца на книгу, тотъ, навѣрное, сказалъ бы: «это прилежный мальчикъ, но наука не его назначеніе,- онъ рожденъ быть художникомъ». П. А. Степановъ даетъ такое описаніе внѣшности Глинки въ 1825 г.: «Глинка былъ маленькій, худенькій, блѣдный, но съ очень 

года 

каждымъ словомъ». 

При такихъ условіяхъ не удивительно, что Глинка пользовался большимъ успѣхомъ въ аристократическихъ домахъ и бывалъ не только желаннымъ гостемъ ихъ, но и баловнемъ всѣхъ салоновъ. Большое вліяніе имѣло на его пѣніе, кромѣ итальянца Беллони, у котораго онъ учился пѣть въ Петербургѣ, его пребываніе въ Италіи; вотъ что онъ говоритъ, между прочимъ: «Частое обращеніе между первоклассными пѣвцами и пѣвицами практически познакомило меня съ капризнымъ и труднымъ искусствомъ управлять голосомъ и ловко писать для него». 

звонъ съ 1812- по 

Свои взгляды на задачу русской музыки Глинка высказалъ однажды Ѳ. Толстому послѣ просмотра его партитуры: «Le m dicin malgr  lui» въ такой формѣ: «Съ подобными пустяками нашему брату, русскому композитору, выступать передъ публикой не слѣдуетъ. Намъ предстоитъ задача серьезная: выработать собственный стиль и проложить для оперной русской музыки новую дорогу. Продолжай писать романсы; можетъ-быть, и набредешь на новыя какія-либо формы камерной нашей музыки, которая отъ нѣмецкихъ либераловъ отстала, а къ коренной родной пѣснѣ не пристала. Я началъ работать